И не такое бывает. Околодетективные истории

– Конечно, не видит, он один тянет сейчас такой груз, а отцы ваши, между прочим, вдвоем компанией занимались!

Это уже начинает меня бесить, и я раскрываю карты:

– Лидия Петровна! Позвоните Кристине, она поможет найти Вадима. Он должен быть у ее подруги Марианны.

– Ка-а-ак? Что ты такое говоришь? Подруга дочери?! Это невозможно! Это клевета! Это непорядочно, Лена! Зачем ты так?

– Я тоже считаю, что с его стороны это непорядочно. Но он со мной почему-то не посоветовался, – начинаю язвить я и спешу закончить разговор, чтобы не наговорить лишнего. – Извините, Лидия Петровна, мне надо Марусю кормить.

И я отключаюсь, несмотря на продолжающую возмущаться свекровь. Какой-то театр абсурда! Мой муж мне изменяет, а я виновата, что сказала об этом вслух. И что самое обидное – я на самом деле чувствую себя виноватой! Так уж я устроена: когда меня в чем-то обвиняют, пусть даже незаслуженно, чувство вины тут как тут! И избавиться от него я не могу, сколько бы ни пыжилась, доказывая самой себе, что я тут ни при чем.

Лидия Петровна перезванивает через несколько минут, чтобы рассказать, какая я клеветница. Кристиночка все ей объяснила. Марианна вовсе не встречается с Вадимом. Как можно! Он же ей в отцы годится! Это все мои инсинуации, издержки больного воображения. Ревность, в конце концов. Просто я устала одна заниматься ребенком, вот и придумываю невесть что. Я молча отключаюсь. А какой смысл что-то доказывать, если меня не слышат? Просто отправляю ей фото, которое сделала возле кафе, и блокирую свой телефон. А пошли они лесом!

Эмоции зашкаливают. Невероятная ярость кипит внутри, злюсь на свекровь, на мужа, на весь белый свет. Маруся чувствует мое состояние и начинает плакать. Только этого не хватало! Наплюй на всех, думай о ребенке! – внушаю я себе. Хочешь, чтобы молоко пропало? Не хочу! Надо выпустить пар, иначе меня порвет. Звоню Дашке, рассказываю ей все и облегченно выдыхаю. Вот это, я понимаю, психотерапия! Но не наглость ли с моей стороны? Вывалила весь свой негатив на подругу и успокоилась, а ей теперь жевать-пережевывать мои проблемы. Но на то она и подруга, чтобы понять и принять мою боль как свою. Я ведь тоже всегда готова ей помочь.

С Дашкой мы дружим с первого класса. С той самой поры, когда однажды после уроков она, увидев, как конопатый Санька Максимов больно дернул меня за косичку, налетела на парня и со всего маху долбанула его портфелем по спине. А тот от неожиданности упал и разбил нос, да еще и побежал жаловаться учительнице, подлый трус. В итоге всем нам досталось. Вот тогда-то наши с Дашкой беды и радости стали общими. И ни собственные семьи, ни долгая разлука не помешали этому. После истории с Иваном я несколько вечеров подряд изливала душу в телефон, а подруга слушала и молчала. Наконец однажды она решительно сказала:

– Так, теперь слушай меня: сопли вытерла, мудака этого из сердца вырвала и пошла вперед уверенной походкой от бедра! А еще лучше, возвращайся домой, мы тут тебе такого красавчика подыщем, что про Ивана ты даже и не вспомнишь.

Я, конечно, никуда не вернулась, осталась в Москве, но слова Дашки меня слегка встряхнули, с того момента я поставила невидимую стену между прошлым и будущим и начала понемногу приходить в себя.

Вот и сейчас моя здравомыслящая подруга решительно произносит:

– Возвращаемся на полтора года назад. Что я говорила тебе перед свадьбой, помнишь? А я говорила, что твой Сомов тот еще ходок, что именно из-за постоянных измен развалился его первый брак. И что ты мне ответила тогда? А ты ответила, что это уже в прошлом, что с возрастом даже завзятые ловеласы остепеняются, что тебе надо успеть родить ребенка, пока время не ушло. И вообще, у тебя нет к нему тех чувств, что были к Ивану, что вы хорошие друзья, что с детства знаете друг друга, и для тебя это лучший вариант, тем более что будет общий бизнес. И даже если муж когда-то пойдет налево, тебе в принципе плевать, это дело будущего, а как оно там сложится, неизвестно. Так это было, моя рассудительная подруга?

