Напролом

Вопрос решался. Игорь терпеливо ждал результата, приводя себя в порядок, убираясь в своей квартире и жизни. С каждым днём он всё чётче понимал, что именно туда должен ехать. Удивляясь самому себе, он нет-нет да и обращался к Богу, прося о помощи в том, чтобы отец Савва – так он привыкал теперь называть своего одноклассника – получил благословение, потому что только он сможет объяснить Игорю, что же с ним такое происходит. В глубине души он рассчитывал на ответную откровенность.

В воскресенье вечером Григорий сообщил, что разрешение и благословение на беседу им получены. После того известия Игорь и обратился к Вардану Гургеновичу, настоятельно попросив предоставить отпуск.

В Санкт-Петербурге Самобытов рассчитывал по прилёте сразу отправиться на Валаам. Более того, Григорий сказал, что ему можно будет там пробыть хоть все две недели своего отпуска и говорить они могут столько, сколько понадобится. Отец Савва был абсолютно уверен в том, что всё решится так, как должно решиться, что надо просто спокойно ехать и идти навстречу Свету, что Бог его ведёт, о чём и сказал другу. Именно об этом Игорь думал, заходя в самолёт.

Направляясь к своему месту в середине салона, слева, у прохода, он увидел то, что ввело его, испытавшего многое, в некоторое замешательство. У окна стоял бордовый лакированный футляр для виолончели, а между ним и местом, к которому продвигался по проходу Игорь, сидела та самая дива из аэропорта. Она осталась в белой блузке и чёрных обтягивающих брюках, заправленных в ярко-синие ботфорты, которые были сантиметров на десять выше колен. Волосы, оказавшиеся немного светлее сапог, теперь спадали на плечи. Держа руки на коленях, она закрыла глаза, прижавшись затылком к спинке кресла.

«Та-а-ак, – подумал он, – ничего себе полёт начинается…»

Ставя наверх свою сумку, он увидел, что футляр пристёгнут, она – тоже. Руки девушка сжимала в кулаки так сильно, что кожа на костяшках стала совсем белой. Соседке нельзя было дать больше двадцати двух – двадцати трёх лет. И она не выглядела такой бледной, какой показалась ему в аэропорту. Игорь сел на своё место. Мелькнула мысль: а не глухая ли девушка? Она так и сидела, не шелохнувшись, пока он устраивал на полке свои вещи и садился рядом. И всё-таки, взглянув на виолончель, понял, что вряд ли.

Вскоре самолёт поехал.

Стюардесса, идущая по салону, нагнулась и дотронулась до плеча девушки:

– Откройте глаза, пожалуйста.

Та, вздрогнув, открыла глаза, одновременно разжав кулачки. Стюардесса пошла дальше.

– Так страшно?

– Нет, не так, а жутко страшно, ужасно, кошмарно.

– Зачем же тогда летите? Почему не на поезде?

– Может, я хочу разбиться?

– Смешно.

Она пыталась гневно посмотреть на него, но получился взгляд как у котёнка, которого обидели. Глаза у девушки оказались сиреневыми.

Игорь продолжал:

– Если хотите разбиться, нужно залезть на крышу десяти-, а лучше шестнадцатиэтажного дома и прыгать головой вниз, потому что, если ногами вниз, можно выжить, а суицидники прыгают наверняка. Остался в живых, значит, типа хотел покончить с собой, а на самом деле всего лишь привлекал к себе внимание. Таких даже в дурке не оставляют, а в армии наказывают, потому что это считается самострелом. И раз вы решили лететь, значит, уверены, что не разобьётесь.

– Почему? – спросила она, глядя ему в глаза.

– Посмотрите, сколько здесь людей; среди них дети, беременные женщины. Нет, вы и сами хотите жить, и им смерти не желаете. Или…

– Что? Ну, что, что? – она нервничала.

– Просто очень хотите привлечь к себе внимание.

– Я? – воскликнула она, глядя на Игоря, и лицо её обрело выражение не обиженного котёнка, а вполне осмысленное взрослое. Её темно-рыжие брови поднялись и большие миндалевидные глаза стали ещё больше.

– Как зовут вас, девушка с сиреневыми глазами и лазоревыми волосами? – спросил Самобытов.

– Алиса.

– Так это вы?

– Откуда вы меня знаете? – искренно удивилась она.

– Вас все знают. А в футляре – Чеширский Кот?

Она улыбнулась и сказала, подыграв ему:

– Вы не иначе как Гендальф.

– Для него я слишком молод.

– Тогда кто же?

– Зовут меня Игорь. Что у вас случилось, Алиса?

– Неужели так заметно?

– Думаю, что хотите привлечь к себе внимание, надеясь скрыть, что у вас что-то случилось. Угадал?

– Разведчик, что ли?

– Вы так отчаянно эпатируете окружающих, а сами хотите видеть всё в сиреневом цвете…

– Это только для цвета глаз.

– Ладно сапоги и перчатки, а волосы почему синие? Вы ж Алиса, а не девочка с лазоревыми волосами из «Пиноккио».

– А про перчатки откуда знаете? – ещё больше удивилась девушка.

– Ладно. Видел в аэропорту вас, – решил Игорь притормозить, чтобы не спугнуть соседку.

Она посмотрела в окно и увидела, что они летят.

– Знаете… – она немного помолчала и, опустив глаза, сказала: – Спасибо вам, Игорь.

– За что? Я вроде ничего не сде…

Алиса не дала ему договорить.

– Я страшно боялась, – тихо сказала она, – а вы меня отвлекли. Самолёты разбиваются на каждом шагу, – в общем, вечно с ними что-то происходит. Это мой первый в жизни полёт. До ужаса страшно, – выдохнула Алиса.

– Вот это да. Поздравляю с почином. Не может быть, чтобы ни разу не летали. Смеётесь надо мной?

– Признаться, мне совсем не до смеха…

Теперь Игорь торопился ей ответить, прервав объяснение девушки, почему-то хотелось её убедить перестать предвзято относиться к воздушным путешествиям.

– Понимаете, плохие новости гораздо дороже стоят. Разве вы не замечали, сколько всего плохого нам рассказывают по телевидению, по радио, в том числе и про авиакатастрофы?