Викинг. Книга 5. Ход конем. Том 2

– Да Ваше Величество, это незабываемое зрелище. Ведь кроме несметных сокровищ и великолепных произведений мастеров-ювелиров всего Востока, там хранятся священные реликвии дома Османов, мусульман и других народов Писания! – с придыханием ответил Сулейман-паша.

Пары минут осмотра мне хватило, чтобы признать – в словах турка не оказалось ни капли преувеличения. Мне не довелось побывать в музеях Московского Кремля, но, судя по тому, что я слышал об их коллекциях, местная ничем им не уступает, а если учесть религиозную составляющую, то безусловно превосходит. И я даже не знаю, радоваться мне по этому поводу или начинать волноваться. Ведь в руки «неверного», то есть меня, попал целый комплект реликвий Пророка Мухаммеда – Черное Знамя Пророка «Санджак Шериф», два его меча, инкрустированные золотом и драгоценными камнями, бамбуковый лук в богато отделанном колчане, пучок волос с бороды и осколок его зуба, сломанного в битве, а также письмо правителю Египта на лоскуте темной кожи, мантия, подаренная арабскому поэту Каабу бин Зюхеру, принявшему ислам, и отпечаток ноги на камне, который Пророк по преданию оставил при вознесении на небо. Думаю, что этого более чем достаточно для объявления мне вселенского джихада и сплочения на этом фоне всего исламского мира с целью вернуть священные реликвии в руки «правоверных».

Конечно, времени на принятие взвешенного решения у меня ещё достаточно. Пока известие о падении Стамбула дойдёт до Египта и Персии, пока они соберут армии, пока договорятся кто главный (здесь с учетом религиозных и национальных противоречий есть шанс, что не получится), пока дойдут до Босфора. Но вот какое решение считать взвешенным, это большой вопрос. Желания ввязываться в длительную и бессмысленную, для меня, войну с мусульманами, когда ещё не решен вопрос с Петербургом, у меня не было от слова совсем, но и проявлять даже проблеск слабости в отношениях с этими парнями никак нельзя, сразу сожрут. Хорошо, что на моей стороне водная преграда и господство на море, но и бесконечно держать здесь весь флот я не смогу. В ближайшее время информация о моих делах начнет расходиться по Европе и умные люди смогут сложить два плюс два, а значит не исключен вариант нападения на, практически, беззащитную со стороны моря Скандинавию. Ладно, подумал я, разберемся, не впервой. Нужно для начала решить все вопросы с городом.

Помимо мусульманских святынь, в сокровищнице обнаружились не менее значимые артефакты христиан и иудеев, попавшие к туркам в качестве наследства от Восточной Римской империи. Часть черепа святого апостола Петра, оловянная кастрюля Авраама, посох Моисея, ковчеги с частицами мощей святых, и, безусловно, самый примечательный непосредственно для меня, как Великого магистра Ордена святого Иоанна Крестителя, артефакт – мумифицированная правая рука Иоанна Крестителя в дорогом окладе, которой он крестил Иисуса. Я, конечно, никакого религиозного экстаза от останков человека не получал, но думаю, что братья-рыцари будут в полнейшем восторге.

После таких открытий, осмотр просто огромного количества драгоценностей, в виде золотых и серебряных часов, подвесок, фляжек, подсвечников, кубков икофейных наборов, усыпанных десятками килограмм алмазов, изумрудов, рубинов и жемчуга,уже впечатлял не так сильно. Меня сложно заподозрить в религиозном фанатизме, но абсолютно бесстрастно лицезреть на овеществленную историю нашей части мира, пусть даже приправленную изрядной долей сказок, было невозможно. Поэтому остальные сокровища я осмотрел мельком, хотя и здесь было на чём залипнуть.

