Сороковник. Книга 3

– Почему ты такой спокойный? – выпаливаю. – Когда ты то и дело на меня наезжал, я к этому привыкла и теперь каждую минуту жду подвоха. Мага, может, я сейчас лишнее говорю, но я боюсь, что ты молчишь-молчишь, а потом сорвёшься – и мне тогда мало не покажется!

Из глубин буфета мой суженый выуживает бутыль, которая незамедлительно отзывается громким бульком; ищет что-то в ящике стола, очевидно штопор. И всё это время поглядывает на меня с затаённой насмешкой.

– Ива, это оказалось не трудно, – говорит, наконец. Вонзает штопор в пробку. – Всего лишь сказать себе: ты в очередном квесте. Знаешь, мне ведь приходилось и охотиться, и сидеть в засадах часами, затаившись. Я же профессионал, люблю работать чисто.

Пробка с лёгким хлопком выскакивает из горлышка и Мага отставляет вино в сторону, подышать.

– Так и с тобой. Нет, ты не обижайся только. Мне действительно поначалу было невыносимо даже видеть тебя. Устоявшиеся взгляды – это такой груз, который, если наращивался пятнадцать лет, за пять минут не скинешь. Но я просто сказал: парень, ты – профи, и поменять отношение к этой женщине, завоевать доверие – твоя задача на ближайшее время. Работай, Маркос… Ты меня поняла?

– Как-то не укладывается в голове. Хочешь сказать, что просто дал себе задание перестать меня ненавидеть?

Он какое-то время молчит. Крутит в пальцах пробку. И выдаёт то, чего я никак не ожидаю.

– Смерть хорошо прочищает мозги, Ива. На многое начинаешь смотреть по-другому.

– Так ты меня не ненавидишь? – тупо спрашиваю, вспоминая его жаркий предсмертный поцелуй. – Ты тогда сказал…

Он сдвигает брови.

– Что ты заладила? Глупость я тогда ляпнул, и не единственную. С каждым может случиться. Из вредности, такой уж я. Устраивает тебя этот ответ?

– Её устраивает, – подаёт со своего места голос Аркадий. Потягивается, как большой кот, с хрустом в суставах, с удовольствием. – Вань, хватит его пытать, а то он скоро в самом деле заведётся. Давайте, что ли, перекусим, не зря же вы так старались.

Мага разливает тёмное, почти чёрное вино по тяжёлым хрустальным бокалам. Я достаю из ящика стола тяжёлые двузубые вилки и ножи со специально зазубренными лезвиями. Всё здесь прочно, обстоятельно, надёжно.

И я упорно гоню мысли, каким бы человеком стал мой суженый, не случись у него много лет назад… я.

***

– Аркаша, а что собственно, у вас происходит? – спрашиваю. – Есть во всём этом какая-то нелогичность. Вроде бы жизнь была… Нет, с точки зрения попаданца обычной её не назовёшь, но для вас-то всё устоявшееся, размеренное, идёт своим чередом. Прибыл новенький – встреть, обучи, отправь на все четыре стороны, дальше Игрок сам додумывает. А если закрыть глаза на квесты и Сороковники – нормальный мир. А вот… – Запнувшись, не решаюсь заговорить о Николасе, чтобы избежать лишних вопросов. – Один человек мне рассказывал, что вся эта большая Игра была не всегда, она закрутилась лет двадцать назад.

– Двадцать один год, – уточняет Мага от камина, где раскуривает сигару. Подозреваю, что он запросто может зажечь её магией, но ему нравится щипцами ворошить угольки, выбирать подходящий, священнодействовать. Одним словом – устраивать из привычной операции церемонию. Как, впрочем, и его папочке. – Двадцать один. Тебе это ни о чём не говорит? У нас это возраст совершеннолетия.

– И что?

– Так, ничего особенного. Есть версия…

Мага вытягивается на диване в полный рост и, откинувшись головой на валик, полностью отдаётся созерцанию сизо-голубых струй, запускаемых в потолок. Аркадий, убедившись, что продолжения не будет, поворачивается ко мне.

– Помнишь нашу небольшую заварушку у реки? Ну, когда меня подстрелили, а ты вылечила? Мы сперва решили, что эти степняки были собраны под чей-то квест, очень уж похоже, когда для команды добровольцев выставляют сходную по параметрам группу из нечисти. Однако сколько на них тех козлов нужно? А их, степняков, вдоль границы собралось не меньше тысячи. Сидят тишком: в город не суются, деревеньки вокруг не трогают. Сами на рожон не лезут, если только на заставу случайно напорются. Ждут.

– Кого?

– Вот вчера мы и увидели – кого. Ипатий с утра гонца прислал, с сообщением, что у козлоногих пополнение, да такое – что теперь не поймёшь, кто кого дополняет. Похоже, что степная орда на подхвате у тех, кто прибыл.

