Сороковник. Книга 3

– Рорик, хватит любоваться! Пора делать ноги! Не ровен час, в городе остались маги!

– И что? – смотрит непонимающе, а сам сияет: посмотри же, мол, у меня получилось! Ах, дурачок-теоретик!

– Что-что… Вот возьмут и примут эту твою иллюминацию за прорыв да ка-ак усилят, как поджарят нас на месте! Вякнуть не успеем! Бежим, говорю!

Но он упирается, как осёл Ходжи Насреддина. Хлопает рыжими ресницами. Наконец, до него что-то доходит.

– Тогда к центру, – деловито говорит. Шустро укорачивает балахон, поддёрнув его в талии под верёвочную опояску, поясняет, краснея: – Это чтоб не путаться… С площади все сектора можно проверить!

И пускается вскачь по улице

«Зачем нам ещё и другие?» – чуть не брякаю я, но вовремя спохватываюсь. Работа у него такая – за барьеры отвечать, и он её везде будет находить, где бы ни оказался. Отличник-теоретик, взялся на мою голову…

«Стой!»

Голос, вклинившийся в мои мысли, оглушает. От неожиданности я спотыкаюсь.

«Не смей туда соваться, слышишь? Отвали! Не вздумай ему помогать!»

Рорик, вовремя оглянувшись, успевает меня подхватить под локоть и теперь тащит за собой. Никогда бы не подумала, что в таком щупленьком на вид юном тельце столько силы, ведь чешет так, что я за ним едва поспеваю. Бегу, а сама в панике думаю: что это за голоса? Глюки?

«Я сказал – стоять!» – рычит голос. Мужской, охрипший, то ли застуженный, то ли оравший до этого несколько часов подряд. «Уйди, дура, не вмешивайся, прошу по-хорошему!»

Ни с того ни с сего поперёк дороги заваливается фонарный столб. Мы с Рориком перепрыгиваем через него и бежим, не замедляя хода.

– Зачем нам в центр? – кричу ведуну, задыхаясь. – А вдруг там ловушка? Вдруг нас поджидают?

– Нет там никого, я чувствую. – У Рорика даже дыхание не сбивается. – Там центр Сети, оттуда она по секторам расходится на четыре автономных участка. Один мы запустили, а ну как остальные обесточены? Это ж весь город без защиты останется!

Перед ним в тротуар ударяет слепящий зигзаг, но парнишка словно не замечает, зато посох в его руке странно дёргается и следующие две молнии отклоняются с нашего пути и попадают в жадную пасть барьера. Короткая вспышка – молнии нет. Вспышка – ещё одной нет.

«Зараза, – бессильно шепчет голос. – Всё равно достану. Не его, так тебя».

Очередная молния, на этот раз шаровая, возникает в полуметре от моей головы, но я не успеваю притормозить, как она подпрыгивает на месте и гаснет с шипением, словно спичка, брошенная в снег. Справа и слева возникают ещё, но с таким же позорным результатом. Неизвестный стрелок продолжает бомбардировку, а я с каждым новым загашенным сгустком электричества чувствую лёгкий укол в центре лба. Но некогда мне, некогда проверять, что там у меня такое, до площади рукой подать и нужно посматривать, как бы не напороться на засаду. Этот же мальчик ничего не знает об осторожности. На бегу скидываю с плеча лук, тащу стрелу из колчана.

Мы врываемся на площадь, вроде абсолютно пустынную, хорошо просматриваемую. В пределах видимости никого – как самой на площади, так и на расходящихся веером во все стороны улицах. Окна и здесь слепы. Ратуша безмолвствует. Даже голубей не видно.

«Последний раз говорю: уходи. – Голос звучит жёстко. – Ты не понимаешь, во что ввязалась. Я просто сотру этот город с лица земли, он мне надоел. Что ты вечно путаешься под ногами и мешаешь? Иди, отсидись в домишке муженька, уцелеешь. А хочешь, я его кокну, твоего Магу? Сейчас натравлю на него сразу несколько орков – и не отобьётся, у него уже силы на исходе. Заодно и родню его подчищу, достали они меня. Останешься со своим Васютой, с дочками, будешь где-нибудь подальше отсюда жить себе да поживать… Ну же! Уходи!»

Прижав лук локтём, зажимаю уши и трясу головой.

«С-сучка», – тихо и как-то безнадёжно отмечает голос. И пропадает. И скатертью дорога. А я, отдышавшись, с болью смотрю на когда-то красивейшее в городе место. Совсем недавно здесь кипела жизнь, улыбались друг другу незнакомые люди, дети бросали голубям крошки белого хлеба, встречались парочки. А совсем рядом сектор русичей, там такие знакомые подворья, дома, надёжные, как люди и люди, надёжные как скалы. Я успела узнать немногих, но по ним сужу об остальных. Рорик тоже отсюда. И всё это… И всех – с лица земли?

