Чужой среди своих 3

Стаса я увидел издали – он, при желании, умеет выделяться из толпы, не делая ровным счётом ничего выделяющегося. Стоя с сигаретой у входа, со сдвинутой на затылок вязаной шапкой, он, то и дело солнечно улыбаясь, объясняет что-то нескольким парням, помогая себе жестикуляцией.

Парни, как и почти все «Локтевцы» из старшаков, хорошо мне знакомы, да и Намина они знают. Хоть сколько-нибудь хороших неформатных групп сейчас мало, и Стас, с его харизмой и администраторскими способностями, фигура пока ещё не культовая, но уже – знаковая!

Отсвет славы человека причастного падает и на меня, хотя, конечно, масштаб не тот… и не всем это нравится. Ровесники, в общем, относятся более-менее с пониманием, хотя бывает по-всякому, в том числе и через губу. Если эта самая губа не оттопыривается в мою сторону очень уж заметно, то внимание на это я и не обращаю, ибо творческие личности они такие… не всегда приятные.

А вот среди преподавателей недовольных побольше, и среди них, к слову, преподаватель по гитаре, которому моё участие в неформальном движении не нравится разом в силу идеологических и музыкальных соображений. Нам ставят руки и голоса по шаблону – как и полагается, единственно верному, гладкому и округлому, и рок в эти советские шаблоны не вписывается никак!

Мельком взглянув на часы и определив, что в общем-то успеваю на занятия, захлопал себя по карманам в поисках сигарет. Заметив, что Стас глядит на меня, машу рукой и забегаю на ступеньки.

– Здаров! – пожимаю протянутые руки, и, вопросительно вскинув бровь, достаю сигареты, прикуривая. Мои манипуляции с часами не прошли мимо друга, и тянуть резину он не стал.

– Замена нужна, – сразу же озадачивает меня Стас, – на вторую гитару, на завтра.

– Хм… – озадачиваюсь я, пытаясь собрать мозги в кучку и вспомнить, что и как мне придётся подвигать в своём расписании, и придётся ли вообще!

График, к слову, у меня плотный и довольно-таки сложный. Помимо Трёхгорки, вечерней школы и занятий в ансамбле Локтева, отнимающих у меня львиную долю драгоценного времени, есть ещё и мебельные дела, и это не сколько собственно сборка и чертежи, столько (слава советской действительности!) встречи с «нужными» людьми. Обычную фурнитуру и лаки-краски нельзя просто купить, и даже не всегда можно придти на склад и «договориться», иногда, и не так уж редко, всё это делается через цепочку посредников.

А это, на минуточку, только постоянные дела! Время от времени всплывает, к примеру, игра в футбол двор на двор, о которой договаривались загодя, за две недели, и отменять своё участие в ней – ну совсем не комильфо!

Общественные, мать их, нагрузки… они идут отдельной строкой. На Трёхгорке я смог договориться, что моё участие в самодеятельности будет проходить либо за счёт отгулов, либо, те же репетиции, хотя бы отчасти в рабочее время.

А в школе пока – никак, ибо руководство считает, что я им, по определению, должен! Детство, говорите, чудесная пора? Ну-ну…

А мама с её активной социальной жизнью? Она ж и меня тащит по всяким гостям, и тащит гостей к нам, и не сказать, что это вовсе уж зряшное времяпрепровождение!

– Когда и где? – спрашиваю, прикуривая и щурясь от лезущего в глаза дыма. Называется время и место, и я, помедлив, соглашаюсь. Кое-что придётся подвинуть, но… не критично.

– Ну, всё! – повеселел Стас, – До завтра!

– До завтра! – отзываюсь я, провожая взглядом спину. Затяжка… и сигарета, скуренная максимум на четверть, давится о подошву и летит в урну, провожаемая тоскливыми взглядами.

– Ильин, – объясняю, не дожидаясь вопросов и реплик о том, что «кое-кто» изрядно зажрался. Судя по смешкам и хмыканью, мои отношения с преподавателем ни для кого ни секрет…

– Неплохо, – с ноткой зависти тянет один из ребят, чуточку демонстративно бычкуя папиросу и пряча её в чуть смятую пачку, проходя вслед за мной в здание. Понятно, что он не о моих сложных отношениях с некоторыми преподавателями, и не самой простой жизни вообще, а о маркерах советского успеха – то бишь американских папиросах в кармане, участии в рок-концертах и прочих вещах такого рода.