Особенно мне запомнились, захваченный султаном Селимом Вторым, роскошный, усыпанный драгоценными камнями, трон персидского шаха Исмаила, кинжал «Топкапы» с огромными изумрудами и золотыми часами на рукояти, изготовленный по заказу султана Махмуда Первого в качестве дипломатического подарка для персидского Надир-шаха, но возвращенный назад в связи со скоропостижной смертью адресата, и, конечно, огромный, с кулачок ребенка «Алмаз ложечника», в оправе из сорока девяти бриллиантов помельче. Этот алмаз по местному преданию нашел в мусоре рыбак и обменял свою находку на базаре, получив за него от хитрого ювелира три деревянные ложки, отчего и получил свое название. Позже, по словам Сулейман-паши, бриллиант приобрел великий визирь Тепеленли Али-паша, заплативший за него сто пятьдесят тысяч золотых монет, а султан Махмуд Второй, после того, как обвинил визиря в измене, конфисковал всё его имущество и поместил бриллиант в свою сокровищницу.

Но больше всего меня зацепил, надетый на стойку, комплект позолоченных церемониальных доспехов пропавшего султана Мустафы Третьего, с притороченным на поясе древним мечом основателя династии, являющимся главной реликвией дома Османов, непременным атрибутом и символом воцарения на трон империи каждого нового султана. Сам меч оказался прямым, обоюдоострым клинком из дамасской стали, богато украшенным золотой чеканкой, с изогнутой по восточной традиции рукоятью из золота с драгоценными камнями, в таких же богато украшенных ножнах. Но главным в мече было, конечно, не его историческая или финансовая ценность. Меч был символом власти султана Османской империи, который мне возможно пригодится именно по прямому назначению. Я еще не знал, как именно, но сигнал от подкорки получил и сразу взял на заметку, а остальное проявится по ходу дела. Интуиция меня никогда не подводила.

***

Если уж меня впечатлили артефакты сокровищницы, то, что тогда говорить про Аббаса, который, лицезрев на расстоянии вытянутой руки Знамя Пророка и прочие святыни ислама, тут же рухнул на колени и принялся молиться. Да, с этим нужно что-то срочно делать, ещё раз удостоверился я, приказал удвоить караул и проследовал за Сулейман-пашой в Тронный зал.

В Тронном зале нас встретил не менее вычурный трон, чем тот, который пылился в сокровищнице. Полностью отделанный золотыми пластинами, широченный, словно диван, предмет мебели, оказался подарком правителя Египта султану Мураду Третьему и весил, по утверждению визиря, полтысячи фунтов (почти четверть тонны). Вещица, конечно, понтовитая, но на мой неискушённый взгляд никакой художественной ценности, даже по сравнению с троном в сокровищнице, не имеет. Деревянная лавка покрытая золотом, всегда останется лавкой, сколько бы золота на неё не навесили, зато теперь я знаю из чего будут изготовлены новенькие кресты для Святой Софии и других храмов, которым вскорости будет возвращен их первоначальный вид и предназначение.

Приказав накрыть трон покрывалом, чтобы не отвлекал своим блеском, я отправил визиря с пацаном, который вел себя вполне адекватно ситуации, под охраной в покои султана и дождался когда по центру зала установят большой стол. Разложив на нем план города, принесенный с корабля Аббасом, я оценил масштаб содеянного за сегодня и принялся думать о дне завтрашнем, делая на нем необходимые пометки. Ведь так далеко наши предыдущие детальные планы, по вполне понятным причинам, не простирались.

Глава 3

– Ну что ж господа, благодарю всех за прекрасную работу. По моему немалому опыту, такие сложные планы редко когда удается реализовать без срыва хотя бы на одном участке, но нас эта беда миновала и в этом несомненно заслуга всей армии, от старших командиров до последнего пехотинца и матроса. Этого я не забуду! – начал я совещание, окинув взглядом собравшихся в Тронном зале командиров.

Сегодня я собрал гораздо больше людей, чем в своей каюте на «Троице» двадцать дней тому назад. Кроме прежнего состава, здесь находились командиры и регулярных пехотных полков и сводных флотских подразделений и даже командир наемников сицилиец Сальваторе Гильяно. Младшим командирам места непосредственно у стола с планом, конечно, не досталось, они находились рядом в готовности получить персональную задачу или ответить на вопрос о вверенных им войсках, но и это было не самым важным. Самым важным я считал приобщение к общему делу или, как говорят психологи, заражение общей идеей, моей целеустремленностью, уверенностью в победе и подходом к работе. Ведь взять столицу Османской империи, это даже не полдела. Нужно разобраться, как минимум, с европейскими территориями, а потом всё это сохранить, купировав, как внешние, так и внутренние угрозы, которые несомненно проявятся в огромном количестве. Вот для этого мне и нужны люди, способные действовать самостоятельно, дерзко и инициативно. Флот за время экспедиции уже прошел два этапа расширения, выдвинув на повышение множество способных новых людей, армии же только предстояло это сделать, а значит и собравшихся в зале командиров, практически гарантированно, ждут изменения в служебном положении.

