Дорогой пилигрима

Где нет ни света, ни тепла;
Где лишь снаряды рвутся бегло;
Где от разрывов темнота
Скрывает солнце, мир мятежно.
Бои идут который день…
Нацистов тьма, конца не видно,
Видна одна лишь НАТО тень,
Как всей Европы парадигма.
Нам отступать никак нельзя —
Как ни было бы наступленье.
Задача: бить наверняка!
Сломав врагов сопротивленье.
Чтоб взвился вновь российский флаг
Как символ воли, казни строгой,
На поле боя, там, где враг
Идёт кровавою дорогой.

    2023 год

Боевое крещение

От пуль, снарядов стонет вся земля.
Спастись, укрыться – где там, всюду «жалят»,
Но к миномёту тянется рука…
И вот снаряд прицельно улетает.
«Осколочным, снарядный, побыстрей, —
Всё громче слышен голос командира. —
Наводчик, рассчитай чуток правей,
Чтоб англосаксам было не до жира».
И вновь снаряд скрывается вдали,
Там, где стоят, орудуют нацисты —
Как в 41?м, в грозные те дни,
Когда напали на страну фашисты.
Но вот и нас накрыл один прилёт:
Наводчик ранен, командир контужен,
Но сил набравшись, крикнул он как мог:
«Не быть врагу, коль мы России служим!»
Не знаю, чем закончился бы бой,
Но тут «вертушки» в помощь прилетели,
И вот уже вдали снарядов зной
И радость на душе, что уцелели.

    2023 год

Рассказы

Марьин утёс

Наше время ни в чём так не нуждается, как в духовной очевидности. Ибо «сбились мы» и следа нам не видно.

    И. Ильин

I

Было раннее весеннее утро. Тимофей Коськов, открыв глаза, лежал на своей кровати и, ворочаясь с боку на бок, давно уже не мог заснуть – сильно мучила поясница. Да и ноги ещё с вечера тянуло так, что не знал, куда их пристроить. Временами, будто под напряжением, они то и дело импульсивно подёргивались. Укрывшись одеялом, Тимофей говорил не то себе, не то кому?то: «Погода ноне ломает, и всё к непогоде, будь она неладна. Зима?то ноне злая была; весну чай просто так не пустит. Подись ещё долго пугать её будет, а тут мучаешься: днём жарко, ночью холодно – где же тут устоишь от всякой ломоты. Непостоянство, одним словом. Вот и крутит, вертит нас непогода в разные стороны. Эх, старость не радость».

Немного покряхтев, Тимофей откинул рукой тяжёлое ватное одеяло к стенке и, кое?как приподнявшись, сел на край кровати. Непонятная тяжесть и лёгкое головокружение буквально тянули его снова в постель; с большим усилием он встал и, опираясь правой рукой на хромированную дужку кровати, подошёл к своим вещам, лежащим тут же на стуле. Надев старенькие, штопаные штаны прямо на кальсоны и накинув ватную телогрейку без рукавов на нижнюю рубаху, он медленно, пошатываясь из стороны в сторону, побрёл на кухню. Оглядевшись на кухне, он взял с полки кисет с махоркой и тяжело опустился на табуретку у окна.

Отодвинув цветную ситцевую занавеску, он посмотрел на улицу через запотевшие стёкла двойных рам; на скворечнике, прибитом к длинному увесистому берёзовому шесту, он увидел трёх скворцов. Сидя на шестке, словно специально для него они громко выводили весенние рулады: пение соловьем прерывалось кукареканьем, собачьим лаем и звуками, похожими на мычание коровы. Не видя скворцов, можно было подумать, что во дворе находится целый скотный двор.

– Ну бестии, ну дают! – не то с удивлением, не то с восторгом проговорил Тимофей. – Ишь как радуются весне. Да и как ей не радоваться, новой?то жизни. Слава богу! Худо-бедно зиму пережили. Чего уж там.

В этот момент Тимофей подумал о том, что увидеть первых скворцов в нечётном количестве, а проще говоря, без пары, – примета плохая, в народе бытует мнение, что весь год будешь один.

– Ишь ты, как распелись! – продолжал восхищаться Тимофей, глядя на скворцов. – Прямо как симфония.

– Да мне что, я сам по себе, – вдруг неожиданно проговорил Тимофей не то себе, не то кому?то.

– Мне ведь уже никого и не нужно. Хватит уже – намаялси.

Держа закрутку, он взял лежащий на столе коробок и, испытывая удовлетворение от зажжённой им спички, прикурил. Не прошло и минуты, как едкий дым махорки, словно утренний туман, наполнил всю избу. Расплываясь белым прозрачным облаком, дым подымался к деревянному потолку, покрашенному белой известью, и словно по волшебству исчезал, растворяясь в невидимых для глаза щелях.