– Вторая гитара, – с ноткой снисходительности говорит балалаечник Володя Комаринский, которому прочат большое будущее и место в одном из «выездных» оркестров.

– Да он там в подтанцовке! – со смехом говорит Слава Лепёхин, которому музыкального будущего не прочат, чем он несколько удручён. «Кулёк»[22 - Кулёк – училище культуры.], в который он собрался, за неимением более интересных альтернатив, это всё-таки не та штука, которой можно козырять, особенно если видишь вокруг так много примеров успеха, действительного и мнимого.

В спину летят ещё несколько шуточек такого рода, но я пропускаю их мимо ушей.

Пусть! Я и сам знаю, что гитарист из меня пока что весьма посредственный, и что на концертах играю в основном на замене…

… и в основном потому, что человек я полезный, неконфликтный, могу договариваться с администрацией и милицией, чинить «на коленке» какие-то поломки аппаратуры, а потом таскать её, не расплёскивая при этом плохое настроение и шляхетный гонор на всех окружающих.

Но ведь играю же! Хорош я или плох… но зовут, и играл я, без малого, со всеми московскими группами, и всё знают меня, и я знаю – всех. Пусть, за редким исключением, это не самые важные концерты… но я с полным правом могу назвать себя выступающим музыкантом, и мне это, чёрт подери, нравится!

?

Поймав себя на мысли, что кусаю губу, вздохнул прерывисто, стараясь, чтобы это вздох был не слишком громким, и, поерзав в тщетной попытке устроиться поудобнее на жёсткой скамье, продолжил записывать за учителем, всё больше и больше впадая в уныние.

– … таким образом… – мел дрянной, с вкраплениями песка и мелких камешков, и, наверное, с избытком клея в составе, отчего Ивану Ильичу приходится по два, а иногда и по три раза прописывать на доске формулы. Звук отменно мерзкий, бесящий… как и вся эта дурацкая, нелепая ситуация!

Высиживать на уроках, записывая (тетради проверяют!) вслед за учителем то, что давным-давно знаешь, и так день за днём, неделя за неделей…

В том году было не так тошно – отчасти потому, что некоторые предметы нужно было вспомнить, а некоторые, как ту же историю и литературу, фактически учить заново – с советской, единственно верной точки зрения. Ну и… возраст, опять же!

Все эти записочки, шепотки, социальное взаимодействие со сверстниками… и вот уже урок не кажется таким унылым, потому что думаешь не только о математике, но и о том, что на перемене нужно подойти к Тане, а после уроков будет футбол, и нужно надрать «ашкам» задницы!

А социология и психология? Когда историк начинает что-то говорить, а я – помню, что на это событие есть и иные точки зрения… но ведь интересно же, как думают люди! Как им положено думать…

Ну а сейчас… вся эта занимательная советская социология давным-давно обрыдла и навевает тошноту, а предметы я знаю так, что в любой момент могу сдать выпускные экзамены, и очень даже неплохо! Даже сочинение, самое сложное для меня, напишу как минимум на четвёрку, если не будут вовсе уж безобразно валить.

Поглядывая на часы, висящие над головой, Иван Ильич несколько ускорился, но всё равно не успел, и домашнее задание мы записывали уже после звонка…

… который, разумеется, для учителя!

Собрав всё с парты, запихал в рюкзачок, по соседству с взятой в стирку спецовкой.

– … годик скоро исполнится, – краем уха слышу одного из «детных» учеников, – а от груди до сих пор супруга не отучила, хотя и на работу уже пора! В ясли записали, но не знаю, как…

Слушая такие разговоры, я иногда думаю, что это какой-то неправильный СССР.

