Банкир. Клан «Восточный банк»

Ванная комната от его собственной, что осталась на девятом этаже панельки, отличалась размерами и былым великолепием. Размерами она была раза в четыре больше, а наполнением… Ванна – огромная, больше напоминавшая мраморный бассейн, была в наличии. Но вот из того, что и делает такую ванну шедевром банного искусства, не было ничего. Ни краников; ни смесителя на гибком шланге, или стойке, ни… Ничего, кроме дыры в потолке, и единственной кнопки, вделанной в стенку грубо, без всякого соблюдения соразмерности. В том смысле, что в то же отверстие, откуда торчала эта кнопка, можно было засунуть еще пару пальцев.

Ничего и никуда Саша засовывать не стал. Он подошел ко второму, последнему здесь предмету. Располагался этот огромный горшок с крышкой там, где строители отеля когда-то разместили унитаз. По крайней мере следы, что остались на материале, заменившем плитку стен и пола, говорили об этом. Ну, и отверстия, откуда вливалась вода, и выливалось то, что она должна была нести, тоже примерно соответствовали санитарным нормам родного для парня мира. Отсутствие столь необходимой вещи Александр объяснил себе мгновенно.

– Вода! Без воды унитаз это… нечто! Тюрьма для дерьма. Без права помилования. А значит…

Он решительно сорвал крышку с горшка, который явно был ночным, задержал дыхание, и… и ничего. Атмосфера в ванной комнате если и поменялась, то Саша этого не уловил. Из горшка ничем не пахло. Совсем ничем! Что, учитывая жесточайший дефицит воды, вызывало уважение. Он уже примерился было использовать горшок по назначению, что было не удивительным, учитывая недавний невообразимый бизнес-ланч, и добавку к нему, но что-то вовремя его остановило. Что-то появившееся в нем недавно, в этом мире. Проще всего эту родившуюся способность сам Александр назвал бы умением выстраивать логические цепочки. Здесь цепочка была одна, и очень короткая. Саша выстроил ее так: «Горшок – отсутствие туалетной бумаги, или чего-то, заменяющего ее – ограниченное количество воды – одежда на мне. Кстати, очень запыленная». Действия Главы клана троллей, вызванные осознанием этой цепочки, были тоже просчитаны до секунды.

Александр вернулся в комнату, разделся догола. За отсутствием вешалки и стула со спинкой, куда все это можно было повесить, пришлось использовать спинку кровати. На ней достаточно аккуратно разместилось все, кроме брюк и туфель, которые парень осторожно, но тщательно вытряхнул в ванной – прямо над сливным отверстием. Пробка-затычка с цепочкой, кстати, тоже отсутствовала. Брюки оказались на дужке, что представляла собой спинку кровати, а туфли под ней. Сам же Александр нагнулся, чтобы поднять с пола последний артефакт из родного мира, о котором он совершенно забыл, и который сейчас выскользнул с негромким звоном из кармана брюк. Это была связка ключей от квартиры и машины, на которой вместе с автомобильным брелком болталась еще и флешка. Как понял новоиспеченный Глава клана троллей, никакой ценности в новом мире эти предметы не представляли. Потому он и закинул связку небрежно в приоткрытую сумку. Сейчас она занимала законное Сашино место на кровати. И из нее, показалось Александру, раздался возмущенный то ли писк, то ли визг. Саша почему-то опять вспомнил Малыша, алабая – такого, каким он был в первый день появления в родительском доме. Смешной месячный щенок с обрубленными ушами и хвостом вот так же пищал, пытаясь найти свое место в новом для себя месте. Точно так же, как и сам Александр здесь.

И парень, окинув сумку неожиданно ласковым взглядом, проворчал:

– Ладно, Малыш, можешь полежать пока на моей кровати… пока я здесь все свои дела не сделаю.

И он шагнул в ванную, чтобы совсем скоро убедиться, что логическую цепочку он выставил правильно. Чуть теплая вода, лениво падающая из отверстия в потолке, действительно закончилась, как только последние грязные струйки исчезли в сливном отверстии. А Александр, обведя взглядом голые стены, еще раз убедился, что вытереться тут абсолютно нечем. Но огорчился не очень сильно. Точнее, совсем не огорчился, вспомнив про четкий квадрат солнечного цвета, что солнце «нарисовало» на полу у окна. Туда он и отправился; принимать теперь уже солнечную ванну.

