– Поняла, – кротко отвечаю.
Он досадливо морщится.
– И эта твоя покладистость тоже чересчур подозрительна, да деваться мне некуда. Вот что: загляни в гардеробную, я там кое-что для тебя оставил. Может, и не пригодится, а всё мне спокойнее. Ну, прощай… жена.
И, наклонившись ко мне, осторожно касается губами моих губ. Целомудренно, совсем не так, как раньше. Потом, отстранившись, окидывает меня взглядом с головы до ног – словно старается запомнить получше – и садится на коня.
– Всё. Уходи, – говорит сурово. Дожидается, когда за мной закроется дверь, и я подбегу к окну, машет мне – и они с Аркадием уезжают в ночь.
На войну. На Финальную битву.
Глава 3
Отголосок конского топота постепенно затихает в незримой дали чужой улицы. Тьма за окном густа, до первых признаков рассвета ещё далеко. Одна в пустом доме. Чужом доме. С полным беспросветом и неизвестностью впереди.
Я-прежняя, пожалуй, уже тихо куксилась бы в уголке. Не обязательно рыдая, но капитально загнав себя под плинтус. Это я хорошо умею.
Я-сегодняшняя, вздохнув, отворачиваюсь от окна – за которым, впрочем, толком пока ничего и не разглядишь, угомоняю кошек, скребущих на душе, и говорю сама себе, что надо бы хоть немного поспать. Как хороший солдат. Потому что я, собственно, не так уж и одна – со мной Нора. И лаем поддержит, и просто ткнётся носом в ладонь, посопит – уже легче. И дом этот замечательный… хоть и незнакомый, но не чужой; отчего-то мне здесь хорошо, будто не впервые сегодня сюда пришла, а вернулась.
А ещё, несмотря на новые тревоги, часть прежних я всё же скинула. Не надо больше думать ни о квестах, ни о Сороковнике. Есть дела поважнее.
Присаживаюсь боком на тяжёлый стул рядом с окном. Гладкая поверхность спинки предусмотрительно подтыкается под локоть, словно живая. Откуда-то ободряюще тикают невидимые часы. Безмятежно похрапывает Нора. В малом очаге потрескивают угольки, кажется, вот-вот запахнет печёной картошкой. Ещё ничего не случилось, Ива, говорят привычные звуки; не хорони никого раньше времени.
И меня немного отпускает.
Вспомнив о намерении поспать, иду к дивану, туда, где ещё недавно спал Мага, где обшивка сохранила его запах и лёгкий аромат душистого табака. Тяну под голову подушку, вслед за ней откуда-то сама лезет под руку другая – как раз, чтобы с ней обняться, так, как я люблю. Со спинки мне на ноги сваливается клетчатый плед. Машинально накрываюсь. И никак не укладывается в голове, что всего в нескольких километрах уже собираются на смерть лучшие воины… а я тут, в тепле и покое. Надолго ли? Может, и впрямь, надо было согласиться и дать себя усыпить до вечера, чтобы не мучиться неизвестностью? Нет ничего хуже, чем ждать и догонять.
Остаётся ждать. Я же не знаю, где живёт нужный мне ведун; придётся ходить, расспрашивать… Не ночью же! В первую очередь загляну к русичам, вдруг застану Янека. Если, конечно, и он на войну не подался. Такой справный парень, да ещё натасканный Васютой в боевых навыках, дома не усидит, тем более что и удерживать-то его некому. В дружину вряд ли возьмут, а вот с ополчением может запросто увязаться. Эх…
В их квартале, помимо дружинников, полно здоровых молодых мужиков, и отсиживаться они не станут. Наверняка все, кто мало-мальски владеет оружием, уже там, в лагере. И кто же остался дома? Женщины да ребятишки?