Плещет в стакан на донышко, но не пьёт, а только вдыхает терпкий аромат.

– Орки. Тролли… Ваня, один такой горный тролль – как два Васюты, что в ширину, что в рост, честное слово, я видел. Их там штук двенадцать, не меньше, и надо ещё подумать, как их завалить. Тут же совсем иная тактика нужна: стрела их не берёт – шкуры словно каменные, а на длину копья ещё подойти надо, разве они тебя подпустят? Такой на одну ладонь посадит, другой прихлопнет – мокрое место останется. Правда, тут недавно кое-кто хорошую идею подал, но чтобы её внедрить, надо грохнуть хотя бы одного тролля. Вот завтра и попробуем. Самые крупные из новоприбывших – циклопы, но те дураки, да ещё и одноглазые. Хотя весом и массой берут, это да. Гарпии какие-то новые, злые, в переговоры не вступают; дикие вепри, кентавры, ламии…

– А это кто? – не выдерживаю. Про остальных-то я знаю.

– Это вообще какой-то выверт. Изначально – женщины-змеи, на Горгон похожи, только с нормальными головами, а в боевом трансе превращаются в кентавресс. Зубы, копыта, яд – всё в ход идёт, жуть просто, даже для меня, стрелянного воробья. Вы, бабы, если ввяжетесь в драку – свирепеете хуже берсерков, а эти ламии хуже баб. Не остановишь.

– Зачем, Аркаша? Для кого их сюда согнали?

Он задумчиво взбалтывает вино; по стенкам стакана ползут густые вязки потёки. Поднимает на меня глаза.

– Для нас, Ваня.

– Но что вы сделали такого? Или это очередной эксперимент Игрока?

Тут из своего угла снова напоминает о себе Мага.

– Это не эксперимент, – он пыхает сигарой. – Двадцать один год – очередной цикл развития бессмертного, по завершении которого того просто-таки тянет к переменам. В окружении, в жизни… Похоже, Демиургу стал неинтересен, да просто надоел город, который слишком хорошо приспособился к его причудам. Выращивает, понимаешь ли, новых, ни на кого не похожих, персов, отбивается от его творений, а главное…

Мага рывком приподнимается.

– Главное – Тардисбург и иже с ним стали слишком самостоятельны. Одни дружины чего стоят, что рыцарская, что русичей.

Мой бывший – впрочем, уже теперешний – начинает выхаживать по комнате. Думать ему это помогает, что ли?

– Игрок собирает не какую-то шваль. Степняки – это так, чтобы массой нас задавить, а вот крупные монстры не просто Актовые, они Финальные. Он выманивает на бой самых умелых, чтобы расправиться со всеми одним ударом, обезглавить город и напомнить, кто здесь хозяин. Уничтожит – и где-нибудь на новом месте начнёт всё сызнова, с послушными исполнительными юнитами.

Аркадий медленно опускает стакан на стол.

– Сегодня прилетели драконы, – глухо сообщает. – Таких я ещё не видел. Как он их выманил с гор?

– Драконы? Вот как… Огневая мощь, да ещё с воздуха… Значит, завтра Финал, дорогие мои. Один на всех, – буднично сообщает Мага. – Если не ошибаюсь, с нашей стороны тоже выдвинуты сильнейшие? Васюта с дружиной там уже который день, а кто ещё прибыл?

– Аскольд. Рустам. Ниль’хи. Анса’Ну-Рия. Гоблин. Будут маги с Рахимычем. Будем мы с Лорой.

– Если их разобьют, – тяжело говорит Мага, – город сравняют с землёй. Зря я сюда привёз Иву.

– Зря, – соглашается Аркадий. – Да ведь дело сделано. И не поверю я, чтобы некромант да на собственный дом лучшие охранные чары не наложил. Отсидится Ваня здесь, ничего с ней не сделается.

Я пытаюсь возразить, но оба мужика зыркают на меня столь выразительно, что слова застревают в горле.

А там ещё и Васюта…

А мне – отсидеться… Впрочем, что ещё остаётся? Какой из меня толк на войне, положа руку на сердце? Под ногами путаться, мешать? Много ли я там настреляю, приученная к неподвижным неживым мишеням?

– С нами Орден паладинов, – возвращается к теме Аркадий. – Нет только ваших. У вас этот дурацкий нейтралитет.

– Знаю.

– Мага, ты же воин. – Видно, что Аркадий подбирает слова чрезвычайно осторожно. – И хороший воин, бывал не только в квестах. Я же тебя по Чёрному перевалу помню. Среди вас немало хороших бойцов. Почему вы отсиживаетесь?

– Слишком ценим жизнь. Смешно? На самом деле так оно и есть. Умирать страшно. А нам ради посвящения приходится делать это добровольно, и лишний раз повторять не хочется.