Выкурив не спеша самокрутку, Тимофей подошёл к умывальнику, привычно погладил свою небольшую бороду и, умывшись, проговорил:

– Ну Матрена-ядрёна! Надо идти на улицу да посмотреть, что там ноне за погода. Ох, дел?то нынче невпроворот, вот ведь как всё бежит, всё течёт.

Выйдя на небольшое дощатое крыльцо, он сразу ощутил весеннее солнце, лучи которого слепили глаза и обдавали лицо, шею каким?то свежим, утончённым и нежным теплом. Снегу во дворе было не так много, небольшие его кучки лежали только вдоль забора, верхний слой которых, превратившись с ночи в тонкий ледок, блестел и переливался всеми цветами радуги. Несмотря на раннее утро, от снега струились маленькие ручейки, растекаясь, они дружно соединялись за территорией ограды, превращаясь в большой весенний ручей, дружно уносящий весенние воды в местные пруды и озёра.

Птицы, радуясь новому весеннему дню, то тут, то там дружно выясняли отношения. Воробьи, чувствуя себя полноправными хозяевами, атаковали у скворечников непрошеных гостей-скворцов, скворцы же, не уступая, смело атаковали воробьёв, кучкой сидели вокруг скворечника, не подпуская близко своих соперников. Теперь они были жильцами этих небольших домиков, и никто был не вправе на них претендовать.

Со двора, расположенного в пятнадцати шагах от дома, тянулось длинное мычание соседской коровы Красули, кудахтанье кур и звонкое, утреннее пение петуха. В это весеннее, тёплое утро всё оживало и давало о себе знать.

Радуясь происходящему вокруг, Тимофей ощущал всем своим существом, что на смену холодной, долгой зиме вновь пришла долгожданная весна. Весна, которую он с нетерпением ждал и которая вновь позовёт его в дорогу, в дорогие и любимые ему места. Именно там, вдали от дома, он вновь найдёт для себя приют и успокоение, отвлекаясь от всех житейских и бытовых проблем. Рыбалка, общение с природой становились для него той отдушиной, которая создавала свой неповторимый образ жизни, питала прежде всего его душу.

Пройдя через весь двор, Тимофей прошёл в огород и остановился у места, где он ещё с осени начал строить свою новую, уже четвёртую по счёту деревянную лодку – фофанку, названную так в простонародье в честь её конструктора, инженера Российского общества спасения на водах Фан-дер-Флита.

Испытанные временем, лёгкие на ходу и вёслах, довольно безопасные круглоскулые лодки нравились Тимофею, и он с удовольствием принимался их делать.

Заготовки клинкерной обшивки аккуратно лежали на стеллажах, проложенные тоненьким штакетником, благодаря чему все заготовки остались сухими от снега и дождя. Плоское днище лодки, выполняющее одновременно роль кильблока, на часто поставленных гнутых шпангоутах было похоже на скелет какого?то гигантского животного, он стоял, словно замерев, и ждал своего часа, чтобы, облачившись в клинкерную [1 - Клинкер – с удно (из досок, собранных встык или внахлест) Кильблок – днищевая опора для судна, стоящего на стапеле. Шпангоут – поперечное ребро жёсткости бортовой обшивки судна. Стапель – место постройки судов, на котором располагаются опоры для судов (кильбоки).] обшивку, обрести новую жизнь.

Сборочный стапель был сколочен из старых, разной толщины досок. Сбитые при помощи гвоздей друг с другом, они были похожи на большой монолитный плот.

Тимофей подошёл поближе и стал внимательно рассматривать деревянные заготовки: струганные под рубанок узенькие рейки, доски, бруски. Хорошо сохранившись за зиму, они только немного потемнели.

– Не повело, это хорошо, – глядя на обрезные доски, проговорил Тимофей, – ещё день-два, да надо начинать строить, времени?то в обрез.

Окидывая взглядом разложенные заготовки, он понимал, что работы предстоит сделать ещё очень много, начатое им строительство лодки ещё осенью необходимо было продолжить как можно быстрее, тем более что он всю зиму ждал этих дней, за какой?то месяц лодку нужно было не только собрать по частям, но и основательно просмолить и вывезти за несколько километров на реку Уньгу – к Марьи-ному утёсу, к его старой бревенчатой заимке, построенной им много лет назад.

Обойдя ещё раз вокруг остова лодки, Тимофей в раздумьях направился в избу, что?то приговаривая при этом себе под нос. Чувствовалось, что он переживает и волнуется, настраивая себя на большую ответственную работу.