Обеспокоенно ёрзаю. А ведь если «бедный Йорек» прислан сюда вместо Галы – он теперь и этот квартал курирует. С его защитными барьерами. Справится ли? Эх…
Вздыхая, подтыкаю кулаком подушку, и та как по заказу принимает нужную мне форму. Этот… ибн Рахим говорил, что все маги, будут на поле боя; значит, скорее всего, ведунчик так и останется брошенный. Или рванёт с коллегами? Ой, нет, говорю себе, припоминая виноватый взгляд и худые лапки, кое-как удерживающие на весу тяжёлый посох; кто ж его с собой возьмёт? Такой балласт никому не нужен.
Языки пламени в очаге ритмично пляшут, словно подмигивают, и оседают всё ниже, ниже, покрываясь седой шапкой пепла. Наволновавшись, перепсиховав, устав за этот тяжёлый долгий день и полночи, я, наконец, засыпаю, строго-настрого наказав себе подняться в шесть-ноль-ноль.
…И просыпаюсь от боя часов. Сперва, по детской привычке считая удары, просто прислушиваюсь, затем недоумеваю, затем даже подскакиваю на диване. Двадцати часов утра не бывает! И двадцати одного, и двадцати двух…
– Да хватит, хватит! – сообразив, кричу в пространство. – Встала уже!
Становится тихо. Разметав пепельную кучку, в камине проклёвываются язычки огня, небольшие, дежурные: в комнате тепло, да и света достаточно, так что особой необходимости в них нет. Спустив ноги с дивана, всё же протягиваю к камину руки – и пламя щедро делится со мной своей энергетикой. Сижу, жмурясь от удовольствия, как кошка, чувствую, как бодрящий жар расходится от ладоней по телу. Уроки Николаса не проходят даром: я уже подсознательно тянусь к источникам, дабы зарядиться на всякий случай. Посидев, поблаженствовав, взбодрившись, мысленно благодарю очаг за помощь и отправляюсь на поиски: очень уж хочется выяснить, кто у нас на сегодня назначен будильником.
Из дальнего тёмного угла под лестницей сконфуженно поглядывает сквозь застеклённую дверцу циферблат. Ого, да эти напольные часы выше меня ростом! Приди мне в голову блажь поиграть в прятки – и я запросто уместилась бы в этом огромном ореховом футляре. Тусклой позолотой отсвечивает маятник, приветственно покачиваются на цепях тяжёлые с виду гирьки в форме сосновых шишек. Стрелки на циферблате показывают шесть минуту седьмого. Будильник, точно… Я невольно улыбаюсь.
Ты уже подстроился под меня, господин дом? А если бы не было часов – что бы тогда придумал?
Бронзовый крючок на дубовой дверце охотно откидывается от одного намёка на прикосновение. Подтягиваю обе гирьки за цепочки наверх, до упора, как в детстве на бабушкиных ходиках. Шишечки забавно стукаются друг о друга несколько раз, словно благодаря за внимание.
А вот и мой собакин трусит по винтовой лестнице с поводком в зубах, погромыхивая карабином об ступеньки, и прямым ходом устремляется к двери во дворик, о которой упоминал Мага. Она, оказывается, в двух шагах от меня, просто до этого мне было недосуг заглянуть под лестницу. Конечно, Норушка, сейчас мы с тобой по-быстрому погуляем. Кто же тебя выводил всё это время, пока хозяйку носило невесть где? Но, сдаётся, ты вдоволь набегалась по зелёным полянам Каэр Кэррола, вон как бока подтянулись, и лапы окрепли, хоть прямо сейчас на выставку!
Только бы Игрок не добрался до замка, ведь если паладины тоже отправились на войну – наверняка и сэр Майкл с ними, и получается, что Каэр Кэррол совсем без защиты?