– Завтра утром объявите по войскам, что после удачного завершения второго этапа операции всем будет выплачена премия в размере полугодового жалования. Кроме того, особо отличившихся ждут заслуженные награды и повышения в чинах, а штрафников помилование и возможность присоединиться к нашей победоносной армии. Списки подадите генерал-майору фон Клаузевицу, живому олицетворению моих слов! – завершил я раздачу плюшек и перешел к основной цели совещания, – Теперь за дело. В целом проблем с зачисткой остальной части города я не вижу. Тремя ударами по основным улицам рассекаем группировку турок на части, блокируем и уничтожаем. Основная ударная сила три батальона морпехов и «её величество» картечь. Командор, вы с синьором Гильянообеспечиваете фланги и тыл ударных групп фон Клаузевица, и не забывайте про крыши и балконы. Пехотные полки блокируют районы и обеспечивают коммуникации. Маркиз, вы заканчиваете зачистку Галаты и окрестностей, препятствуя проникновению туда турок с этой стороны бухты, которые завтра полезут из города, как тараканы, застигнутые врасплох на кухне. В качестве единственного серьезного препятствия я рассматриваю только Семибашенный замок, он же крепость Едикуле, и здесь есть над чем подумать. Жду ваших предложений господа!

– Ваше Величество, – взял слово комбриг морпехов, – если смотреть на ситуацию так, как вы учите, то я вижу только два варианта, осадной артиллерии у нас нет, значит вариант со штурмом отметаем сразу. Первый, это ночная атака спецназа, но она требует подготовки и наличия контроля территории вокруг крепости. Поэтому я бы попробовал повторить общую идею, использованную нами при захвате ворот Евгения. В чем наше главное преимущество. Мы точно знаем, что происходит в городе, а вот турки сейчас ситуацией внутри стены Константина не владеют. Представим, что какое-либо турецкое подразделение смогло сегодня отбить наши атаки и сохранить боеспособность. Завтра оно вполне может попробовать пробиться из окружения и найти убежище в крепости. Трофейной формы у нас достаточно, только вот со знанием турецкого языка проблемы, здесь французским не обойдёшься!

Так, так, начала у меня формироваться мысль после слов фон Клаузевица. А у нас ведь не только форма обычных янычар найдется, у нас целый парадный доспех султана вкупе с мечом власти Османа завалялся. Почему бы не случиться такому, что не просто отряд янычар, а сам султан Мустафа Третий с верными нукерами смог сохранить свободу и готов возглавить верные ему войска для противостояния захватчикам. Это может сработать.

– Благодарю Карл, в ваших словах есть рациональное зерно. Детализацией этой идеи я займусь лично, а выполнять задачу будет спецназ под моим командованием. Значит основной замысел общей операции не меняется, но акцент наших атак, – принялся я делать новые пометки на плане, – необходимо сместить в восточную часть города, чтобы турки перебросили туда силы и в районе крепости было посвободнее. Поручаю вам общее руководство завтрашними действиями и дальнейшее планирование. Для поддержки моего диверсионного отряда назначьте одну роту морпехов и пару пехотных батальонов, их командирам я поставлю задачу лично. Жду вас вечером с докладом!

***

Оставив фон Клаузевица заниматься подготовкой операции, я взял с собой Аббаса и снова направился в сокровищницу. Переводчик помог мне облачиться в султанские доспехи, которые оказались немного коротковаты и узковаты в плечах, но за счет высококачественного кольчужного плетения движений почти не сковывали, а длинные наручи компенсировали недостаток длины рукавов. Боевой ценности доспехи сейчас, конечно, не имели, но выглядели действительно круто, а тончайшая золотая сетка скрывала нижнюю часть лица и позволяла без особых ухищрений выдать себя за их бывшего хозяина.

