Викинг. Книга 5. Ход конем. Том 2

Интерлюдия "Бедный, бедный Йорик Мустафа"

Такая уютная и любимая султаном Мустафой Третьим жизнь, наслаждаться которой он начал всего лишь шестнадцать лет назад, уже разменяв к этому времени пятый десяток на своем персональном календаре, стремительно рушилась прямо у него на глазах и он, ещё буквально несколько часов назад, всесильный (ну почти) повелитель огромной империи, раскинувшейся на трёх континентах, никак не мог на это повлиять.

Жертва жестоких правил, царивших при дворе повелителей правоверных, шехзаде Мустафа, сын свергнутого в 1730 году султана Ахмеда Третьего, провел в кафесе (отдельном отделении гарема) в полной изоляции двадцать семь лет. Вынужденным затворникам запрещалось общаться с кем-либо, кроме специальных слуг и стерильных наложниц, а у стражи, охранявшей кафес, были подрезаны языки и проколоты барабанные перепонки. Условия, мягко говоря, не способствующие полноценному развитию и сохранению психического здоровья наследников престола, и если затворнику всё же удавалось выйти наружу и стать султаном, то самостоятельно управлять государством такой правитель был не в состоянии.

За более чем двухвековую историю «золотой клетки», многие её обитатели были казнены, стали жертвами заговоров или сошли с ума. Например султан Мурад Четвертый отличался паталогической жестокостью, а его брат Ибрагим вообще боялся покидать пределы кафеса и став в итоге, после гибели Мурада, султаном, пустился во все тяжкие, будто пытаясь наверстать упущенное. В противоположность этому, Сулейман Второй, отсидевший в клетке почти четыре десятилетия, стал аскетом и увлёкся каллиграфией, и уже взойдя на престол много раз порывался вернуться обратно, чтобы продолжить в уединении заниматься любимым делом.

На этом фоне, можно сказать, что Мустафа отмотал свой срок, практически, безболезненно. Он не сошел с ума, не стал маньяком или пьяницей. Единственным следствием проведенных в заточении долгих лет, был постоянный страх отравления и чрезмерное увлечение астрологией. А в остальном, это был легко внушаемый, скромный, любящий физические упражнения, трудолюбивый, сравнительно целомудренный и необычно (для султана) великодушный человек, который на радостях от восхождения на трон значительно сбавил долговую нагрузку на подданных.

Знаний и кругозора для самостоятельного управления огромной империей у султана, естественно, недоставало, поэтому основной его функцией, было утверждение решений государственного совета, а особой страстью, стало издание фирманов (указов), регулирующих ношение предметов одежды, и выходы инкогнито в народ для проверки исполнения своей монаршей воли.

***

Несмотря на довольно частые выходы в город, маршруты движения султана и места, которые он посещал, не отличались разнообразием. В эту эпоху, впрочем, как и в любую другую, основным местом скопления людей в городах были базары, вот туда Мустафа и наведывался, чтобы «погреть уши». Поэтому обычный его маршрут пролегал от Топкапы до Капалы-чарши, главного городского базара в центре Стамбула, оттуда до Египетского базара (он же рынок специй), расположившегося неподалёку от ворот Перама, и уже оттуда обратно во дворец. Всё в радиусе двадцати минут неспешной ходьбы от Топкапы. Даже у стены Константина Мустафа ни разу не бывал без сопровождения, не говоря уже про городские окраины у стены Феодосия или, того хлеще, предместья Стамбула.

Перевоплощаться Мустафа умел и любил, что сразу подметил Викинг, оказавшись утром в его покоях, покинутых хозяином незадолго до этого в образе уличного торговца водой. Оказавшись за пределами дворца, султан изменил устоявшийся порядок движения и направился сразу на Египетский базар, на котором сегодня ожидалось столпотворение ввиду ожидаемого прибытия французского флота.

Поначалу всё шло, как обычно. Мустафа неспешно двигался по базару, вяло рекламируя свой товар и внимательно прислушиваясь к разговорам обывателей, как вдруг около ворот Перама начался небольшой переполох, быстро переросший в схватку со стрельбой. Зеваки, принявшиеся поначалу стягиваться к месту происшествия, дабы по своему обыкновению насладиться бесплатным зрелищем, и увлекшие своим движением Мустафу, бросились оттуда врассыпную. Две разнонаправленных человеческих волны столкнулись, началась давка и в этот момент земля затряслась, как при нередких в этих местах землетрясениях, по ушам людей ударил раскат грома, а небеса извергли из своего чрева дождь из дерева. Толпу объял животный ужас!

Мустафа не успел даже толком осознать произошедшее, как был сбит с ног и чудом не оказался затоптан до смерти, едва успев отползти под оказавшуюся рядом перевернутую арбу, но дорожным покрытием, когда по нему пробежалось с десяток человек, смог ощутить себя в полной мере. Отработав на пределе возможностей и оказавшись в относительной безопасности, организм султана перешел в режим саморегуляции и дабы не сгореть от боли, шока и переизбытка эмоций отключил сознание хозяина.

***

Пролежав в отключке пару часов, Мустафа пришел в себя и, превозмогая дикую боль в каждой клеточке своего организма, выполз из-под импровизированного укрытия. Вспоминая, что происходило с ним до момента забытья, султан ожидал увидеть на площади страшную картину постапокалипсиса, но, к его удивлению, ничего сверхординарного, за исключением десятка бездыханных тел, затоптанных в отличии от него в давке, не обнаружил. Решив, что на сегодня приключений с него хватит, Мустафа неровным шагом направился в сторону дворца, откуда почему-то доносились приглушенные звуки стрельбы, а его голова в это время разрывалась от сонма мыслей, пытавшихся безуспешно объяснить самому себе происходящее.

