Боярский сын. Книга вторая: Сотня специального назначения

Озадачиться, или даже испугаться боярин не успел. Как и задать этот вопрос вслух. Граф Бочкарев ответил раньше.

– А мы, если общими усилиями, да велением Его Сиятельства князя Владимирского Столетова Александра Сергееича, да благословением митрополита Гермогена уничтожим эту заразу, то… честь нам и хвала!

– Общими усилиями, – усмехнулся про себя Николая, приводя в состояние покоя нервную систему, несколько покореженную после первых слов графа, – а работать-то мне. Ну, если за приличную плату, так и не жалко.

– Итак, Николай Ильич…

Боярин вместо слов «отключил» действие одного из артефактов.

– Ох! – прикрыла рот ладошкой, и отступила на пару шагов графиня.

– Ага! – словно торжествуя, и подтверждая какой-то свой вывод, крякнул граф Бочкарев.

Митрополит еще раз перекрестился; три раза подряд. Ну, а князь просто отвел в сторону руку, останавливая бросившегося было вперед телохранителя. Боярин и этот обозначивший хорошую подготовку мулата бросок, и реакцию самого Столетова оценил. А потом снял с пояса один из элементов проявившейся для всех воинской амуниции. А именно – арбалет, сейчас не заряженный. Телохранитель еще раз дернулся, но уже на месте.

– Вот из этого, и подобного ему оружия, – негромко, но весомо начал предъявлять свои претензии боярин Шубин, – люди графа Стрешнева пытались убить меня. И не только меня. Только провидением Господа бога нашего, у храма которого и была эта попытка злодеяния, никто не погиб. Потому обозначу свои претензии к тем, кто причастен. Это – сам граф Стрешнев Борис Николаевич, ныне усопший. Его холоп-алхимик, промышлявший Черным, смертным Даром. Думаю, тоже провалившийся в сам ад. А еще – мастер, что изготовил этот самострел, и артефактный мастер, который нанес на него нужные узоры. Сам же граф Стрешнев Борис Николаевич признал виновными в нападении на меня еще и жителей деревеньки Переборово. Вот всех этих виновников…

– Мастера иноземного с детьми, да тварь, что узоры нечестивые творит, забирай, – прервала его графиня, – в холопы, да пожизненные. А с Переборовым… нет у меня над ними власти. Свободные…

– А мне люди и не нужны, – усмехнулся боярин, – своих хватает. А вот земли, которые граф Стрешнев отвел им в аренду, да дома с утварью, которыми наделил… тоже временно, я хотел бы забрать.

– А?!…

Графиня явно хотела сложить из пальцев фигу, да сунуть ее под нос зарвавшемуся юнцу – вон как правая ладонь дернулась. Но, видимо, вспомнила, чем недавно грозил этот самый отрок. Который, кажется, и не брился еще в своей жизни ни разу, но смел вот так спокойно и настойчиво торговаться. Нет – не с ней, не с вдовой графа Стрешнева. Здесь и сейчас все решал владимирский князь! Он и кивнул, соглашаясь. Боярин же поспешил добавить:

– И все свое имущество, которым означенные мастера пользовались, или могли пользоваться в злодейских намерениях, тоже отходит мне. А насчет земли, да деревушки Переборова, которая с моими землями общей границы не имеет, так к ним еще прирезать прибрежную полосу вдоль Нерли – до моего замка. Шагов на сто с правого берега по течению. Вот тогда я буду полностью удовлетворен. И все силы приложу… вон туда.

Он мотнул головой в сторону лаборатории. А остальные переводили взгляды с одного лица на другое; словно спрашивая друг у друга: «Откуда этот малец вылез, наглый такой?». И во всей этой компании, кажется, только граф Бочкарев был доволен этим торгом. Наконец, все взгляды остановились на лице графини, опять вернувшим прожитые годы.

– Я… согласна, – вымучила она из себя; потом почти яростно выкрикнула, – только похолопить мастеров прямо сегодня, здесь, при мне!

– Отчего не угодить вам в малом, Елизавета Матвеевна, – пожал плечами Николай, – там как раз и подполковник Стрельцов нас ждет. Точнее, обещал дождаться. А нет – так и послать кого не трудно за ним. Вот клятвою с холопами… бывшими холопами графа Стрешнева и обменяюсь – честь по чести. Но тогда и грамоту с картою в обмен потребую тут же. Или это долгое дело?

