Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова

<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
7 из 10
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Радист Александров поднялся. Механик Бутынков – в хвосте, придавленный бочкой бензина. В самолете все вверх ногами. Все, что было привинчено к полу, повисло вверху: скамейки, печка, движок. Выбрались к люку, спустили на руках Бутынкова. Поползли. Двести метров от самолета до скал… Механик стонал – бочка помяла грудную клетку, сломала ребра, вывихнула плечо…

Андрей Федорович Трешников, участник экспедиций в Арктику и Антарктиду, легендарный полярник.

Мой земляк Борис Беликов.

Сплошная пелена свистящего снега. Вправили плечо Бутынкову. Стонал, стиснув зубы. Вскрыли бортовой паек, захваченный с самолета. Ухитрились кофе сварить. Больные приободрились.

На озеро опустилась ревущая ночь.

Самолет из Мирного спешил на Землю Эндерби. Непогода и ночь посадили его на австралийскую станцию Моусон. Утром он вылетел…

Дизель-электроход «Обь», узнав о бедствии, изменил курс и повернул к Земле Эндерби.

Москва каждые десять минут запрашивала: Антарктида, как люди? Где самолет?..

Радисты Мирного не снимали наушников. Озеро Ричардсона молчало. И вдруг радист опять приложил ладони к наушникам: «Живы!» И застучал ключом: «К вам идет самолет. К вам идет самолет. Пытайтесь связаться. Пытайтесь связаться…»

* * *

На Ричардсоне радио заработало во втором разрушенном самолете. Он весь пропитался бензином. Боялись взрыва. Долго махали фуфайками – разгоняли пары. Наконец запустили движок. Мирный сразу откликнулся. Потом услышали самолет. Сначала по радио, потом гул моторов за облаками… Самолет никак не может увидеть лагерь. Мигом в кучу обрывки палаток, одежду. Облили бензином. Самолет увидел дым, пошел на посадку…

– Мешкать было нельзя – в горах опять засвистело. Перенесли в самолет раненых. Я подхватил сумку с картами, мешок с камнями. Ведь ради этих камней и сидели на Ричардсоне… И вот опять за камнями, – Вячеслав поглядел на фотографию сына. – Смешные мальчишки…

В государстве одни «императоры»…

В этом государстве нет подданных – одни императоры. Несмотря на высокую знатность, пропитание добывают самостоятельно. Детей нянчат сами. Войны ни с кем не ведут. К чужеземцу относятся равнодушно. Но если протянешь руку погладить, получишь удары и надолго запомнишь эти удары. Речь идет о пингвинах. О самых интересных из всех пингвинов (а их семнадцать видов!), об императорских пингвинах, или, как говорят в Мирном, об «императорах».

Потешные птицы меньше всего похожи на птиц. Скорее это дельфины. И уж, конечно, это самая любопытная из всех птиц, какие живут на земле. Пингвины – единственные существа, пережившие оледенение теплой некогда Антарктиды. Природа проявила бездну изобретательности, чтобы приспособить антарктических аборигенов к жизни на льду. Одежда – черный фрак и сорочка, – походка и вся осанка делают их похожими на человека. В их повадках много смешных человеческих черточек. Наблюдать «императоров» ни с чем не сравнимое удовольствие. Придешь утром, уходишь вечером. Снимаешь одну, две, шесть пленок. Снимаешь, пока не останется ни одного кадра. Кинооператор Кочетков лет семь назад поставил даже палатку рядом с государством пингвинов, чтобы далеко не ходить. Снимал, снимал… Получился хороший фильм. Я смотрел его четыре раза подряд. Этот фильм заронил зернышко большого желания побывать в Антарктиде. Зернышко проросло. И вот (бывают же чудеса!) я стою посреди пингвиньего государства. И только что за излишнее любопытство получил ластами по рукам от одного видного «императора».

Запись голоса этого молодца мы привезли с собой в Москву.

Но в Антарктиде можно и позагорать.

* * *

Государство пингвинов я первый раз увидел с самолета. Колония, похожая сверху на пригоршню рассыпанных семечек, волновалось. Я уже слышал: совсем небоязливые птицы смертельно боятся самолета и особенно вертолета. В чем дело? Может быть, когда-нибудь, очень давно, жили в этих краях большие хищные птицы? Может быть, «живая кибернетика» «императоров» до сих пор хранит память о воздушной опасности? А может, в самолете пингвины видят нынешнего своего врага – поморника, только большего по размерам?