Впрочем, сдаётся мне, что леди Аурелия может быть не только Золотой, но и Железной Леди. Из тех Прекрасных дам, что, проводив супруга на войну, успешно обороняют свой замок, землю и людей. Да ещё заготовят в качестве подарка мужу к возвращению трофеи. И хорошо, если в виде оружия, ценных пленников и просто сокровищ. Иногда к этому списку прибавляются и головы врагов…
Выскользнув с Норой в дверь под лестницей, попадаем прямёхонько в крошечный сад, зажатый справа и слева высокими оградами, а с третьей стороны – тылом такого же, как и Магин, дома от соседней улицы. Получается зелёный дворик, уютный, с двумя небольшими скамеечками, вазонами по углам, со стайкой воробьев, в которую собакин немедленно вклинивается, распугивая. В общем, очень похоже на наши дворы, не хватает только бабулек и детской площадки. Тихо, безветренно. Здесь-то тихо, невольно думаю, приглядывая за Норой, вот а каково сейчас там, за городом?
Всё, что я помню из школьного курса об истории современных сражений – что многие из них начинались с «мощной артиллерийской подготовки», на большее моей девичьей памяти не хватало. Здешние войны обходятся без этого, артиллерии у них нет, зато, как сообщил вчера Аркадий, прилетели драконы. От артобстрела можно укрыться в окопе, хоть и случается такая страшная штука, как прямое попадание, а вот попробуй, увернись от летучей твари, которая поливает огнём, и не бездумно, не всё подряд, а прицельно гоняется за тобой, драгоценным. Неужели драконы – умнейшие существа, древнейшая раса, если верить многим авторам, – тоже пошли под руку Игрока, согласившись на бессмысленную бойню? Чем он их взял?
Судорожно втягиваю носом воздух, до ломоты в глазах всматриваюсь в небо, но клубов дыма не видно, да и гари не чувствуется. Либо драконы пока не задействованы, либо ветер не с той стороны.
Десятиминутной прогулки нам с Норой хватает. Да простят меня цивилизованные жители, что выгуливаю на их газонах псину, но будем считать, что мы на военном положении и нам простительно. Возвращаемся в дом, и не успеваю я закинуть поводок на рогатую вешалку, как Нора, взрыкнув, в три прыжка пересекает кухню, и оглушительно лает на парадную дверь. За ней кто-то ойкает, затем робко стучится. Я цыкаю на собачку и с опаской подхожу к окну.
А вот и он, бедный Йорек, лёгок на помине, с ножки на ножку переминается. Окидываю взглядом улицу, насколько хватает обзора, но вроде бы никого больше не замечаю. Открыть?
Уезжая, Мага прямо высказался, чтобы я никуда не высовывалась и никому не открывала. Но я же собиралась отправиться на поиски этого самого ведуна, а он – пожалуйте, сам нарисовался! Будем считать, что на ловца и зверь бежит. А не запер ли меня дорогой наречённый, кстати? С него станется – прощальным взмахом руки приклеить заклинание на вход, ведь наверняка он не просто так настоял, чтобы я ушла в дом, а потом уже сам уехал. Или у меня паранойя?
Повернув ручку, осторожно тяну дверь на себя и перевожу дух. Надо же… А мог бы и запереть. На какой-то миг даже становится неловко за предстоящий уход. Открываю – не нараспах, а только, чтобы увидеть гостя, придерживаю за ошейник Нору, которой надо непременно высунуться наружу и обнюхать пришельца.
– З-здравс… Д-доброе у-утро, госпожа И-ива…
Так. Ко всем своим несчастьям он ещё и заика.
– Доброе, господин Йорек – отвечаю нейтрально. – Чем обязана визитом в столь ранний час?
Похоже, подобным обращением я ввергаю его в ступор. Он несколько раз открывает и закрывает рот, пытаясь что-то сказать – и не может. Глаза у него покрасневшие, как после бессонной ночи, сам помятый, пожухлый… даже балахон из крепкого небелёного льна висит на худых плечах мешком и кажется, что вот-вот расползётся в клочья. Ведун в очередной раз набирает воздуху, чтобы выдавить из себя застрявший слог, и тут я, не выдержав, хватаю его за руку и втаскиваю в дом. Мне стыдно. Ужасно стыдно.