– А не пошёл бы ты, искуситель, – говорю вслух. И накладываю на всякий случай стрелу на тетиву. – Демиург хренов…

Здесь, в центре, Сеть видится мне паутиной: от кольцевого барьера, что опоясывает площадь, расходятся по радиусам толстые объёмные канаты, проросшие огненными гребнями. Впрочем, это касается только той улицы, откуда мы вынырнули и двух соседних: эти барьеры, поправленные ведуном, смотрятся образцово. Восточный сектор и оставшаяся часть Европейского тусклы и лишь слегка размечены обесточенным пунктиром. Барьер в Секторе русичей, к моему удивлению, шатко-валко, но держится: пусть и не в полную силу, пусть низенький, просвечивающийся, но он есть. Недаром Рорик столько в него вложил, даже без посоха.

Ведун обходит повреждённые участки, восстанавливая сегмент за сегментом. Неужели это он, оробевший, беспомощный стучался в мою дверь всего час назад? Поглядите-ка, он так уверенно выбирает участок на брусчатке, чтобы в очередной раз ударить посохом, что-то нараспев говорит, подправляет заклинание жестами… Даже заикаться перестал. Может, у него был в энергообмене какой-то перекос, который и на речи сказывался, а теперь выправился?

Следую за ним в некотором отдалении, поглядывая по сторонам: кому-то нужно сохранять бдительность! Один за другим вспыхивают и возрождаются барьеры, а у меня где-то внутри начинает звенеть тревожный колокольчик. Так просто нам это с рук не сойдёт. Нужна нешуточная сила, чтобы загасить барьер, да не один, да, практически по всей Сети! И, говоря откровенно, мне очень не хочется встретиться сейчас с тем, кто увидит свою работу испорченной и сильно на нас за это обидится.

– Рорик, долго ещё?

– Почти закончил, – отзывается он. – Госпожа Ива, нож не дадите? Без него никак.

Устал… Да он мокрый как мышь после такой работёнки, даже красно-рыжие лохмы в сосульки слиплись. Но в глазах такая гордость от хорошо выполненной, наконец, работы, что язык не поворачивается предложить ему отдохнуть.

Протягиваю бывший пастушеский нож.

– Хочу кое-что попробовать, – говорит ведун. И режет себе запястье. Может, так оно и надо по его задумке, но я поспешно отворачиваюсь. Когда смотрю снова – он уже шепчет что-то над лезвием, омоченным в крови, а затем, подойдя к ближайшему участку барьера, с лёгкостью вонзает нож прямо в булыжник мостовой. Согнувшись, вытягивает за рукоятку наполовину и начинает, пятясь, вести линию. Нож вспарывает камни, словно сухую листву. Затаив дыхание, я смотрю, как парнишка постепенно обходит площадь, замыкая защитный круг. Идти ему предстоит долго, да и пятиться так не слишком удобно, и посох подмышкой отягощает, поэтому Рорик время от времени приостанавливается, но не перестаёт что-то шептать. А я, подумав, снова беру лук наизготовку. И вовремя.

Потому что брусчатка в самом центре площади, гулко вздохнув, как живая, начинает вспухать. Из-под растущего каменного хребта бегут во все стоны трещины, сбегает осыпь плит, мелких камней. И упорно, как младенец из чрева матери, начинает пробиваться наружу знакомая пронзительно-синяя арка портала.

Глава 4

…А то, что у нас на глазах зарождается новый портал – вне всякого сомненья. Я узнаю его сразу, несмотря на то, что дуга приподнялась над землёй не более чем на метр. Через такой же, мерцающий аквамарином, мы с Магой прошли в этот мир не далее, как минувшим вечером. Но если тот и нынешний скроены по единому образцу и, что самое главное, одним творцом – пора готовиться к худшему и паниковать.

– Рорик! – Стараюсь сохранять спокойствие. – Поторопись. Кажется, у нас скоро будут гости.

Покосившись на сияющую дугу, растущую как на дрожжах, он только кивает. И возвращается к охранной линии, словно прорезывание портала в нескольких шагах от него такой пустяк, что не заслуживает внимания. Он просто не может отвлечься: ритуал нельзя прерывать, иначе сведутся на нет все старания. А ведь он едва дошёл до половины намечаемого круга, и при теперешней скорости ему понадобится не меньше четырёх-пяти минут. Даже если мир начнёт рушиться – пять минут. Смогу ли я их обеспечить?

Смотря, кто выскочит из портала.

А что потом? В чём назначение круга? Допустим, основательно усилить барьеры, поскольку заклинание на крови – вещь сильнейшая. Но наша маленькая проблема останется: тот, кто сейчас воздвигает портал, вот-вот к нам прорвётся, и хорошо, если при этом окажется один, потому что стрел у меня не так уж и много; хоть я теперь хвалёный стрелок, но рано или поздно нам с Рориком придётся уходить. Да что там – бежать, если выпустят, да ещё и этого ведуна малахольного как-то тащить, потому что круг высосет из него последние силы. Парень скоро будет пуст, я же вижу, что он держится только за счёт посоха.

Арка подрастает ещё на метр. Рориков круг перевалил за половину.