От Мирного к «императорам» надо пройти пять километров. Они спрятались от ветра за старым, покрытым снежной глазурью айсбергом. Километра за два слышишь смутные звуки, похожие на концерты болотных лягушек. Потом кажется – подходишь к гусиной стае. Ветер доносит совсем не парфюмерные запахи императорских будней. А вот и первый гражданин государства. Спит или мертвый? Лежит, уткнувшись головой в снег. Вскочил, растерянно огляделся, но, вспомнив о своем чине, пошел медленно, с достоинством переваливаясь из стороны в сторону – министр! Великолепный черный костюм. Рубашка белее снега. Брюшко – спортом, видно, не занимается.

Вот еще двое. Полная неподвижность. Чуть-чуть касаются грудью. Клювы подняты кверху. Это любовь. Как все влюбленные, не замечают ни шума наших шагов, ни крика поморников. Убеждаемся позже: могут стоять и час, и два. А государство живет в это время по своим пингвиньим законам.

Лето. Почти все взрослое население отправилось на курорт. Это недалеко. Сутки пешего перехода на север. Море, солнце. Прекрасная столовая – рачки, рыба, мелкие осьминоги. Правда, глядеть надо в оба, иначе и сам попадешь на стол морскому леопарду или киту-косатке. В государстве остались только «императоры»-няньки и подросшие дети. Детям еще не сшили ни рубашек, ни фраков. У всех одежда из серой пушистой байки. Ростом молодое поколение уже догнало метрового «императора»-няньку. Однако дети есть дети – пои, корми. Постоянный крик: «Экю! экю! экю!..» – Мотают головой сверху вниз – «хочу есть»! «Тэ-тэ-тэ-тэ-э-э!» – отзываются няньки. Взрослая песня похожа на бормотание курицы в марте где-нибудь на теплой мякине, только более громкая, и металл в голосе у певца. Голодный подросток подходит к няньке. Та наклоняется. Подросток сует голову в раскрытый клюв и быстро-быстро глотает белую кашу. А справа и слева бесконечные жалобы алчущих: «Экю! экю! экю!..»

Конечно, пятистам нянькам не прокормить ораву почти уже взрослых прожорливых молодцов. Няньки идут на курорт поправляться. На их место возвращаются отдохнувшие и разжиревшие. Все государство молодняка медленно, день за днем подвигается к морю. Няньки смотрят, чтобы по неразумности кто-либо не забрался под айсберг, который вот-вот обвалится. Надо глядеть, чтобы подростки не лезли в трещины и вообще вели себя, как подобает пингвинам.

Есть в государстве, понятное дело, свои ученые-землепроходцы. Держатся поодаль, как раз там, где айсберг готовится обвалиться, или в трещину стараются клюв просунуть, или так просто по снежной равнине идут вразвалку, или спят, уткнувшись в снег головою. В одиночку всякая живность пугливее. Подходишь – не теряя достоинства, покажет черную спину. Прибавишь шагу – чихнул на возраст и ученое звание, ложится на белое брюхо и, быстро-быстро работая веслами-ластами, скользит по снегу поближе к стае. Вместе со всеми не страшно.

В разгар лета – в середине декабря молодежь получает наконец долгожданные черные фраки. И все государство ускоренным маршем направляется к морю. Там одетые с иголочки птицы ныряют со льдины в синюю воду. Кончилось детство. Теперь уже сам лови рыбу, кальмаров и не спи, когда появится прожорливый леопард…

В конце марта, когда пурга начинает свистеть в трещинах айсбергов, у Хасуэлла появляется первый пингвин-разведчик. Зима. Через месяц все государство пингвинов собирается на лед к родному острову. И все повторяется сначала, как тысячи лет назад. Жених выбирает себе невесту. У молодой пары появляется одно-единственное яйцо. А морозы – пятьдесят градусов и пурга – соседа не видно. Попробуй уберечь одно-единственное. Берегут. Яйцо лежит на лапах и сверху прикрыто складкою живота. Надо пройтись – идет вместе с яйцом. Яйцо величиною с очень большую картофелину, и путешествие, даже недальнее, – дело совсем непростое. Если надо идти кормиться – яйцо забирает супруг. Море-столовая зимой отодвигается далеко. Два километра пингвиньего хода в час – через сутки будешь у моря. В самую лютую стужу высиживают, а вернее сказать, выстаивают «императоры» одно-единственное яйцо. Чуть проморгал – покатилось, треснуло от мороза, или соседка, давно уже потерявшая свое кровное, хватает чужое яйцо. Попробуй отнять – драка! Что с возу упало – то пропало. Теперь одна надежда – «усыновить» чужое яйцо. Такая возможность есть. Пятнадцать тысяч соседей – кто-нибудь всегда зазевается.

