Нулевые. Затишье перед катастрофой

– Заткнись! – крикнула Настя. – Я больше не могу это слушать! Ох, блин.

Часть Власова ощущала, что ребёнок мог иметь к нему какое-то отношение. Но он так и не написал ничего Анне. Анна тоже не писала ему ничего. Она так и не смогла снова найти любовь и сосредоточила внимание на воспитании сына. Рана, которую Анна нанесла Власову, мучила её совесть до конца жизни.

Было вполне ожидаемо, что сразу после бурного увольнения Князева его место предложат Власову. Палевский с неким чувством вины сказал об этом Михаилу.

– Ну что, – говорил он. – Вы согласны?

Михаил сделал вид, что задумался, но думать тут было не о чем.

– Нет. Тут такое дело. Я конечно рад бы занять место Князева, но уже почти вывел все свои активы в Чехию. Я уезжаю туда на ПМЖ.

– Понятно, – с грустным видом промолвил Палевский. – Хотите присоединиться к свалильщикам. Жаль. Мне будет вас не хватать.

– Осталось только уговорить Настю.

– А мы как раз хотели пригласить вас к себе на ужин. Вы с Анастасией очень понравились Оле.

– Да? Приятно слышать. Я думаю, мы сможем найти время, чтобы сходить к вам в гости.

– Ладно. Если вы так решили, то не буду вас отговаривать.

Вечером этого же дня Власову позвонила Сорокина. Он совсем не ожидал звонка от неё.

– Слышала, что ты хочешь уехать, – говорила она. – Я понимаю тебя. Сама не в восторге от дороги, по которой идут товарищи.

– Ты хотя бы телевизор не смотришь наш. Это просто кошмар.

– Ой, как будто бы при советах всё было по-другому. Ты не расстраивайся особо, Миша. Я тут тебе чего звоню. Собственно посвящаю тебя в секретные протоколы мудрецов. Решено подготовить в России революционную ситуацию для смены парадигмы развития в сторону Европы.

– Да? Не ведись на эти слухи. Это старая кгбшная разводка. Закроют всех, кто будет активно продвигать эту линию.

– Что? – Сорокина рассмеялась, – Нет. Повышения градуса суверенно-патриотического и государственно-охранительного безумия необходимо для доведения ситуации в стране до абсурда. Чтобы после проевропейской революции ни один человек в России не исповедовал эти ценности, будучи в здравом уме. Берем пример с коммунизма.

– Хорошо звучит. Только я что-то сомневаюсь в реализации этого.

– Вообще на реализацию этого уйдет пару лет. Народ нужно подготовить к принятию правильных решений. Будем подготавливать дефицитом, карточной системой, безработицей, нищетой, топорной пропагандой, завинчиванием гаек, абсурдными решениями и другими прекрасными вещами из нашего советского прошлого. Благо инструментарий ещё сохранился. Пойдёшь ко мне в отдел работать заместителем? Денег платят гораздо меньше, но атмосфера как в начале десятилетия.

– Ты же вроде бы в Испании живёшь?

– Уже нет. Надоела мне Европа. Скукота. Да и забитые они все. А у нас жизнь бьет ключом. В историческую эпоху живем. Потом будешь детям своим рассказывать, как боролся против кровавого режима.

– Не знаю, Ярослава. Честно говоря, я уже всерьез намылился в Чехию.

– Ну, ничего. Я всё равно приму тебя на работу. В конце концов, ты тоже вернешься. Соскучишься по нашему бардаку и специфике.

– Ага. Удачи тебе и спасибо за всё. Ещё созвонимся.

– Угу. Сделают они революцию. Скорее просрут всё к чертям собачим. Как в своё время это было с Национальными Проектами и этой модернизацией, – думал Власов.

Был пасмурный весенний день. Власов прогуливался по заброшенному приусадебному парку вместе с Анастасией. В этот раз она одела черный готический корсет, короткую черную юбку, на ней были чулки в сеточку и черные кожаные сапоги на каблуках. Её облик бы показался Власову вульгарным, если бы они прогуливались в людном месте. Её светлые волосы были небрежно уложены.

– Помню, нашла это место, когда летала по окрестностям. Я тогда ещё с одним приятелем поругалась.

– Довольно унылое местечко.

– Тут так тихо.

– Мне всегда хотелось узнать у тебя, чем ты будешь заниматься в жизни, когда поймёшь, что ничего не сможешь сделать с нашей российской реальностью?

– Вернусь домой, – с грустью сказала она. – Я не хочу об этом думать, Миша.

– А ты не хотела бы посмотреть мир? Европу посмотреть?

– Нет. Я понимаю, к чему ты клонишь. Я остаюсь в России.

Власов рассмеялся.

– Прикалываешься?

– Это моя страна. И если она погибнет, я хочу пережить это вместе с ней.

– Ой, Насть, прекрати. К чему тебе этот ненужный мазохизм? Хрен с ней, со страной этой. Пускай плавают в стабилиздице, пока мы отсиживаемся в Чехии.

– Нет. Я проиграла, мы все проиграли и должны жить с этим. Я не собираюсь бежать. Если все носители европейских идей в России сбегут с нее, то страна окончательно погрузится в пропасть.

– Какая разница? Наш народ хочет этого. Пусть получает.

– Нет. Наш народ не знает, чего хочет. Хотелки ему внушают. Я думаю, что ты в курсе того как это происходит. Вот что. Мы не умеем добиваться своих целей. Не умеем принимать ответственность за свои поступки.

– Ох, блин, – Власов рассмеялся. – В таких шмотках рассуждать об ответственности. Если бы я тебя не знал, то подумал, что ты прикалываешься. Эх, Настя, сколько раз я говорил тебе, что белоленточная оппозиция – бесхребетное стадо хомячков. Так и вижу, как ты идешь впереди революционной колонны штурмовать кремль вооруженная революционным Айфоном!

– Хватит ерничать! – Её фривольный наряд заменился на строгое черное платье.

– Слушай, а ты можешь мне таким же образом всё-таки наколдовать девок? Чтобы в Чехии не было скучно, – поинтересовался Власов.

– Перестань. Почему ты не хочешь понять весь ужас нашей сегодняшней ситуации? Мы стоим у края пропасти и скоро упадем в неё. Россия повторяет трагическую судьбу Византии.

– Учитывая поглощения Москвы Кавказом это вполне вероятно.

– Кому что, Миша. Я говорю совсем не об этом. Византия развалилась, потому что упорствовала в нежелании модернизироваться, принимая свою отсталость за особый путь. У неё был выбор: присоединиться к католическому миру или отдаться на растерзание исламскому миру. Из гордости она выбрала второе.

– Какая великая и продвинутая цивилизация гибнет! Первыми в мире запустили человека в космос, а ещё первыми в мире превратили человеческую жизнь в бесконечное дерьмо. Изобрели крепостное право, домострой, Гулаг и советскую власть. Нигде в мире к человеку не было такого скотского отношения как в нашей великой России. Серверная Корея и Пол Пот не считаются. Они лишь жалкие подражатели нашего высокодуховного уклада.

– Перестань, – она расплакалась, – Хватит…

– Так ты едешь со мной или нет? – Власов злился.

– Нет, – тихо сказала она. – Я остаюсь.