Здесь бесплатные квартиры дают не всем, а, за редким исключениям, передовикам производства и пламенным коммунистам, которые многожды отработали эту бесплатность – горбом или языком. Остальным – бараки и коммуналки…

…и зарплаты, на которые не разгуляешься[23 - Средняя зарплата в СССР в 1970-м году была 122 р., и это – именно средняя, с зарплатами шахтёров, металлургов и работников Крайнего Севера. Нормальная, на заводе, 90-120 р., для служащих и 60 не редкость, у колхозников совсем весело. При этом стоимость яиц была от 90 до 130 копеек за десяток, чайной (самой дешёвой) колбасы 1 р. 70 к., литр масла – 1 р. 70 к., сыр «Пошехонский» (самый дешёвый) – 2 р. 60 к.], если они, эти зарплаты, вообще есть[24 - Зарплаты были в совхозах, в колхозах – трудодни, которые часто выплачивали не деньгами, а зерном, бураком и прочим. То есть после работы колхозник работал уже на подворье и… часть продуктов, которые он произвёл в свободное от работы (!) время, обязан был сдать в качестве налога. Даже если у человека не было подворья, он обязан был сдавать продукты, и это – не шутка и не злобный вымысел автора. Напоминаю – на дворе (в книге) 1969, и «колхозное крепостное право» всё ещё действует. До определённого времени каждый крестьянин, помимо работы в колхозе, должен был сдать определённое количество яиц, масла, молока, шерсти и далее, в некоторых регионах (не ручаюсь, но встречал) вплоть до пера и пуха.].

О фармакологии и медицине мне, как человеку причастному, даже думать тошно[25 - Если кто лечился во времена СССР, то должен помнить, как «доставали» иностранные лекарства. ДАЖЕ если их аналоги выпускались в СССР, иностранные (почему-то!) котировались много выше.]! Закрытость СССР, она же во всё проявляется, и в науке – в том числе.

Любая информация извне идёт сперва на самый верх, на согласование, и томится там, как правило, годами и десятилетиями. А врачи учатся по учебникам, выпущенным десять, а то и двадцать лет назад, и даже не знают, что наука давно шагнула вперёд!

С социалкой, которая якобы оправдывает всё это безобразие, тоже не всё гладко. Даже если отставить в сторону колхозы с их крепостным правом и пенсиями в три рубля, то куда подевался декретный отпуск в три года?! Тот самый, оплачиваемый!

А нет его[26 - С 1 апреля 1956 года женщинам-работницам и служащим отпуск по беременности и родам был увеличен с 77 до 112 календарных дней (56 дней до родов и 56 дней после родов), при осложнённых родах или рождения двух и более детей – 126 дней (56 дней до родов и 70 после родов)С 13 октября 1956 года женщинам было предоставлено право на дополнительный отпуск без (!) сохранения заработной платы сроком до 3 месяцев после отпуска по беременности и родам, включавшийся в общий и непрерывный трудовой стаж.С 1 января 1969 года женщинам, имеющим грудных детей, по их просьбе, кроме отпуска по беременности и родам, был предоставлен дополнительный отпуск без (!) сохранения заработной платы до достижения ребёнком возраста 1 года.В 1991 (!) году в СССР мамам предоставлялся 3-летний (частично оплачиваемый) отпуск по уходу за ребёнком.]… как нет и многого другого. Поэтому и думаю, что либо это не тот СССР… либо все эти блага появились уже на закате страны, в 80-е, во время либерализации…

… либо «свидетели СССР» просто врут! Врут, как очевидцы[27 - Опытным следователям известна древняя, как говно мамонта, фраза: «Врет как очевидец». Появилась она не на пустом месте и является прямым следствием некоторых свойств человеческой психики. Свидетели почти всегда пытаются самостоятельно додумать детали, которые не успели заметить или запомнить. И чем больше промежуток времени между событием и допросом, тем больше деталей выдумывают свидетели. По-этому показания свидетелей имеются в виду, но должны тщательно проверяться и перепроверяться.], потому что хотят помнить только хорошее.

Утрамбовав наконец свои вещи в рюкзак, скомкано попрощался с одноклассниками и выскочил в коридор. Преодолевая поток людей, торопящихся к выходу, я, как лосось на нерест, пробиваюсь вглубь школы.

– Елизавета Антоновна! – заметив химичку, машу ей, преисполненный самой отчаянной надеждой.

– Миша? – сощурилась она, останавливаясь и цепляя на нос очки.

– Да помню, помню… – сказала она таким тоном, что у меня всё рухнуло внутри.

– Я… – она снова сняла очки и протёрла их шалью, – поговорила с директором, но знаешь… он решительно против!

– Он… – учительница запнулась, будто подбирая слова, – тяжёлый человек. Знаешь, из тех, кто полагает свою точку зрения единственно верной…