Куда же откроется выход? Туманное двустороннее зеркало может выплюнуть непрошенных гостей на любую из двух своих сторон, поэтому главное – уловить, куда именно, дабы вовремя прикрыть напарника: он должен замкнуть круг. Судя по пропорциям, портал сформирован пока на треть от цельного объёма, значит, у меня ещё есть толика времени. Прикидываю будущую высоту прохода, и мне становится нехорошо. Кто оттуда появится? Орк? Горный тролль? Дракон?

Чёрт, кажется, я поняла. Здесь, на площади, центр защитной Сети-паутины. Здесь в единой точке сходятся… вернее, берут начало радиусы защитных барьеров. Закольцевать, напитать круг, который они пересекут, силой по максимуму – и огненные стены активируются на всём своём протяжении. Потухшие по какой-то причине каналы, о которых мы не знаем, но которые наверняка есть – пробьются, наполнятся и заработают. И не надо будет одному ведуну метаться в поисках порывов Сети по всему Тардисбургу. Ай, молодец парень.

… Да в какую же сторону откроется этот гадский портал?

Чёрт, совсем забыла! Поспешно отворачиваю закатанный до локтя левый рукав джинсовки. Ведь у меня при себе ни нарукавника, ни защитного браслета, ни перчатки, а без них после первого же выстрела незащищённую руку располосует тетивой. Джинса, конечно, не металл и не плотная кожа, но хоть как-то смягчит отхлёст.

Рорик спотыкается и замедляет ход. Ему осталась треть пути. Если Некто-из-портала выскочит прямо на него – прибьёт с маху, не задумываясь. Лучше мне быть к парню поближе, хоть разок, да успею пальнуть. Рвусь к нему, и, чтобы выиграть время, не по окружности, а напрямик, пересекая площадь буквально в метре от растущего диска, с которого вдруг срывается и больно щиплет в бок ветвистая молния, словно портал огрызается, не войдя ещё в полную силу. Занимаю позицию, чтобы быть на линии между порталом и ведуном. Тому остаётся уже четверть пути, а порталу – восьмушка диаметра, не больше.

Ведун от напряжения белый, уже кое-как полуползёт на коленях, но нож из рук не выпускает. Рот приоткрыт, в глазах… нет, не слёзы, а баранья упёртость: мол, сдохну, но дойду! Доползу! Замкну!

И я решаюсь на некое действо, хоть многим оно показалось бы не ко времени. В конце концов, мне же помогли однажды именно таким образом, и помогли быстро, почему бы не рискнуть? Остаётся сделать четыре торопливых шага к Рорику, опуститься рядом, пристроив лук на мостовую, притянуть обеими руками рыжую голову и, пока он не успел сообразить, что к чему – поцеловать. И с тем поцелуем отдать всю силу обережницы, которую можно вложить в один выдох.

Его губы солоны от пота, но удивительно нежные, как у младенца. А взгляд… временно стекленеет. Некогда мне проверять, сработало или нет: я поспешно его отталкиваю, хватаю оружие и с места прыгаю в привычную стойку. Вовремя.

Портал, наконец, сформировывается в полный рост, метров на десять, и радужная перепонка лопается, прорезая выход – в мою, мою сторону! Приставным шагом отодвигаюсь левее, потому что краем глаза ловлю шевеление сбоку: Рорик снова в строю и движется, надо сказать, заметно энергичнее. Но отвлекаться на него больше не могу. И первыми тремя стрелами срезаю трёх выскочивших из лазурного сияния ламий, полулошадей-полудев. Однако портал, гад, достаточно широк, чтобы пропустить ещё и не таких тварей, вооружённых до зубов.

Это очень хорошо, что их много, думаю хладнокровно (бояться-то некогда). Потому что об увесистые, бьющиеся в агонии тушки со всей дури налетели и запнулись следующие. Похоже, построение у них тройками, а шагают они через радужную перепонку вслепую. Тетива щёлкает несколько раз, всё сильнее обжигая руку. Больно-о… Это ещё вскользь, Ваня, потерпи, потом залечишь.

Теперь на выходе из портала куча-мала из шести тварей. Кое-кто ещё трепыхается и делает попытки подняться. Одна, ощерившись, прицельно плюёт в меня ядом, но не достаёт – далековато. Я не то чтобы промахнулась, а просто куда-то не туда попала. Где у них уязвимые точки? Головы и шеи чешуйчатые, торсы, хоть и человечьи, но в броне, поэтому посылаю стрелы кому в лошадиную грудь, кому в незащищённый бок, если удаётся. Следующая тройка, наткнувшись на павших подруг, злобно шипит, на глазах перетекая из кентавресской в змеиную форму и восстаёт на хвосты, чем живо вдруг напоминает мне степных кобр. Однако нет рядом Рика, рассчитывать нужно только на себя. Теперь я посылаю смерть в незащищённые глаза рептилий, чтобы уж наверняка, сейчас не до гуманизма или сантиментов – у меня товарищ за спиной, я за него отвечаю. Перед кем? Перед собой, Обережницей. И трачу ещё три стрелы. Потому что эти дуры, вновь взявшиеся невесть откуда, упорно прут по трупам своих же, не соображая, почему те застряли. Говорю же – дуры.