Что удивительно, никакого жара здесь Саша не ощутил. Несмотря на полное отсутствие кондиционеров и вентилятора (тут его ленивая мысль заставила повернуть голову, и посмотреть на зловещий крюк) в номере было не жарко. Он снова повернулся к окну, заметив там, внизу, какое-то движение. Это был самый обычный гоблин, который неторопливо брел в тени короткой улочки. Вот он остановился, поднял что-то с пыли, и, подув, сунул это «что-то» в рот. Александр до того увлекся разглядыванием картинки, и определением того, что же местный житель посчитал съедобным, что совершенно не отреагировал на шевеление за спиной.

Дверь, ведущая в эту комнату из коридора, была действительно абсолютно бесшумной, но вот кто-то зашуршал одежной, и даже, кажется, что-то бессвязно проворчал от нее. Парень медленно повернулся и застыл при виде фигуры – странной и нелепой, даже с учетом тех, кого он сегодня уже видел.

Существо, стоящее перед дверью, было облачено в какую-то хламиду пыльно-серого цвета до пола, и нечто невообразимое на голове, скрывавшее эту самую голову. Ростом оно было… даже чуть ниже Гобла с Доблом, так что смутно знакомая корчага в его руках скрывала эту фигуру от оценивающего взгляда Александра наполовину.

– Ты кто? – хриплым голосом спросил он, отступая на всякий случай к окну.

Существо откинула головной убор, оказавшийся капюшоном, на спину, и оказалось гоблином. Точнее (поправил себя парень) гоблиншей неведомо какого возраста. Скорее всего, весьма почтенного, судя по морщинам, избороздившим ее лицо, и носу, который давно уже стремился к подбородку, и совсем скоро собирался его достичь.

– А что, у гоблинов носы растут до самой смерти? – задал Александр вопрос собственному воображению.

Но ответить не успел – первой ответила гоблинша.

– Я Бобла.

– А я думал, Гобла, – неудачно попытался пошутить парень.

Неудачно, потому что гоблинша ответила вполне серьезно:

– Нет, Гобла по номерам не ходит, – потом, подумав, добавила, – шаманкам по комнатам ходить нельзя.

– Итого мы имеем четыре гоблинсих имени, – начал строить новую логическую цепочку Александр, – какие еще есть варианты?

И задал этот же вопрос гостье:

– У вас что, других имен нет?

– Почему нет? – Бобла начала ответ скрипучив голосом, а Саша представил, что она пожала плечами под балахоном; эта картинка ему совсем не понравилась, – есть и другие – Габла, Дабла, Шобла, Ёбла…

– Стоп!

Александр остановил старушку не потому, что испугался – вдруг она изречет сейчас вовсе уж непотребное; нет, последнее имя заставило его вдруг осознать, что он стоит совершенно голым напротив существа противоположного пола. Как бы причудливо она не выглядела. Издав какой-то совершенно непонятный звук, он метнулся к кровати, к дальней ее спинке, где и висела его одежда. Прежде всего трусы-боксеры, к которым он и протянул свои руки.

Прыжок получился отличным, точным, и единственным. Только вот вышел он каким-то рваным, неоднородным что ли. На середине прыжка, прямо посреди комнаты, под крюком и, соответственно, в пределах обведенного линией белого цвета круга, время словно замедлилось, а тело все облепило незримой паутиной, сил у которой, наверное, было не меньше, чем у представителя славного клана Равнинных Троллей, который совсем недавно так нежно прижимал Сашу к своей груди. А еще эта паутина была разумной, или псевдоразумной. По крайней мере, она точно имела какие-то мысли, которые и принялась буквально вминать в черепную коробку парня. Александр рванулся, мысленно сдирая с себя незримый паутинный шелк, и, к огромному облегчению, перешел к третьей стадии прыжка. Который в фазе реального пространства и времени закончился как раз у нужной спинки.

Пятки еще не стукнулись о пол, а руки уже схватили с кровати трусы, и тряхнули их так, чтобы проще было одним движением запрыгнуть в них. Что парень и сделал. Гоблинша его длинный прыжок и ловкое облачение в одежду (Александр решил ограничиться трусами) никак не прокомментировала. Только повторила его прыжок; взглядом естественно. Надолго остановившись в своем неторопливом виртуальном путешествии там, где Саша неизвестно сколько времени барахтался в липкой паутине, сотканной неведомым пауком. А потом снова перевела взгляд на парня, и буркнула что-то вроде: «Однако!».

Алексндру ее изумление, или восхищение было как-то по барабану. Он, чтобы поскорее стряхнусь с себя дрожь и выгнать жуткий холод изнутри, спросил ее совсем о другом, никак не относящимся ни к прыжку, ни к крюку, ни к кругу под ним:

– А что это ты так нежно прижимаешь к себе?

– Это?

Гоблинша протянула в его сторону сосуд – точь в точь такой, что стоял в ванной комнате. И даже сняла с него крышку. Наверное, чтобы постоялец убедился, что новая ночная ваза девстенно чиста.

