Ограниченная территория

– Не угнал, а позаимствовал! Ванька всё равно набухался и дрых, а ещё был мне денег должен – я его потом простил.

– Три раза заимствовал.

– Да, Тимоха. Мы с отцом твоим потом разбирались, – зацокал языком мой папа. – Хорошо, хоть в аварии не попадал.

Я ухмыльнулась, но промолчала. Подробности давних московских приключений моего друга папе сейчас знать не обязательно.

– Ну, я побежала, – Маргарита счастливо махнула нам рукой. – Надо успеть покататься, пока кое-кто окончательно не продавил сиденье.

– Зато у кого-то сидит – загляденье. Ах, кто-то сейчас получит по этому самому месту!

Марго, с визгом и смехом увернувшись от шлепка мужа, побежала к калитке. Захлопнув её за собой, она помахала мне рукой, после чего прытко ретировалась.

– Это ты неплохо заметил, – одобрил папа. – Я тоже на той неделе сделал, как ты в тот раз посоветовал – сказал Устинье, какой у неё классный «подсвечник». То есть ты понял, о чём я…

Мой папа и Тим расхохотались, довольные собой. Я поджала губы и постаралась сохранить непринуждённый вид.

– Катя, пошли-ка в подпол. У меня для тебя там кое-что есть. Тебе точно понравится.

– Что, пап? Картошка? Не спорю, но, может, лучше после еды? Она, кстати, уже готова.

– Не только. И я не про морковку, свеклу и лук, – предвосхитил папа все мои следующие вопросы, увидев, что я уже открыла рот. – И ты, катастрофа, тоже с нами, – махнул он Тиму. – Нам ещё овощи поднимать!

Пройдя мимо раскидистого вишневого дерева, мы подошли к деревянному сараю, стоявшему в конце двора. Папа толкнул старую дверь, и та со скрипом открылась.

Внутри было темно, и витал знакомый запах пыли и дерева. Я щёлкнула выключателем. Старая, подвешенная к потолку на проводе лампа озарила маленькое помещение с тянущимися вдоль стен полками и заброшенными рабочими столами, на которых возвышались, покрытые пылью, рабочие инструменты. На самих стенах чего только не висело: пилы, мотки верёвок, засохшие берёзовые веники, нитки с нанизанными на них грибами и много другого барахла.

– Ух, давненько я тут не был! – сказал, оглядываясь, Тим. – О, вижу тут старую добрую ручную дрель.

– Конечно, сынок. Она переживёт ещё твоих внуков!

Пройдя к центру грязного дощатого пола, папа дернул незаметное на первый взгляд железное кольцо и тем самым откинул крышку подпола.

– Но сначала туда. Так, молодежь, включите свет!

Тим, протянув руку к ближайшей к нему стене, выполнил просьбу, а я хихикнула. Учитывая, что мы оба миновали тридцатипятилетие, к озвученной отцом категории отнести нас было нельзя даже с натяжкой, но, кажется, папа будет называть так нас и в сорок, и в шестьдесят.

– Пап, зачем ты туда полез? Я же сказала, картошку…

– Да погоди ты, доча. Я за вареньем к чаю, я быстро.

Ещё одна особенность папы – позвать за одним, а по пути вспомнить про другое.

– Ща, скажу, когда забирать у меня, – отец скрылся внутри.

– Интересно, – Тим задумчиво оглядел полки. – Может, мне ещё тут поискать эту фотку? Не удивлюсь, если она окажется в самом неожиданном месте. И я не про то место, которое всегда имею в виду, – спешно заверил друг.

– Какую фотку?

– Да понимаешь, Катюха, хотим мы с Тишкой замутить коллаж к годовщине наших родителей. Сегодня утром договорились. А у меня как раз клёвая фотка была – лет десять назад, когда ездили на Воргольские скалы, щёлкнул там маму с батей на фоне классного вида. В тот момент ещё закат такой был красивый. Представляешь, как я это запомнил!

Я понимающе улыбнулась. То, что Тим неравнодушен к живописным вещам в природе и её явлениях, знали немногие, но я была в их числе.

– Думал, она в моей старой комнате, но туда я вот ездил – всё перерыл, не нашёл. Дома, естественно, её тоже нет.

Тут из открытого подпола доносились громкие причитания папы насчёт того, что у нас слишком много банок с вареньем, и предположения, куда бы он их дел, причём не все были самыми приличными.

