Неисправимый бабник. Книга 1

– Сейчас, как только профессор освободится, загорится лампочка, и я проведу вас.

В приемной ректора больше никого не было – видимо, все вопросы решались непосредственно деканами на факультетах, – но было очень много звонков. Секретарша снимала трубку, выслушивала и кратко говорила: «Одну минутку, соединяю» или: «Перезвоните позже».

– Как вы думаете, разрешит ли мне профессор посещать отдельные лекции на филфаке или не разрешит? – спросил Витя, все более волнуясь.

Секретарь пожала плечами, а потом ответила весьма неопределенно:

– Возможно, разрешит. Это в его власти, хотя… он такой принципиальный.

– Это значит буквоед?

– Ну, не совсем так. Профессор и буквоед, да что вы! Разве это возможно? Просто он любит поступать согласно инструкции или согласно указаниям сверху. Если в инструкции сказано, что любой желающий может посещать лекции наряду со студентами, значит, он вам разрешит, если не сказано, не разрешит. Вот и все.

– Я боюсь, что в инструкции этого нет, – сказал Витя.

– Если вы в этом уверены, то тогда напрасно теряете время.

– Но я очень хочу. Я люблю литературу, я даже стихи сочиняю.

– А, все сочиняют по молодости, а потом это проходит с возрастом. Так было всегда. Даже очень богатые люди в Средние века от нечего делать кропали стихи и никогда не публиковали их. И только после их смерти, возможно столетия спустя, потомки, копаясь в бумагах, приходили от некоторых стихов в восторг и публиковали их. Проходите, – сказала секретарь, – чего уж теперь уходить?

В просторном кабинете во главе длинного стола в виде буквы «т», накрытого зеленым сукном, сидел мрачный умный старик высокого роста, с седой шевелюрой. Он на мгновение поднял глубоко посаженые глаза неопределенного цвета и показал рукой на кресло для посетителей.

Витя присел на самый краешек кресла, ожидая традиционного вопроса «Что вам нужно?» или «Слушаю вас». Но ректор вместо слов поднял голову, что означало «Можете говорить». Витя почувствовал резкий запах, который обычно выходит из заднего прохода, когда в животе скапливаются газы от переедания либо от пищи, несовместимой друг с другом. Скажем, съеденный огурец нельзя запивать свежим молоком и т. д.

Шмыгая носом, посетитель стал излагать свою просьбу, довольно путанно, с дрожью в голосе, и причины, которые его сюда привели. Но ректор понял его с полуслова. Он был опытным аппаратчиком, много лет проработавшим заведующим идеологическим отделом обкома партии, где и сочинил диссертацию на тему «Экскурсия Ленина по горам Швейцарии в обществе Надежды Константиновны». Это и позволило ему пересесть в кресло ректора университета, не такое мягкое и престижное, как в обкоме, но все же почетное, когда стало ясно, что на его место давно метит один из секретарей горкома партии.

– Достаточно, – лениво произнес профессор и громко выстрелил, да так, что посетитель вздрогнул, – я все понял. Но в инструкции по этому вопросу ничего не говорится, значит, Министерство высшего образования СССР не сочло нужным допускать посторонних граждан на лекции, и это правильно. Представьте себе: сейчас, в эпоху всеобщего среднего, а при коммунизме и высшего образования, все двести шестьдесят семь миллионов граждан сядут за парты институтов и университетов. Как прикажете быть? А потом, на данном этапе у нас категорически не хватает помещений, мы вынуждены заниматься в две смены. Аудитории маленькие, студентов много, воздуха не хватает.

– Я не буду портить воздух, сидя на лекции, честное слово, – неожиданно для себя выпалил Витя. – Я, собственно, кушаю всего один раз в сутки, газы, таким образом, в моем животе никогда не скапливаются… Газы… не из чего. Вы сколько раз в день кушаете?

– Три, а что?

– Вот у вас и накапливаются газы, и вы их выпускаете, а я один раз. Пончики – утром, баланду – в обед, чай – на ужин. Стреляйте – не пердну. Давайте я открою вам форточку, запах ужасный, как у любого ученого человека.

– Студенты, я думаю, тоже не портят воздух в аудиториях, не с чего. Я с этим согласен. Стипендия маленькая, столовая работает из рук вон плохо. Я тут был в Чехословакии на форуме. У них стрельба была такая, что поляки вставали и уходили. Чехи гордятся каждым выстрелом, они считают это правильной работой желудка. Я поэтому тоже постреливаю, не взыщите, – сказал профессор и выпустил затяжную канонаду.

– Я буду сидеть тихо, как мышка. Могу сидеть даже на ступеньках.

– Только Ленин мог сидеть на ступеньках, а вы, надеюсь, далеко не Ленин.

