Ночная прогулка

– Надо. Я не знаю, красавица она или нет…

– Симпатичная.

– Я и смотрю, ты сам не свой ходишь. Даже любимым телефоном не интересуешься.

– О, пап!

– Не злись, епта. Батя, знает. Короче, я сбился в мыслях из–за вас молодой человек. Короче, сходи к девушке. Как ее зовут?

– Екатерина.

– К Кате. Спросишь, как здоровье. И все. А там как пойдет, ну ты понимаешь?

– Когда уже будет кофе?

– Я дело говорю. И ты понимаешь, не маленький. – Геннадий Петрович посмотрел на часы. – Смотри сейчас только шесть вечера. Прием посетителей до семи. Вполне успеешь.

– Завтра.

– Завтра уже выпишут.

– Значит не судьба.

– Не упрямься. Доделай дело до конца.

– До конца? – не понял Антон.

– Да, до конца. Ноги в руки и пошел. И не надо мне говорить, что ты не думал об этом.

– Знаешь, пап, ты и иногда бываешь таким… настырным!

Антон направился в коридор.

– Правильно. Иди, иди. Кофе потом попьешь. И не забудь денег взять на цветы.

Антон хлопнул входной дверью.

– И в какого он такой невыносимый? Наверное, в меня, – Геннадий Петрович улыбнулся и запел старую народную песню «Не для меня».

«А может отец прав?» размышлял Антон.

«Что такого прийти и справиться о ее здоровье? Тем более девушка ему симпатична, и тянет к себе, словно магнит. Ничего не надо ему взамен. Ни свиданий, ни одолжений. Просто убедиться, что с ней все хорошо.

Он пришел на кладбище уже в восьмом часу. Ни души. Тишина соседствовала со щебетанием птиц в кронах берез, поросших то тут, то там. Вечернее одаренное закатом небо, дарило покой.

Долго бродил Антон среди могил усопших, пока по волю случая не наткнулся на могилу матери. Антон ориентировался лишь со слов отца, который рассказывал, где захоронена Антонина Игоревна.

Уже месяц как он на свободе, но только сейчас – решился сюда прийти. Решиться было не просто. Причина – банально проста: прийти на кладбище, значит, принять смерть матери.

До настоящих пор для Антона она была жива и здорова. Она просто куда-то вышла. Может развешивала белье на улице. Может умчалась на поезде в Саратов к родственникам погостить и понянчить внучатых племянников. А может просто отошла в магазин за продуктами.

Ему было проще думать, что вот сейчас, скоро она придет, увидит сына, заплачет и обнимет так крепко, как никогда ранее. И от нее будет пахнуть таким знакомым запахом – душистым земляничным мылом. А её голос с хрипотцой и большие глаза привнесут мир в его душу и растрогают. А дальше – все, как прежде. Словно ничего и не было. Ни срока, ни мучительной смерти. Одна большая–маленькая семья за одним столом – разговаривает, смеется, любит друг друга.

Увидев деревянный крест с черно–белой фотографией матери Антон прослезился. Он возложил скромный букет ромашек на могилку, её любимые цветы, и сел на скамейку.

Говорил долго. В основном про годы, проведенные в неволе. Про стычки, про дружбу и выяснение отношений.

– Многое узнал о жизни. Честно. Тюрьма тоже школа жизни, как институт. Надо закончить институт. Думаю об этом… сейчас, на гражданке, тяжело устроиться на работу. Утвердиться. Словно наказание продолжается. Не знаю, почему. Но я не отчаиваюсь. Иногда, если честно, тошно жить, когда на тебя смотрят, как на прокаженного, при виде справки. Но я справлюсь. Жизнь – ценная штука. Особенно свобода. На свободе – рай. Можно гулять целый день, любоваться небом. Можно идти куда хочешь. Не надо отпрашиваться. – Молчание. – А здесь хорошо. Покойно. Березы шелестят. И птицы поют. Тебе, наверное, нравится? Прости, мамочка. – Голос дрогнул. – Что так долго… не приходил. Были причины. Я надеюсь, ты поймешь меня. Всегда понимала. Мне и сейчас не вериться, что тебя нет. Что ты больше не вернешься. Отказываюсь в это верить. Знаю, глупо веду себя. Отца раздражаю. – Легкий смешок. – Батя молодцом. Люблю его. Ему же тоже грустно. Скучает по тебе. Меня поддерживает. В школе его не видел. Зато сейчас. Как люди меняются. А я еще огрызаюсь. Чем–то вечно недоволен. Ничего не могу с собой поделать. Но стал терпеливей в стократ. Ты удивилась бы. Не хватает тебя.

Молчание. У Антона засел ком в горле, трепыхалось, больно отдаваясь в груди. Но слез не было. Испарились.

– Прости, что подвел тебя. Надеюсь, ты простила. А ты простила, я знаю. Всегда прощала. Я теперь буду часто приходить к тебе. Ты даже не сомневайся. И еще, мам. Я люблю тебя.

Антон поцеловал фотографию на кресте, помолился, обошел могилку и, махнув на прощание, зашагал домой.

Стало легче дышать.

***

– Вы – медсанбат, – говорил сержант. – Медсанбат – белая кровь ВДВ. Повторить!

Повторил.

– Хорошо! Что должен иметь десантник?

– Железный кулак и ни грамма совести!

– Совесть – это роскошь для десантника. Повторить!

Повторил.

– Что главное для десантника?

– Не пролететь мимо земли, товарищ сержант!

– Правильно!

Виктор проснулся. Звонок в дверь. Восемь часов вечера.

Еще не утро, уже не в армии.

Был удивлен пришедшей без предупреждения Анастасии.

Обнялись.

От нее пахло ванилью и как ни странно спиртным.

– Проходи, проходи. – Виктор закрыл дверь. – Не топчись.