Пройдя пару кварталов, султан обнаружил, что перекресток впереди заблокирован группой вооруженных людей в незнакомой ему форме. Сердце Мустафы сжалось от предчувствия беды, но к его изумлению, ничего дурного с ним не произошло. Солдаты, разговаривавшие на незнакомом языке, подозвали его жестами к себе и показали табличку с фразами на турецком и арабском языках, гласившими, что мирным жителям бояться не следует, нужно лишь соблюдать общественный порядок и, во избежание недоразумений, необходимо вернуться в свои дома.

Понимая, что спорить не только бессмысленно (ввиду наличия языкового барьера), но и опасно, Мустафа двинулся в обратную сторону, пытаясь выстроить в голове картину произошедшего, и по всему выходило, что столь ожидаемые французские союзники коварно захватили Стамбул. А что до незнакомого языка, на котором разговаривали солдаты на перекрестке, то это вполне могли быть немецкие наемники, чьими услугами в Европе пользовались все, у кого водилась звонкая монета. Султана охватила паника, он был совершенно не готов к таким испытаниям и не понимал, что ему делать дальше.

Собрав остатки воли в кулак, Мустафа дошел привычной дорогой до Капалы-чарши, где обнаружил не только безлюдную базарную площадь и таких же солдат с табличкой, перекрывавших дорогу в сторону Топкапы, но и смог взглянуть с открытого пространства в сторону своего дворца, не увидев там для себя ничего обнадёживающего. На башне Правосудия развивался незнакомый флаг, а значит его первоначальные выводы верны – город захвачен. Силы опять оставили Мустафу и отойдя подальше от солдат, он забился под прилавок и ненадолго впал в забытьё, а после принялся судорожно искать выход из создавшегося положения.

***

Немного успокоившись, Мустафа принял вполне логичное решение. Если невозможно идти в сторону дворца, значит он пойдёт в другую сторону. Там стена Константина, на которой должны быть его солдаты, а ещё дальше, у стены Феодосия, казармы янычар и Семибашенный замок с верным гарнизоном, где он неоднократно бывал и сможет наконец стать обратно самим собой и получить ответы на свои вопросы.

Определившись с планом дальнейших действий, султан воспрянул духом и двинулся к стене Константина сквозь лабиринт узких, кривых и грязных улочек, кляня на чем свет стоит градоначальника, допустившего такое непотребство в содержании столичной инфраструктуры, и придумывая для него на ходу изощрённые наказания. Со стороны стены отчетливо доносились звуки боя, но Мустафа продолжал идти, понимая, что другого варианта у него всё равно нет. Оказавшись через час в районе пролома, где Мустафа сам приказал разобрать стену, он стал свидетелем ожесточенной схватки, между небольшим отрядом захватчиков и янычарами, накатывавшими на них из-за стены огромными волнами. В какой-то момент боя он даже поверил, что всё, сейчас его доблестные воины возьмут верх и мучения закончатся, но нет. Подоспевшая к захватчикам подмога, вышвырнула янычар за пределы стены, как нашкодивших щенков, и бой на этом закончился.

Султан опять впал в панику, немного отлежался в грязной подворотне, и понял, что нужно дожидаться завтрашнего дня. Сейчас никаких вариантов преодолеть стену не просматривалось, а вот на следующий день такая возможность могла появиться. Хоть и безуспешная, но серьезная атака янычар, говорила, что часть города за стеной ещё не захвачена и завтра схватка обязательно возобновится, а ему нужно быть готовым воспользоваться окном возможностей.

Попытки напроситься на ночлег в близлежащих домах успехом не увенчались, никто не хотел впускать к себе в дом побитое, грязное и оборванное чучело, а когда он один раз назвал себя султаном, ещё и пригрозили поколотить палкой. Поэтому, запомнив дома негостеприимных жителей и напившись, с трудом сдерживая рвотный рефлекс, из кошачьей миски в одном из дворов, Мустафа устроился на ночлег в недостроенном доме и уснул, как убитый. Резервы его организма подходили к концу.

***

Место для ночлега султан выбрал удачно. Пролом в стене был хорошо виден, поэтому следующим утром ему не требовалось никуда идти. Устроившись поудобнее на своем наблюдательном пункте, Мустафа принялся ждать, вполне обоснованно надеясь, что сегодня заваруха здесь обязательно начнётся, а значит у него появится шанс выскользнуть из старого города. В итоге мысли султана подтвердились, но совсем не так, как бы ему хотелось.

Не успело солнце ещё подняться выше минаретов Сулеймание, как мимо его убежища проследовала большая колонна захватчиков в ещё более странной форме, чем у тех, кого он встречал вчера. Часть этих странных солдат удивительно легко несла тяжелые, даже на вид, черные щиты, а часть, также легко, катила небольшие пушки, имеющие целых четыре колеса, вместо двух. Но даже это было не самым удивительным и пугающим. До дрожи в конечностях, до колик в животе поразила султана четкость бездушного механизма, с которой двигались странные солдаты, и абсолютная неотвратимость смерти для каждого вставшего у них на пути, которой веяло от них во все стороны.

Бой, которого дожидался всю ночь султан, начался, но никакого намека на вчерашние события даже не просматривалось. Захватчики открыли огонь со стены и башен, а затем бронированная змея странных солдат проскользнула в открытые ворота, превращаясь на ходу в каре, извергающее огонь и сметающее со своего пути турецкий заслон, вслед за которым двинулось ещё несколько вражеских подразделений. Мустафа опять запаниковал, но все же сумел собраться и трезво оценить обстановку. Пускай все идет не по его желанию, но самого главного он дождался. Путь свободен, у пролома в стене никого из захватчиков не осталось и он может попытаться выскользнуть из мышеловки.