– О да, я на это не претендую.

– Было бы смешно претендовать, молодой человек. Вы где работаете?

– В полиции. Буду там работать, уже оформляюсь.

– В полиции? Как же? Кто вас подослал? Насколько я знаю, работники полиции… у них так много работы… им некогда на лекции ходить. К тому же работник полиции в форме является на лекции. Да все подумают, что их пришли арестовать. Вы что, шутите?

– Я буду ходить на лекции в гражданском костюме, честное слово.

Профессор нажал на кнопку звонка, вмонтированную под крышкой стола, и снова стрельнул. Вошла секретарша.

– Если еще какой чудак придет проситься на лекции, не пускайте ко мне. Это запрещено законом.

– Пойдемте, молодой человек, я же говорила вам, что едва ли такое возможно, – сказала секретарь.

– Товарищ ректор! Хоть несколько лекций в порядке исключения разрешите посетить, ведь не все студенты ходят на занятия: кто-то болеет, кто-то сачкует… Я займу свободное место с тетрадью и ручкой, буду сидеть тише воды ниже травы и строчить, строчить… все то, что будет говорить ваш преподаватель. Лекция останется втайне от врагов советской власти, ибо… никто не будет знать содержание лекции, поскольку там может быть государственная тайна: университет все-таки…

– Вы свободны, сказано вам…

– Я не буду портить воздух на лекциях, клянусь. Если лекции с утра, даже чай пить не стану, на голодный желудок лучше усваивается, да и брюхо не распирает, газы не образуются. Вот вы уже, кажется, тихонько пустили.

Витя извлек носовой платок, закрыл им ноздри, а потом нарочно чихнул несколько раз подряд. Ректор поморщился и, нахмурив брови, произнес:

– Вы это уже говорили. Освободите кабинет!

– Может, вы передумаете. Я могу прийти и в следующий раз, – не унимался Витя.

3

«Университет марксизма-ленинизма производит набор граждан без ограничения по возрасту. После окончания университета выдается диплом», – прочитал Витя в объявлении.

– Пойду! – воскликнул необычайно громко. – Может, примут условно, пока не выдадут аттестат зрелости.

Надо было проехать две остановки, добраться до медицинского института на горке, именно там размещался знаменитый Университет марксизма-ленинизма.

С дрожью в коленях и в каким-то необычном напряжении он поднялся на второй этаж, набрал воздуха полные легкие и постучал в дверь.

– Войдите, пожалуйста, – прохрипел седовласый старичок, сидя за роскошным двухтумбовым столом.

– Я пришел… я хочу поступить к вам… если есть еще хоть одно вакантное место.

– Вас никто не направлял, вы сами пришли или как? Как вы решились? Это же… не каждый набирается храбрости и… и не каждый чувствует позыв. Мраксизм – это всем наукам наука, тут надо корпеть, грызть, вооружаться. Глубину мраксизма надо постичь, в глубину надо углубиться. Если взять Маркса и Ленина, то не знаешь, кто глубже, кто современнее. Тут, знаете, не только глубина, но и высота. Итак, кто же вас направил? У вас направление на руках? Давайте сюда направление.

– Никто меня не направлял, я по зову сердца. У этого мраксизма какой-то магнит. Еду я тут намедни мимо вашего университета и чувствую сильную тягу, вот и пришел, – солгал Витя, моргая.

– Вот это да, я вижу, из вас настоящий марксист-ленинец получится. Гм, добровольно пришел человек, сам, по своей инициативе. Ни направления, ни решения партийного бюро ему не надо, сам пришел. Недаром ленинизм завоевывает все более высокий авторитет в массах. Давайте паспорт, молодой человек, что вы его мнете в руках? Я вас определю в самую лучшую группу, где молодежь, а молодежь к нам – по путевке горкома комсомола. Вы парень симпатичный, выберете себе юную комсомолку и будете вдвоем с ней строить коммунизм, а потом и жить в коммунистическом обществе. Есть такое мнение, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме, оно, это мнение, прорабатывается. Партия еще не заявила об этом во всеуслышание, но, я надеюсь, скоро заявит.

– А экзамены, вступительные, я имею в виду, надо сдавать?

– Никаких экзаменов. Университет марксизма-ленинизма – это единственное в стране высшее учебное заведение, которое принимает студентов без экзаменов. Это университет будущего, он открыт для всех желающих. Это самый престижный и самый демократичный университет в мире. В странах капитализма нет и не может быть таких университетов. Там вообще образование на нуле. Да и мраксизма там нет, учить нечего, вот почему там нет подобных университетов.

– А диплом я получу после его окончания? – полюбопытствовал Витя.

– А как же, молодой человек.

– И направление на работу?