– Тихо, Нора, – командую собаке. – И ты помолчи, парень, не старайся зря. Иди-ка сюда, садись.
Чуть ли не силком пихаю его за стол. Нахожу остывший чайник, поспешно наполняю стакан водой и сую в руки ведуну. И по тому, как он торопливо, махом, осушает этот стакан, роняя капли на подбородок, как подрагивают тонкие пальцы с заусенцами, вдруг понимаю, насколько ему хреново. Господи, да он мальчик совсем, ему и восемнадцати, должно быть, нет! Как же его занесло на такую должность?
Нора, довольная, что можно пообщаться с новеньким, уже сидит рядом, высунув язык, и кладёт когтистую лапу пришельцу на колено. Вздрогнув, тот растеряно её пожимает. Роняет посох, зажатый подмышкой, алеет, как маков цвет и наклоняется поднять.
– Есть будешь? – спрашиваю. Он таращит на меня глаза в изумлении, наконец, кивает. – Ты успокойся. Посиди, подожди немного.
Приходится подпрыгнуть, чтобы стащить с крюка вчерашний окорок. Маге с его-то ростом и длинными руками хорошо, а вот мне – изволь изощряться. Жарить не буду, не до изысков: похоже, парень не просто оголодал, а истощён. Потратился за ночь, энергии перевёл немало, а восполнять толком ещё не умеет. И поесть ему некогда, а может и негде. В моём рюкзаке ещё остались полбатона, поэтому я нарезаю тесаком бутерброды, на которых куски ветчины свешиваются с хлебных краёв, выставляю бутылку с водой – и ведун жадно к ней присасывается, игнорируя стакан. Досталось тебе, паря…
Придвигаю гору бутербродов. Это еда – человеку. Повозившись, срезаю вместе со шматком мяса приличный хрящ. Это Норе, и позавтракать, и чтобы не цыганила, а то у гостя не хватит духу отказать. Подвешиваю чайник на крюк в своде очага, и, вспомнив, как это делал Мага, воспроизвожу жест, будто вытягиваю пламя наверх, и вот уже язычки огня послушно облизывают медное днище чайника. Так, тут дело на мази.
– Вот что, – поворачиваюсь к Йореку. – Ты ешь, не стесняйся, надо будет – ещё настрогаем. Я скоро приду. Да не ухожу никуда, – говорю в досаде, поскольку замечаю в круглых зелёных глазах испуг, – наверх поднимусь, кое-что взять. Сиди, отдыхай.
…А глаза у него с пушистыми длинными ресницами, прямо как у девчонки, и рыжими, кстати. Брови густые, сросшиеся, тоже рыжие; а давно нестриженные вихры, что отродясь расчёски не знали, те аж в красноту переходят. И веснушек на вздёрнутом носу, на щеках, на заострившемся подбородке – как на воробьином яйце. Худой, нескладный, но подкормить бы, причесать, дать отоспаться – и будет похож на человека. И даже очень. Люблю рыжих.
Нора, покосившись на гостя с подозрением, подхватывает мосол и спешит за мной, в спальню. Там пристраивается на коврике и, пока смачно грызёт, я заглядываю в гардеробную. Что там мог оставить для меня суженый?
Эта пара открытых шкафов не интересна, здесь полно камзолов, плащей, ещё какой-то верхней одежды. Наверняка, то, о чём Мага упоминал, должно быть если не на виду, то поблизости, думаю – где-то на боковых полках. Но и не на уровне глаз, иначе я бы обратила внимание, когда заглядывала сюда впервые. Тщательно изучаю полки слева. Обувь не нужна, перчатки, пояса, шляпы тоже. Ах, ты ж… С самой верхней полки показывается краешек удивительно знакомого предмета.
Высокому некроманту, конечно, не составило труда запихнуть его наверх. Мне же – приходится встать на нижнюю полку, затем подтянуться, держась за верхнюю, в надежде, что стеллаж не рухнет вместе со мной. Достала!