Вместо графа Бочкарева, к которому повернулся Николай, ответил сам князь.

– Давай, Николай Ильич, завершай уже. Все твои… претензии, высказанные здесь, учтем. В том мое слово. Оставлю за себя графа Разумова; он в княжестве такими делами заведует. Вот с ним все дела и порешаете. Как документы составите, так мои подпись и печать будут. Начинай уже.

– Ну, на слово, значит, на слово, – молча кивнул Николай, – а тебя, Елизавета Матвеевна, я прочитал правильно. Артефакторшу тебе, быть может, и жаль. Продать можно было, под благовидным предлогом. Или удавить потихоньку, вместе с сыном. Который – что ни говори – конкурент твоему собственному. Уж это-то в законе прописано. А вот побывав сыном холопки… шалишь – тут для парнишки и его матери все концы отрубаются. Жалко их? Как ни странно – ни капли. Потому как у меня будут жить нормальной жизнью, а здесь – хорошо, если неделю проживут…

Вместе с этими словами Николай священнодействовал. А точнее, повторял ту самую процедуру, которую провел недавно; на поле, перед зрителями. Единственным, и кардинальным отличием для Одаренного было то обстоятельство, что работал он теперь со стороны, используя хорошо видимый жгут Силы, состоящий из частичек Электричества. Жгут как-то неторопливо преодолел воздушный купол, не разрушив его, дотянулся до конька крыши лаборатории – в метре над ним. Там чуть замер, словно принюхиваясь, и обрушился вниз кончиком «хобота», почти мгновенно образовав свой купол, сквозь который никто не мог видеть, что творится теперь внутри здания.

Никто, кроме самого Николая. Теперь и он увидел то, что так смутило опытного Одаренного. Впрочем, вглядываться в адскую картину боярин не стал. Убедился мельком, что на самом деле все в подвалах обстоит еще ужасней, и сконцентрировался на собственной Силе. Которой – учитывая подросший Источник, и полученный (в виде сдачи, ага!) еще один дополнительный – стало у него куда как больше. Внутри электрического купола бушевал ураган, сметая, и стирая из реальности все, что творилось прежде в нем. И само здание, и странного вида приборы и емкости с зельями внутри, и мертвую плоть… кажется, саму память о них. По крайней мере, сам Шубин предполагал, что недавняя картинка не будет возвращаться к нему в жутких сновидениях. А как у остальных…

– Это их проблемы, – решил он, не отвлекаясь от руководства Силой.

Которой теперь у него оставалось ровно столько, сколько вмещалось в один Камень. Резерв, который Николай установил для себя на самый крайний случай. Такого здесь не было. Энергии, что сжигала, а вернее трансформировала материю в подобие самой себя, хватало с избытком. С таким, что опять проявилась проблема – куда этот избыток девать?

– Куда-куда? – чуть нервно спросил у себя Шубин, – жалко, конечно, но – в небо, конечно. Еще один фейерверк для оставшихся. Или… в землю? А что – надо попробовать!

Первый «кирпичик», который Николай создал буквально из ничего – по собственному мнению из чистой энергии – лег на самое дно котлована, уже образованного на месте подвалов. Николай при этом «заставил» себя забыть о хорошо известной формуле «Е равно эм це в квадрате»

– Если считать по «чистой» физике, так ничего и не получится, – решил он, – мозги просто не дадут Дару сработать как надо. А тут – гляди ка – один кирпичик к другому! Ну, прям как тротуарную плитку в Москве укладываю. А аккуратно-то как. Считай, теперь могу и за Одаренного Земли поработать. На других принципах, конечно. Но главное ведь результат?

Наконец боярин решил, что бушевавшая до сих пор внутри купола Сила вполне уместится внутри артефактных Камней в Источниках. Обратный процесс прошел куда как быстрее. Не за мгновение, конечно – тут никакие магические каналы не справились бы. Но вот – перед глазами изумленных зрителей вместо достаточно большого здания, и подвалов под ним зияет котлован идеально ровных очертаний. Да еще вымощенный аккуратными плитами.

– Принимайте работу, – хотел воскликнуть Николай.

Но… промолчал. Тут и без слов было видно – работал сильный, и достаточно умелый Одаренный. А то, что ему недавно исполнилось шестнадцать лет…

– Так молодость – это недостаток, который проходит с годами, – боярин Шубин улыбнулся теперь широко и открыто.

Глава 2

– Какие гости, однако, невежливые оказались!