После наступил черед группы Висбю примерять обновки из янычарского гардероба. Ну а здесь вообще проблем не возникло, в казарме на две тысячи рыл был практически безлимитный выбор размеров и фасонов. Париться над вопросом, какой комплект формы будет правильнее одеть, я не стал и сказал продублировать парадный, увиденный нами утром на пристани.

Закончив подготовку группы, я вернулся в Тронный зал, где заслушал доклад фон Клаузевица, поделился с ним деталями диверсии и проинструктировал командиров приданных подразделений, а после отправился в покои султана. День сегодня выдался длинный и напряженный, поэтому я бы с превеликим удовольствием уже завалился дрыхнуть, но мне нужно было еще переговорить с Сулейман-пашой, чтобы уже окончательно понимать его место в дальнейших раскладах.

– Тут у меня интересный вопрос возник, пока я сюда шёл, – уселся я в кресло и принялся наливать себе в чашку чай, организованный Аршином, – ты сам-то где живешь эфенди, семья твоя и как ты собирался бежать из города один?

Присевший по моему знаку на кресло, визирь, после слов о семье, напрягся и сцепил пальцы на солидном животе:

– У меня здесь есть дом Ваше Величество, около мечети малая Айя-София, недалеко отсюда, и поместье на Большом острове, это один из Принцевых островов. Летом семья, жена и пятеро детей, обычно живет в поместье, поэтому я собирался вначале добраться до острова, а потом уже думать, что делать дальше!

– Понятно, вполне приличный план. Да ты не напрягайся эфенди, не будешь дурить, все будет в порядке и у тебя и у твоей семьи, – отхлебнул я горячего, душистого напитка, – кстати, а что это за огромный каменный замок на площади около Голубой мечети? Смотрится, как инородное тело среди местной застройки!

– Вы, наверное, имеете в виду бывший дворец Ибрагим-паши на площади Султанахмет, – на секунду задумавшись, ответил визирь, – у вас острый глаз Ваше Величество, для пятнадцатого века действительно необычное здание, тогда строили по большей части из дерева. Построен дворец при султане Баязиде Втором, но известность приобрел в правление Сулеймана Первого, когда стал свадебным подарком приближенному султана Ибрагим-паше, женившемуся на его сестре Хатидже. К ремонту здания приложил руку сам Ходжа Мимар Синан, наш величайший архитектор, создавший мечети Сулеймание и Селимие. Великий визирь Паргалы Ибрагим-паша позже был казнен за попытку свержения своего повелителя, а дворец возвращен в казну и сменил впоследствии ещё немало хозяев среди высших сановников империи. Сейчас там казармы и тюрьма!

– Отличное место, прямо по моему вкусу, – потер я ладони, – но это дело пока подождёт, а вот с твоим мы должны разобраться сегодня эфенди. У тебя есть, что мне сказать?

– Что я могу сказать Ваше Величество, когда моя жизнь целиком в ваших руках, Я говорю так не потому, что боюсь смерти. Не считаю себя бесстрашным, но трусы великими визирями не становятся. Находясь при дворе повелителя правоверных рискуешь не меньше, чем в армии во время похода. Глупцы же здесь вообще долго не живут. Как вы сказали, долг хорош платежом, и признавая за собой этот долг, могу в качестве оплаты предложить вам только свою службу, в любом, приемлемом для вас, качестве. Прежней жизнь в империи уже не станет, чтобы это понять не нужно быть великим мудрецом. Моего повелителя нет и я имею полное право считать себя свободным от данных ему обязательств. А заслужив доверие такого человека, как вы, достигшего небывалых высот не по праву рождения, а своим умом и доблестью, и не делящего людей на своих и чужих, только по их племени или вероисповеданию, я могу получить второй шанс и обеспечить будущее своей семьи! – тщательно проговаривая слова и вспотев от натуги, выдал свой монолог Сулейман-паша.