– Так, – соглашаюсь я.

– Что мы имеем сейчас? А именно то, что и предполагалось: ходок остался ходоком, да еще и начал тратить твои денежки. Ну и получай, фашист, гранату! Ты взяла от этого брака то, что хотела. Я имею в виду Марусю. Остается вернуть назад свои денежки и дать пинка неугомонному самцу. А слушать свекровь, да еще и переживать из-за этого – сущая глупость. Надо мыслить глобальнее. Мы в какое время живем? Во время информационных войн! Посмотри, что делается на мировом уровне – искаженная информация лезет из всех щелей, а тут какая-то старушка неверно трактует твое поведение. Плюнь и разотри!

Я не выдерживаю и улыбаюсь. Дашка в своем репертуаре. Но призыв мыслить глобально мне определенно нравится.

Утром является мама. Странно, я не просила ее приехать.

– Что у тебя с телефоном? – спрашивает она с порога.

– А что у меня с телефоном?

Боже! Я ведь его снова отключила после вчерашнего разговора с Дашкой.

– Звонила Лидия Петровна, – продолжает мама, сейчас они с Алексеем Викторовичем приедут сюда.

– Зачем? – недоумеваю я. – Вовсе не хочу их видеть! Я и телефон-то из-за них отключила.

– Придется, доченька, – вздыхает мама. – Ты сядь, пожалуйста, у меня не очень хорошие новости. Точнее, совсем плохие.

Я медленно опускаюсь на диван, не сводя с мамы глаз.

– Дело в том, – как-то странно начинает она, – дело в том, что… Вадим убит.

– Как убит? – вскакиваю я. – Не может быть! Это какая-то ошибка! Кому надо его убивать?

– Его родители только что были на опознании. Сейчас они приедут и все расскажут, – тихо говорит мама и обнимает меня, поглаживая одной рукой по спине.

Из спальни доносится плач Маруси. Я иду к ней, машинально беру на руки, возвращаюсь в комнату, сажусь на диван и даю малышке грудь.

Сознание никак не хочет принимать данность: Вадима больше нет. Как такое могло произойти? Почему? Да, я злилась на него, да, я жаждала мести. Но не смерти ведь! За что его убили? И кто это сделал?

– Леночка! – осторожно говорит мама. – Леночка! Маруся выплевывает сосок, ты разве не видишь? Зачем ты насильно суешь его? Ты ведь, наверное, уже кормила девочку?

– А? Да, – медленно соображаю я, – кормила.

– Дай мне ее, – мама осторожно забирает у меня дочку. – Может, тебе водички налить?

Я киваю и тут же отрицательно мотаю головой.

– Так налить или нет? – уточняет мама, но вдруг раздается звонок в дверь, и она выходит в прихожую с Марусей на руках.

Вскоре в комнате появляются родители Вадима, совершенно потерянные, лица бледные, глаза красные от слез. Следом за ними входит незнакомый мужчина средних лет.

– Следователь Крылов, – представляется он.

Мама рассаживает всех. Следователь просит меня рассказать о событиях последних дней, которые предшествовали смерти мужа. И я рассказываю. Абсолютно все. В деталях. И про любовницу Марианну, и про левые платежки общей суммой в три миллиона. И кому они предназначались. Не забываю и историю с увольнением Тамары Ивановны и участием во всем этом Кристины.

– Это только твои домыслы! – возмущается Лидия Петровна. – Кристиша не могла! И она заверила меня, что Марианна не была любовницей Вадика!

Я лишь горько усмехаюсь и рассказываю, как девчонка пыталась мне «открыть глаза» на загулы моего мужа, как показывала фото в телефоне и жаждала моего гнева. Вот здесь, в этой самой комнате, позавчера. В пятницу.

– Где вы были в пятницу вечером с 21.00 и до полуночи? – спрашивает меня следователь, что-то строча в блокноте.

– Дома была, где же еще? – отвечаю я уверенно.

– Кто-то может это подтвердить?

– Маруся может, больше никто.

– Кто такая Маруся? – поднимает он глаза от блокнота.

Я киваю на малышку.

– Ясно. Алиби у вас нет. А вот мотив имеется, – смотрит он на меня, не мигая.

– Какой мотив? – вскакиваю я.

– Классический. Месть.

– Да вы в своем уме? – я уже кричу. – Зачем мне надо убивать отца своего ребенка? Мне проще развестись с ним, коли уж на то пошло.

– Деньги, – отвечает следователь. – Ваш муж отнюдь не бедный человек.