– Ты помогла мне. Зачем?
О, этот голос я запомнила. Чуть хриплый. Тысяча приказов в ту ночь – «пригнись», «бежим», «давай, поднимайся» – прямо романтика.
Я в кабинете Фредерика. Встречать здесь гостя казалось мне правильным. В кожаном кресле, с ногами, закинутыми на дубовый стол.
– Зачем? В качестве благодарности.
Молчание.
Кей Джей бегло окинул дорогой кабинет, книжный шкаф за моей спиной, стоящие за стеклом буфета бутылки с алкоголем. Фредерик редко потреблял спиртное, но прихвастнуть перед гостями любил. Чем я хуже?
– Я просто выполнял свою работу. За деньги.
Киллер даже посреди моего собственного дома выглядел опасным. Он будто носил с собой свой собственный невидимый упругий вихрь, заставляющий при взгляде в стальные глаза, поджать пальчики на ногах.
– Я просто отблагодарила тебя. По прихоти. Без денег.
И ни тебе «спасибо», ни капли признательности.
– Что я тебе должен?
Я покрутила в пальцах дорогую перьевую ручку.
– Чашку кофе?
Спустила со стола ноги; подалась вперед, прищурилась. Поняла еще до его ответа.
– Я уже вижу, что твою компанию на кофе ни за какие деньги не купить. Свое имя, собственно, не скажешь тоже. Тогда…
Я хотела сказать «свободен», но осеклась. Всему есть пределы.
– … больше не задерживаю.
А он не торопился уходить. Смотрел на меня внимательно, будто силился понять, что я за штучка такая. Обычная шлюха, крутившая и вертевшая старым пердуном за деньги? Ну, так думали многие, включая Хоскина.
– А ты странная…
Выдал не то заключение, не то вопрос.
– Странная, да, – я даже не стала его разубеждать. – Можешь умножить это…
– На три?
– Не ошибешься.
Мне нравилось наше общение. И еще ощущение человека, которому нечего терять, потому что ему совершенно ничего здесь не принадлежит – ни в этом городе, ни в этом мире. А если тебе нечего терять и совсем скоро уходить, общаться можно развязно. Именно так, как хочется. Душевно.
– Сообщи мне…
– Что?
– …если что-то понадобится.
Надо же, великая честь. Готов на ответную услугу, приятно.
– Ты мне уже отказал.
Кей Джей развернулся, собрался уходить. Всем видом показал «если понадобится что-то серьезное». Ну да, кофе со шлюхами не пьют. И руки им не пожимают – без проблем.
Десять секунд.
И его уже след простыл.
Этот мужик, как всегда, в своем репертуаре – лишней секунды в моей компании не пробудет.
А жаль. Он мне почему-то нравился.
* * *
Говоря о том, что мой старик был больным на всю голову, я не преувеличиваю. Он был. Именно больным и именно на всю голову. Конечно, в нем присутствовало хорошее и человечное – например, он мог спрашивать меня по сотне раз на дню: «Цыпленок, ты меня любишь?» И всегда получал один и тот же ответ: «Больше всех и с первого взгляда». Эти слова размягчали его душу, как томатный соус фрикадельки, после чего Фредерик цвел. Минут по пятнадцать кряду. Однако было в нем и другое – жестокость. Та самая, дурная и непредсказуемая, которая (как минимум) выливалась в ежевечерний просмотр фильмов ужасов, а как максимум…
«Как максимум…»
Думать об этом не хотелось даже теперь, когда все закончилось и потекли мои самые счастливые последние дни в Пайнтоне. Потому что спокойные и тихие, потому что «для себя». Музыка в наушниках, раскраски блестками от нечего делать, прогулки по любимым улицам, ужины в уютных кафе.
Но пока мой супруг был жив, все было иначе.
Мы познакомились с ним в стрип-баре, куда меня (ввиду отсутствия навыков) не приняли танцовщицей, однако охотно приняли посудомойкой. Даже халатик белый выдали и шапочку с козырьком.
В этом наряде меня он меня и увидел, когда, будучи пьяным, искал не в том крыле комнату «уединения», а я (тоже не в том крыле) подсобное помещение.
– К..какой цыпленочек!
Этот наполовину седой, наполовину пегий старый пердун всерьез поверил, что меня – переодетую для ролевых игр – подослал ему для утех старший менеджер «Лолиток», – и пришел в восторг. Не только потому, что я явилась, как он подумал, для него приятным сюрпризом от заведения, но еще и потому, что я своей внешностью выбила в мишени его сердца десять из десяти. Оказывается, Фредерик обожал тонкокостных стройных брюнеток с выразительными темными глазами. Темными и томными. Я же, не будучи дурой, сладко ему в ответ улыбнулась. Да, я, может быть, девственница, и, может быть, неопытная, однако почувствовать момент, когда мужик на тебя запал, вполне способна.
И я его не упустила.
Ни момент, ни Фредерика.
Вот только я не знала тогда, что мне время от времени придется переживать.
Мой переезд на огромную виллу состоялся в тот же вечер.
Было мало моих пожиток, но много вина, развратного восторга, спущенных с плеч бретелек и пальцев не там, где надо. Старик прилип к моему телу, как прилипают к материнской титьке – жадно и ненасытно. Во-первых, я досталась ему «бесплатно», во-вторых, изображала от всех попыток меня перещупать, где только можно, неземной восторг, в-третьих, нежно мурчала слова любви тому, кто лет тридцать (а, может, и всю жизнь) их не слышал. Мы оба, как мы думали, выбили «джекпот». У меня после трех недель, проведенных в голоде и холоде на улице (за время которых я успела заполучить невралгию и затяжную простуду), появилась крыша и еда, у старикана живая ласковая грелка. У меня лекарства и баня, у него тот, кто касался его морщинистого тела «с удовольствием». У меня «кредитка» с большим бюджетом, у него сон на молодой девичьей груди.
Все честно.
Если бы не одно «но». Та самая жестокость, спонтанно и неожиданно прорывающаяся наружу.