– Вполне логично изложил эфенди. Ладно, как лучше применить твои таланты на службе моей империи решим после, сейчас меня в первую очередь интересуют несколько вопросов…

Беседа с Сулейман-пашой вышла обстоятельной, заняв более часа, зато я прояснил для себя множество моментов, как из своего прошлого, так и необходимых мне в ближайшем будущем.

Подробностями про нападение на наше посольство в селе Хаджимус визирь не владел, что было вполне логичным, мы ведь тогда основных фигурантов порешили на месте преступления. Но единственное он знал точно – на турок вышел по своей инициативе человек с нашей стороны, предупредив их о якобы планируемой нами засаде. С учетом ранее известных мне фактов о переносе сроков переговоров и притворной болезни Панина, а также того, что только он обладал всей полнотой информации о мероприятии, можно было сделать однозначный вывод о его предательстве. Хотя с учетом того, что Панин, по словам Потемкина, являлся как минимум косвенным виновником смерти Екатерины Алексеевны и явным участником государственного переворота, он и без этих обвинений, не имеющих прямых улик и судебных перспектив, заслуживал смертной казни. Но разобраться всё же было необходимо, страсть как не люблю недосказанности.

Что же касается моего ареста в Бухаресте, то причиной его, как я и предполагал, оказалось желание великого визиря узнать секреты оружия, уничтожившего турецкий флот на рейде Феодосии, и попробовать перетянуть меня угрозами и подкупом на службу султану. Ничего не ново на этом свете.

Дела давно минувших дней это, конечно, интересно и отчасти даже полезно, но большую часть беседы я все же уделил другим вопросам, постаравшись по максимуму прояснить для себя особенности уклада и структуры турецкого и в первую очередь стамбульского общества, узнав множество интересных вещей. Например, что запас муки в столичных пекарнях положено иметь на месяц работы, управление миллетами (общинами)«зимми», то есть покровительствуемых народов из числа людей Писания (христиан и евреев), организовано через глав церквей, на которых возложены ещё и функции светских властей, а представители этих народов составляют почти половину от семисот тысячного населения столицы. Единственными же из славянских жителей империи, кто привлекался к военной службе и имел право на ношение оружия, оказались сербы в Белградском пашалыке (область, управляемая пашой), которые в ответ на некоторую автономию местного самоуправления и небольшие налоговые послабления, были обязаны нести пограничную службу на неспокойной австрийской границе.

Но самым удивительным, оказалось то, что чиновники Османской империи редкостные «извращенцы» и в плане выделения себя из общей массы населения переплюнули даже дворян девятнадцатого века из одной огромной, заснеженной страны, частенько знававших французский язык, лучше родного (хотя какой для них родной в этом случае, еще вопрос). Так вот, они просто придумали новый язык для чиновников – османский, состоявший из смеси турецких, арабских и персидских слов, и являвшийся непонятным подавляющему большинству населения империи, считая владение новоязом признаком утонченности и образованности.

***

Первейшей задачей любой диверсионно-разведывательной группы, работающей под чужим флагом, является не попасть под «раздачу» от своих же братьев по оружию при выходе на задачу и, что особенно неприятно, при возвращении с неё. Как это случилось на киноэкране с героем Леонида Быкова «Маэстро» при полете на разведку в тыл противника на трофейном Мессершмите, отделавшимся в итоге небольшим «бланшем» с компенсацией в виде фронтовых … грамм, и происходило сотни раз на реальной войне с куда более печальными последствиями. Поэтому утром мы спешить не стали, просто прикрыв султанские доспехи и янычарскую форму длинными плащами и встроившись верхом в пешую колонну приданных морпехов, которые спокойно довели нас до стены Константина. Теперь нам предстояло дождаться переполоха на правом фланге и разыграть небольшой спектакль с атакой ворот изнутри и прорывом в сторону Едикуле.

