Йерве из Асседо

Аннабелла брезгливо сморщила благородный нос, а Фридочка покинула помещение, послав в воздух воздушный поцелуй.

– Что за бред? – риторически спросила Алена, когда мы остались одни. – Давайте сразу согласуем, как нам вместе жить. Нам необходимо заключить договор, а не то, чует мое сердце, вы меня очень быстро доведете до ручки.

Я немного обиделась, но зато мне польстило, что Аленка слила Аннабеллу и меня в одно целое. А сама идея показалась мне дельной.

– Нам нужны заповеди, – блеснула я знаниями.

Достала из рюкзака тетрадь и карандаш и написала заглавие: “Десять заповедей первой комнаты Деревни”.

– Первый пункт: без принцессничаний, – безапелляционно произнесла Аленка.

– Такого слова не существует в русском языке, – верно заметила Аннабелла.

– Я в курсе, – сказала Алена. – Пункт второй: без долбое…

– Аленка! – не выдержала я, не узнавая воспитанницу привилегированного детского сада “Сказка” для отпрысков работников порта. – Пункт третий: без жлобства.

– Пункт четвертый, – подхватила Аленка. – Матерщина – это всего лишь матерщина. Мы долго не выдержим, если нам придется держать друг перед другом фасон. Тут один туалет и один душ на троих. Нам придется их делить, придется переодеваться на глазах общественности, и придется чувствовать себя при этом удобно. Так давайте без.

– Без чего? – спросила принцесса.

– Без этого самого…

– Щепетильности? – пришла ей на помощь Аннабелла.

– Без заумных слов, из которых должно следовать, что ты чем-то лучше меня.

– Я так воспитана, – фыркнула Аннабелла.

– Так перевоспитывайся быстрее.

– Пункт пятый, – прошелестела Аннабелла. – Никто не посягает на мое личное пространство, граница которого проходит вот здесь.

Она встала и, как канатоходец, процокала каблуками по плиточным швам аккурат посередине комнаты, между моей бывшей кроватью и Аленкиной настоящей.

– Пункт шестой, – сказала я. – Мы выключаем свет после отбоя, не шумим, не слушаем громкую музыку, ложимся спать не позже одиннадцати, никого в нашу комнату не впускаем и не мешаем друг другу учиться и отдыхать.

– Лады, – с тяжелым вздохом согласилась Алена. – Хоть я и привыкла ложиться в двенадцать и, между прочим, не могу заснуть без “Металлики”, “AC/DC” и “Сектора Газа”.

И она красноречиво достала из чемодана двухкассетник Sharp и гору расписанных фломастерами кассет.

– Сектор Газы – это там, где война? – вспомнила я папины слова.

– Боже, – содрогнулась Аннабелла. – Как твои уши не вянут от этого мерзейшего кошмара?

– А ты что слушаешь? – без особого интереса спросила Алена. – Небось “Поручика Голицына” и Изабеллу Юрьеву?

– Мы с моим отцом предпочитаем слушать Башлачева, БГ, Щербакова и Берковского, – презрительно ответила Аннабелла, – а играть – Моцарта, Шопена и Шуберта. Я окончила художку и музыкальную школу по классам фортепиано и скрипки. В изобразительном же искусстве мне нравятся немецкие экспрессионисты и венское ар-нуво, а особенно Фриденсрайх Хундертвассер. Я посетила его выставку в Русском музее. В вашей Од эссе хоть слышали когда-нибудь об этом художнике?

– Нет, – призналась я с большим интересом, а Аленка только нетерпеливо покачала головой.

Звучное имя моментально завладело моим воображением. Фриденсрайх Хундертвассер. Так должен называться герой романа о тевтонских рыцарях. Он, несомненно, невозможно красив и благороден, этот Фриденсрайх. Хундертвассер. Лучше Таузендвассер. Лучше фон, раз он дворянин. Фриденсрайх фон Таузендвассер. И очень загадочен. Друзья называли его Фридом… Фридом Красавцем.

Демонический Фрид во всех баталиях был преданным соратником дюка, владыки Асседо…

– Пункт седьмой, – выдернула меня из грез Алена. – У кого-нибудь есть седьмой пункт?

– Есть, – сказала Аннабелла. – Вы никогда не станете расспрашивать меня о моем прошлом.

– Без проблем, – заверила ее Алена.

– Почему? – спросила я.

– И вообще давайте без лишних вопросов.

– Ну, давайте, – пришлось согласиться. – Но тогда восьмая заповедь: раз уж мы вместе живем, так нам надо друг дружке во всем помогать и защищать от обидчиков.

– Каких таких обидчиков? – вскинулась Аннабелла. – Я похожа на девушку, которую можно обидеть?

– Ну, мало ли что… ты не похожа, а я…

– Ты тоже не похожа, – сказала Алена. – Ты вообще ни на что не похожа. А я?

– Ты?! – удивилась Аннабелла. – Да ты сама кого угодно обидишь и даже не заметишь.

– В общем, мы заключаем пакт верности, – подытожила я.

– И вот еще, – вспомнила Аннабелла. – Пускай мы друг друга возненавидим, что вполне вероятно при данных обстоятельствах, но мы будем хранить секреты друг друга даже под страхом исключения из программы.

– Да? – Я в задумчивости погрызла карандаш.

– Это совершенно необходимо, – сказала Аннабелла. – Клянусь, я ни слова никому о вас не расскажу, пусть вы тут хоть поубиваетесь. Особенно важно хранить тайны от мадриха и домовой, это каждому ясно.

– Принцесса права. Я тоже клянусь, – кивнула Алена. – Девятая заповедь – не стучать.

– Ладно, – пришлось согласиться и мне.

– Итак, пункт десятый, – торжественно заявила Алена. – Соблюдать чистоту и порядок. Туалет моем по очереди. Мусор выносим по очереди. Полы моем. Пыль вытираем.

– Но… – замялась Аннабелла.

– Чего?

– Я не умею мыть полы. К тому же у меня маникюр.

И она продемонстрировала нам длинные острые ногти с перламутровым лаком.

– Пианистка хренова, – сказала Алена и тут же извинилась: – Простите, барышня, я нарушила третий пункт.