Николай действительно удивился, увидев, что из многочисленной… толпы приглашенных на «хлеб и зрелище» благородных представителей Владимирского княжества дожидаться своего князя, хозяйку дома, ну, и в придачу к ним победителя того самого зрелищного мероприятия осталась хорошо если десятая часть. Которая теперь делилась на две жалкие кучки. Большая – свита Владимирского князя, и немногочисленная, меньше десятка знакомых боярина Шубина, которые действительно желали ему победы.

– Да и то, – окинул он взглядом «свою» часть болельщиков, – кто-то тут оказался только по факту такого неожиданного результата. Вот боярин Колокольцев Игорь Семенович – зачем он здесь? Из сословных правил? Ага – вон оно что! Давно в морду не получали, Ваше Сиятельство?

Обозначенный боярин, не так давно одаривший Николая перстнем, показывающим его статус среди благородных, пытался что-то ворковать на ушко Анфисы Никаноровны. Николай не то чтобы сильно разгневался, особенно учитывая то обстоятельство, что женщина стояла с лицом, выражавшим лишь вежливое… ну, почти вежливое внимание. Внутри же нее парень хорошо читал и злое раздражение; и желание как раз дать пару раз по щекам назойливому ухажеру (вместо Николая, ага; или раньше него); и главное – нетерпеливое ожидание. Кого? Да его же, боярина Шубина. Выразилась оно в резком движении руки, которую боярин Колокольцев так и не успел поймать в свои, и броске к Николаю, с отчетливым вздохом облегчения.

Сам же Николай, совсем чуточку устыдившийся тому обстоятельству, что так таинственно покинувший Анфису, единственного тут ему родного человека – без объяснений и даже успокаивающего кивка – вот теперь только и кивнул, задержав женщину на приличном для окружающих расстоянии. То есть, обхватив ее за плечи, и не дав броситься на грудь, в объятия. Да еще поспешил и словами успокоить, добавив для перемены настроения еще хорошую такую дозу ревности, пополам с угрозой:

– Все хорошо, родная моя. Отлучился на минутку, да. Зато результат есть, приличный. Можно сказать, у князя, да графини Стрешневой выцарапал все, что хотел. А этот… хмырь что от тебя хотел? Может, его тоже на дуэль вызвать?

– Ой, Коля, не надо, – Анфиса поспешно отступила от него – на полшага, не больше, и поднесла ладонь ко рту, – не связывайся. Это не больше, чем игра безобидная. Вот увидишь, теперь он ко мне разве что попрощаться подойдет. И то – в твоем присутствии. Страху ты нагнал на людей. Видишь – не стал никто и ждать; не то что к столу, как обещано было, оставаться. А все слушок, пущенный кем-то про яды. Было ведь, было?

Теперь она требовательно глядела на Николая. А у того было чуток свободного времени – пока князь объяснялся с графом Разумовым. Так что он коротко, и почти беззвучно доложился; как уже привык за все то время, когда Анфиса и стала тем самым единственным человеком в этом мире, на кого он мог положиться.

– Но не во всем, не во всем, – поправил он себя, – что-то и придержал. Для твоего же благополучия, Анфиса Никаноровна. Про второй Источник, как и обещал – ни-ко-му! Ага, а насчет людей, кому можно полностью доверять, так вон – целый десяток стоит, бездельничает! Надо бы озадачить. Да хотя бы одного, того же Семку Буденного.

– Семен, – проговорил он чуть громче, и парень, больше понявший, чем услышавший его призыв, сорвался с места.

– Слушаю, Ваше Сиятельство! – вытянулся он перед боярином, ничуть не запыхавшись и гордый от того, что понимает, как правильно вести себя среди благородных господ.

– Ты вот что, Семен Михайлович, – тут же одарил его ответной вежливостью Николай, – скачи ка в деревню свою, в Переборово. Пусть сюда старший сейчас же явится. Есть там такой теперь, после отца то твоего, удравшего в дружину княжескую?

Тут Николай откровенно усмехнулся; ну, и казачок позволил себе улыбку:

– Есть, как не быть…

– Так вот пусть он сюда поспешит, – перебил парня боярин, – да пусть пару телег сюда направит, добро в замок отвезти. Расплачусь щедро – так ему и передай.

– Скакать? – чуть удивился Николай, – да я… да мы ж в последнее время уже и позабыли, как конским потом пахнет.

– Вон – моего возьми, – мотнул головой Николай.

– Ух ты!