Атака основных сил не заставила себя долго ждать, начавшись точно по плану, и выждав для верности около часа, мы приступили ко второму акту «марлезонского балета». Наблюдатели на башне присутствия вражеских войск в поле зрения не фиксировали, но работали мы на совесть, не позволяя себе схалтурить ни на грамм. Вначале рота морпехов открыла беспорядочный огонь в воздух и по каменной стене, изображая бой охраны с прорывающейся группой турок, потом интенсивность стрельбы начала снижаться, и Аббас, взятый в этот раз на задание, принялся вместе со спецназовцами из числа казаков кричать «алла», имитируя атаку янычар. И вот только после этого, ворота распахнулись и мой отряд, скинув маскировку, двинулся на прорыв, а группа морпехов принялась нас преследовать бегом, немного продвинувшись вперед из ворот и паля в спину холостыми зарядами, отчего пара ряженых казаков даже завалила лошадей, будто их подстрелили, и была пленена. Дальше у нас был только один путь, вперед.

Выбрав, чтобы не заплутать, дорогу вдоль крепостной стены, мы двинулись галопом к Едикуле, сметая со своего пути достаточно многочисленных в этой части города прохожих, которые едва успевали отскочить на обочину и упасть ниц, лицезрев перед собой своего повелителя в сверкающих доспехах, с обнаженным, похожим в лучах утреннего солнца на прирученную молнию, мечом Османа.

Не прошло и четверти часа, как мы, подняв клубы пыли, оказались у Воротной башни и Аббас, которого я заставил с вечера тренировать эту фразу до хрипоты, гаркнул не терпящим возражения голосом пялящемуся на нас часовому:

– Ты что ослеп, сын ишака. Открыть ворота повелителю!

Сомнений в том, что такой наглый подход прокатит, у меня практически не было. Так в итоге и произошло. Часовой растормозился, заорал истошным голосом и после небольшой паузы ворота пришли в движение. Наша кавалькада проследовала внутрь крепости и Аббас продолжил рыча раздавать команды в окружающее пространство:

– Собрать гарнизон крепости. Пошевеливайтесь, верблюжьи отрыжки! Где комендант?

Наша группа всё это время не переставала хаотично двигаться по кругу, поднимая пыль, не позволяя внимательно рассмотреть себя и, наоборот, давая себе возможность оглядеть внутреннее пространство крепости и определить приоритетные цели для первой, сокрушительной и обескураживающей атаки.

В целом, внутреннее устройство крепости не поражало воображение. Плац, пара деревянных казарм из которых выбегали солдаты, небольшая мечеть и отдельное строение непонятного назначения. Понятно, это ведь не самостоятельная крепость, а всего лишь воротное укрепление, так сказать, барбакан изнутри, использовавшееся последние пару сотен лет в основном в качестве тюрьмы. Плац быстро наполнялся турецкими солдатами, пытающимися изобразить подобие строя, и вот, наконец, появился дородный комендант крепости, которого было легко отличить по внешнему от его подчиненных, на бегу приводящий форму на себе в порядок. Пора.

– Алла! – во всю мощь своих легких, затянул я боевой клич, служащий нам сигналом к атаке.

Турки инстинктивно подхватили мой крик и в этот момент очереди Галилов и пули обычных пистолетов принялись рвать их тела, а в дальние углы плаца полетели ручные гранаты. Крепость погрузилась в локальную преисподнюю.

***

Небольшой, штыков в двести-двести пятьдесят, гарнизон крепости организованного сопротивления практически не оказал и был полностью уничтожен минут за двадцать, с учетом выковыривания двух групп из Пушечной и Тюремной башен. Нам даже не понадобилась помощь приданных подразделений, которые добрались до Едикуле с языками на плечах, когда всё уже закончилось. Силу гарнизона крепости я переоценил, но в таком деле всегда лучше перебдеть, чем недобдеть. Назначив командира одного из пехотных батальонов комендантом и отправив второй батальон с ротой морпехов на зачистку прилегающей территории, я занялся осмотром местных достопримечательностей.

По большому счету, почти ничего интересного в крепости не оказалось. Сокровищницу давным-давно перенесли в Топкапы, оставив в одноименной башне только бумажный архив, наваленный на деревянных стеллажах безликими кучами, резко контрастировавшими с воспоминаниями об идеальном порядке, царившим в орденской библиотеке на Мальте. О былом предназначении Тюремной башни напоминали лишь несколько пустых камер с висящими на стенах ржавыми кандалами и только в отдельно стоящем здании на плацу меня поджидал сюрприз в виде одного, единственного пленника. И этого пленника я сразу узнал.