Я громко рассмеялась – ох уж эта детская непосредственность. Как можно одновременно в чем-то быть совершенно несмышлёным дитём, а в чем-то – взрослым и разумным человеком, со своими взглядами на жизнь. Удивительно.
– Ринат не мужчина, он мальчик, он даже младше тебя, если ты не забыла. Так что ты должна делать скидку на это. Тем более я тебе уже сколько раз говорила, что мальчики взрослеют в разы медленнее девочек.
– То есть мне терпеть его выходки, пока он не повзрослеет? – успокоившись, спросила дочь.
Я тормознула на светофоре и повернулась к Еве, она смотрела на меня серьезными заплаканными глазами. Родная моя маленькая девочка, как же не хотелось ее расстраивать и разочаровывать, что списанная контрольная с ошибками и краска на стуле – это такие мелочи по сравнению с тем, что нам, женщинам, действительно приходится терпеть от мужчин.
Быстро-быстро заморгала, чтобы прогнать всплывший перед глазами образ бывшего мужа. Можно ли простить предательство? Хоть когда-нибудь? Ведь есть на свете женщины, умеющие прощать или хотя бы отпускать. Я отпустила, переступила через него, но не простила до сих пор, потому что ненавижу. Смотрю каждый раз в голубые глаза Евы и люто ненавижу Антона за то, что все так, а не иначе.
– Родная, попробуй не реагировать на него. Увидишь, он сначала начнет пакостить еще сильнее, но потом ему это надоест. И не придется ничего терпеть.
– Думаешь?
– Белочка, я уверена, – натянуто улыбнулась, отгоняя прочь никому не нужные воспоминания, и, переключив скорость, тронулась с места.
В моей жизни давно не было места для Куркова. У меня не было даже лишней секунды, чтобы думать об этом призраке прошлого. Тем более сейчас, когда на горизонте появился еще один призрак. Надо выяснить, что Самойлов забыл в столице. Позвоню Калининым, они-то уж точно должны знать все подробности. Непременно так и сделаю, помогу Еве с контрольной работой над ошибками и засяду за свою собственную. Работу над ошибками прошлого.
Глава 8
Наше время
Настин телефон был вне зоны действия сети, и я набрала по памяти номер своего школьного друга – это было быстрее, нежели я бы начала рыться в контактах.
– Да, – послышался хриплый голос на том конце провода. Я глянула на часы: на Дальнем Востоке было одиннадцать вечера, неужели Калинины уже спали?
– Разбудила?
Насыпала две ложечки кофе в чашку и залила кипятком растворимый напиток.
– Вик, одиннадцать ночи, как ты думаешь?
Я присела на высокий стул у барной стойки и, закинув ноги на соседний, чтобы было удобнее, начала допрос.
– Где жена твоя?
– В Китае.
– Я же серьезно спрашиваю, – показательно надула губы, как будто Калинин мог разглядеть мое выражение лица, несмотря на разделяющие нас тысячи километров.
– И я серьезно, Вик, – тяжело вздохнул Роман и чем-то звякнул. Неужели тоже кофе решил попить? – Уже неделю как забрала детей и свалила.
– Ты меня сейчас пугаешь.
– Я сам себя пугаю, Иванова. Знаешь, как похудел, даже шоколадки не радуют.
– Ро-о-о-ома, уж никогда не поверю, что Елизавета Алексеевна допустила бы твое похудение. Колись давай! Где твоя жена?
– Говорю же, в Китае. Школа, в которой она преподает, какой-то тур устроила. Пятнадцать детей, включая наших, и три преподавателя поехали практиковать китайский.
– А тебе нельзя, – наигранно вздохнула, сдерживая смех, – вояка ты наш. Когда тебе уже на пенсию?
– Ну, минималка уже есть, но это же так, Вик, несерьезно. Рассказывай лучше, как у вас дела.
– Ром, я тебе не за этим звонила.
– Ну ты как бы могла и сделать вид, я тебе специально шанс давал, – рассмеялся Калинин в трубку.
Я провела пальчиком по краю чашки, набираясь смелости.
– Ты помнишь Самойлова?
– Вета? – настороженно спросил Роман. Я настолько явно представила его перед собой, что увидела хмуро сведенные брови и вечную складочку между ними.
– Да, начальника Калинды.
– Ну он давно не начальник Калинды, он потом, после учебы в Москве, звезды получил, и его поставили в Кастрюлино командиром. Там он, кстати, и закончил служить года три назад. А что, Вик?
– Почему закончил? Разве он настолько взрослый? Я думала, что он младше.
– У него там что-то с отцом было. Вот он и уехал – бизнес семейный принимать.
– Бизнес?
– Да, Вет не из простых был. Но никогда об этом особо не трепался.
– Понятно, – отстраненно произнесла я и, спустив ноги с соседнего стула, а затем и спрыгнув на кафельный пол, пошла в коридор. Именно там, на тумбе для обуви, лежал мой контракт на рабство. Именно такая надпись сейчас мигала неоновой вывеской на нем – в моем воображении.
– Что тебе понятно, Вик?
– Что я вляпалась, очень так хорошо вляпалась, Рома. И теперь думаю, как бы выплыть и не подпалить свой рыжий хвост.
– Ты опять стала рыжей ведомой? И в какое дерьмо ты там вляпалась? Давай я тестю позвоню. Дядя Толя мигом все решит. Хотя, подожди-ка… – Ну вот, а я так надеялась, что он забудет про Самойлова. – При чём тут Вет?
Зажала плечом телефон и взяла в руки тяжеленный договор.
– Он мой заказчик. Ремонт в крутой квартире желает.
В динамике трубки образовалась мертвая тишина.
– Ром! Нечего меня пугать! Чего молчишь?
Я прошла в спальню вместе со своей ношей, совершенно позабыв о кофе, который, должно быть, уже остыл, и опустилась на кровать, кинув толстую папку рядом.
– Я думаю, он не ремонт, Вика, желает. Что угодно, но не ремонт.
– Рома, он меня не узнал! – Я легла и прикрыла глаза, восстанавливая в голове образ Виталия, его острый, слегка насмешливый взгляд. Он смотрел с интересом, изучающе, в его шоколадных глазах не было узнавания.
Наверное, не было.