В самое лютое время появляется новый абориген Антарктиды. Совсем голый. Смирно сидит на лапах у матери, прикрытый складкою живота. Потом первые шаги по земле. А мороз по-прежнему сорок и пятьдесят. И пурга. Пуховые шарики сбиваются в кучу. Взрослые тут же, около «детского сада», прикрывают от ветра, всегда готовые накормить. Тут уж не разобраться, где свой, где чужой. Кормят любого, кто просит. Детская смертность в государстве сплошных «императоров» очень большая. Более половины птенцов не доживают до черного парадного фрака. Тут даже и заболеть очень опасно. Чуть ослаб – смерть к тебе опускается сверху на больших крыльях. Поморник. Схватил – поминай, как звали пингвина.

Очень забавная птица. Однако не думайте, что встретишь их в Антарктиде на каждом шагу. На две тысячи километров ледового побережья – всего три государства пингвинов. Мирянам повезло, в любое время иди и любуйся: пятнадцать – двадцать тысяч птиц почти у порога.

* * *

Как грачи, многочисленны в Антарктиде пингвины адели. Они забредают иногда в гарнизон «императоров». Мечется суетливый школьник-мальчишка между спокойными и сановитыми людьми. Надоест всем. Получив пару щипков, убегает в свою колонию. Адели селятся на каменных островах и появляются только весною, когда камни приятно греют замерзшие лапы. Можно строить гнезда из камешков, можно класть яйца. Появились адели – значит, пришла весна в Антарктиду.

Трое австралийцев на станции Моусон сгорают от нетерпения – русские прилетели!

«Император» покидает государство только по великой нужде – надо идти кормиться. Адели постоянно бродят вдоль побережья просто из любопытства. Незнакомый предмет – несутся к нему сломя голову. Иногда идут, тио покачиваясь. Если посмотреть вслед – точь-в-точь старушки на богомолье бредут. Забегают адели на летную полосу – глянуть на самолеты. Ходили в поселок. Но собаки в Мирном их кое-чему уже научили. Теперь обходят Мирный сторонкой. Приход корабля – большая сенсация для пингвинов. Снимаются целым лагерем, подходят к самому борту. Непременно попытались бы забраться на борт, но слишком круто и высоко.

На елке у нас аделька, нареченный Парамоном по случаю Нового года, очень быстро заскучал по родной Антарктиде. Под елкой сделали для него что-то вроде загона. Полчаса, изредка протестуя, слушал Парамон стук тарелок и музыку. Потом, когда в комнате стало жарко, поплыл к потолку синий табачный дым и открыли бутылки с духовитым напитком, Парамон решил бежать из неволи. Чуть-чуть не повалил стол вместе с елкой. Вынесли Парамона. Раскрыл клюв, жадно глотает воздух. Пустили. Полминуты соображал, потом хватил курсом на север. Бежит. Упадет на брюхо, гребет лапами, потом снова бежит.

– Ну, будет теперь рассказов на островах Хасуэлл…

Вот так выглядят в Антарктиде жуткие трещины.

В новогоднюю ночь было много хороших тостов. Кто-то предложил выпить и за пингвинов. Забавные птицы делают пребывание человека в пустыне менее тяжким. Человек видит рядом с собою жизнь. А это очень много значит для человека.

Шестеро за столом

Кают-компания четыре раза собирает нас вместе: завтрак, обед, ужин, кино.

Приходим мокрые от пота и снега. Вешаем на крюки кожаные доспехи – и за столы. Шесть человек за столом. Рождается что-то вроде застольной дружбы.

Вот первый застольный товарищ Вася Кутузов. Он повар. И, как все повара, за стол почти не садится:

– Ну как, ребята?..

Это значит – Вася знает сегодня цену котлетам и пришел пожинать лавры. Но ребята настроены пошутить:

– Вась, а ну покажи подошву?

Доверчивый Вася поднимает сапог.

– Ну, так и знал, подошву сготовил. Разве это котлеты!

Большей обиды нельзя придумать. Вася со стуком бросает ложку и уходит на кухню. Сейчас на кухне будет громкий, на всю столовую, разговор о том, какие хорошие ребята были на дизель-электроходе «Обь». Что ни сготовишь – все хорошо. Васю Кутузова уговорили остаться в Антарктиде, когда пришел на «Оби» в качестве главного кока. Вася отпустил шикарную бороду и, когда снимает халат, очень похож на попа из небогатого деревенского прихода. Его искренне любят, и шутят потому только, что надо над кем-то и пошутить.

У повара ко мне особое отношение. Обязательно сядет рядом, поставит пару компотов:

– Пишешь?

– Пишу, Вася.

– Да-а… Я вот тоже пару мемуарчиков жене написал…
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
7 из 10