– Ага, – начал выстраивать новую логическую цепочку Александр, – что-то такое Зай про службу гоблинскую упоминал. Будем считать, что сейчас здесь санитарный час. И бабушка пришла убраться.

Он даже фыркнул, представив себе, как такая вот «бабушка» приходит убираться в туалет торгового центра, или кинотеатра. И как разбегаются по своим местам в темном зале зрители такого фильма ужасов. Сам Александр к страхолюдному виду уборщицы как-то притерпелся. А вот другая мысль, пришедшая на смену кинотеатру, что остался где-то там, в невообразимо далеком прошлом, ему очень не понравилась.

– А скажи-ка, бабушка, – начал он вкрадчиво, – а как ты узнала, что уже можно… э-э-э… нужно прийти; поменять этот… предмет.

Он кивнул на открытую вазу в руках Боблы.

– Узнала, – буркнула гоблинша, и при этом так красноречиво пошевелила носом, который размером достигал среднего баклажана, что потрясенный парень без всяких слов понял причину такого скорого сервиса.

Носом! Старая Бобла почуяла своим нюхом все, что он успел сотворить в ванной. Поэтому Александр лишь потрясенно наблюдал, как старушка шмыгнула в ванную комнату, и практически сразу же вернулась обратно, все так же прижимая посудину к животу. Только теперь, был уверен Саша, совсем другую. Ту, в которой чистотой и свежестью не пахло. А…

Тут он спохватился. Из единственной своей поезди на заграничный курорт, в Египет, он вынес, что такая услуга, пусть и оплаченная, требует дополнительного поощрения. Местной валюты у него не было. Зато были отвергнутые Заем бумажные рубли. Поскольку Александр так и стоял рядом с кроватью, и своей одеждой, аккуратно разложенной на ее спинке, то достать одну купюру из кармана пиджака было делом одного мгновения. Так что Бобла не успела пройти и половины расстояния до двери, а постоялец уже тянул к ней купюру.

– Сто рублей не деньги, особенно здесь, – успокоил он жабу внутри себя.

А гоблинша застыла, словно не решаясь выхватить непонятную для нее бумажку. Наконец она медленно протянула руку, и вытянула сторублевку двумя пальцами, скрюченными старостью, а может, и самой природой. Ту сторону, что украшала собой квадрига лошадей широко известного, но только не Александру, скульптора, она оглядела практически безразличным взглядом. А вот когда она перевернула купюру…

На обратной стороне сторублевки был изображен Большой театр. Так, по крайней мере, считал Саша. А вот Гобла посчитала совсем иначе. Она вдруг рухнула на колени, отставив ночную вазу в сторону так резко, что Александр уже готов был сделать еще один прыжок, не менее мощный, чем первый. По одной, вполне объяснимой причине – чтобы рухнувший набок горшок не облил его своим содержимым. Но нет. Уборщица свое дело знала туго. Вазу она утвердила на полу надежно. А потом сама принялась биться лбом о пол так истово, что крышка на горшке принялась громко постукивать.

Наконец старушка замерла, не вставая с колен, а потом подняла к Александру совершенно счастливое, даже помолодевшее лицо. И нос ее, кажется, уже не свисал, а задорно торчал вперед – туда, куда гоблинша послала ликующий клич:

– Свершилось! Мы обрели, наконец, Видение Главного храма гоблинов!

Александр едва удержал себя от хохота, уже готового вырваться сквозь крепко стиснутые зубы. Это он себе представил лицо художественного руководителя театра (предполагаемого, конечно – среди знакомых парня такие персоны не числились) – в то мгновенье, когда последнему объяснят, чем на самом деле является возглавляемое им учреждение культуры. Однако, сдержался. Даже покивал глубокомысленно головой, и торжественно заявил:

– Поздравляю!

Гоблинша на его слова не обратила никакого внимания. Она лихо, совсем по молодому, вскочила на ноги, не глядя подхватила одной рукой сосуд, который прежде едва обхватывала двумя руками, и им же толкнула дверь, которая, оказывается, распахивалась в обе стороны.

Дверь опять глухо стукнула, и только тут Александр очнулся.

– Вот так все просто? – протянул он, перемещаясь к двери так же быстро, как прежде от окна к кровати.

Саша толкнул створку, и та послушно открылась, представляя изумленному взору парня пустой коридор. Выглянув за дверь, и убедившись, что связка с ключами в ней не торчит, он вернулся обратно в комнату, и замер там в нерешительности.

– Все страньше и страньше, – процитировал он снова что-то из детства, – и что теперь делать?