– А грибов ещё насолили! Мы тут что, атомную войну переживать собираемся? Тима, иди сюда, забирай варенье. Катюха, ты тоже – малиновое. Отнесите в дом пока. Я ещё за грибами слажу.

Закатив глаза, я подошла вместе с Тимом к проёму в полу и взяла покрытую пылью банку с тёмно-бордовым содержимым.

– Три банки? – Тим ошалело глядел вниз, на моего папу, держа в одной руке литровую банку клубничного варенья, а в другой – смородинового. – К чаю? – посмотрев на меня, он поднял одну бровь, а затем снова крикнул в яму. – Дядя Сёма, мы так не уедем домой – к стульям приклеимся со штанами вместе!

– Остряк, – папа захохотал. – Что не влезет – в другой раз съедим. Надо же это добро куда-то девать! О, вам с собой ещё сейчас дам. Да вы идите, идите! Сам справлюсь. Потом возвращайтесь!

– Папа, мы с Антоном сильно не едим… – начала я, но отец уже скрылся. Я закрыла глаза, улыбнулась в знак сокрушения и посмотрела на Тима. – Придётся, видимо, теперь отдуваться тебе.

– Что значит «теперь»? Я и так варенье ем больше всех из вас.

– Вот и… хорошо. Только не садись после него на мопед. А то Марго будет возмущаться не только раздавленному сиденью, но и наличию на нём твоих штанов, – подойдя к сделавшему притворно-отчаянное лицо другу, я одобрительно похлопала его по груди свободной рукой и улыбнулась. – Ну я же шучу.

В ответ тот изменил в своей мимике всего лишь две вещи: выпятил губы вперёд и опустил их уголки вниз, после чего деланно-понимающе закивал.

Когда мы зашли в дом и поставили на кухонный стол банки (Тим тут же начал восхищаться «картошечкой»), я вытерла их тряпкой, затем достала три столовые ложки и три вазочки.

– Ну как, ты передал привет от меня и Антона родителям? Кстати, фотографию я могла бы поискать в своей квартире в Красногорске… может, заехать сегодня по пути домой. Если нужна будет ещё какая-то помощь в вашем деле – я только с удовольствием.

– Хорошо… Кать, я знаю, почему ты не поехала в Красногорск.

Я остановилась, сжимая в руке синюю вазочку. Этого утверждения от друга я ожидала меньше всего – сейчас и когда-либо.

– Тим, это ты к чему?

– К тому, – вздохнул он. Обернувшись, я увидела, что Тим смотрит на меня сочувствующим взглядом и, опустив глаза, покачала головой.

– Да ладно тебе, Катерина, – примирительно сказал приятель. – Я вообще-то никогда тебя ни в чем не осуждал, да и не буду. Только если ты вдруг тоже не полюбишь продуктовый, в который ходит Марго.

Я, улыбнувшись на мгновение, вновь погрустнела. Тим всегда отличался проницательностью, и порою это меня смущало, а иногда и бесило.

– Ты опять всё понимаешь… Ладно. Да. Признаю. Я не поехала в город, потому что боялась – вдруг папа потащит меня к Устинье. Вот, – я нервно сцепила пальцы в замок и стиснула зубы. – Я даже Антону не решаюсь сказать это вслух. И с сестрой об этом толком не поговорила, потому что… Чёрт, даже на этой кухне уже, кажется, её шторы! Знаю, это звучит эгоистично, по-детски. Самой от себя стыдно, но ничего не могу поделать. Понимаю, что папа имеет право на счастье, но в душе… Тим, я никогда не хотела, чтобы он был с кем-то, кроме мамы. Даже если её уже нет.

На кухне повисла тишина. Я чувствовала себя так, будто где-то в моей душе с грохотом обрушилась груда камней, оставив после себя сейчас только гулкое это.

– Катюш… Антон тоже обо всём догадался. Если что. Он понимал, что ты сама не расскажешь. Всё ждал, когда ты будешь готова. Да… Тоха всегда тянет кота за хвост.

– Поэтому решил поговорить ты?

– Лучше сразу вырвать занозу и не ждать осложнений, чем осторожно тянуть и вырезать по кусочкам, – он склонил голову набок и внимательно посмотрел на меня. – Кать, неужели ты об этом сейчас пожалела? Если что, хорошо – буду очень плохим.