Как раз была амнистия – кто за что сидел – выпускали на свободу, он подошел по статье.
– Давай поженимся, – почти шутя сказал он. Потом подумал и заговорил, вроде, серьезно. – Мне бы бабу какую-нибудь найти…
Антонине показался разговор очень даже серьезным. Она встала из-за своего стола и взмахнула руками:
– А что же я не подхожу, что ли?
Ей было жаль терять такого прекрасного мужчину. Она закрылась, и они пошли вдвоем в другую комнату, где было полутемно.
Потом он быстро снова сел. Потому что не хотел работать и что-то натворил. Так что, они мало пожили вместе.
Был суд. Кстати, она даже не пришла на суд. Ему дали снова наибольший срок, как по второму разу.
Она была маленькая. Её легко было уломать. Она поддалась мимолетному увлечению и скуке, отдалась ему. Как она говорила после, что он был боров и грубый жеребец, ему лишь бы удовлетворять свою страсть, похоть…
Но нет худа без добра. Скоро приходит из тюрьмы снова письмо, где товарищ пишет, что не сегодня-завтра выйдет из этого ада «и больше меня обратно не загонишь – буду тише воды, ниже травы».
– Ты, что, его ждешь и хочешь изменить ему?
– Да, на мне нет места, которое он мне бы не целовал. Это тот – боров, жеребец, как я его называла. А этот – спокойный такой, но по глазам видно, что любит… А тот всё врал мне, хорошо, что я с ним не расписалась. Как чувствовала, что он – боров… По пьянке в двадцать два года я отдалась ему в Новый год в Екатеринбурге.
АФГАНЕЦ
Володя воевал в Афгане. Демобилизовался. Стал работать на тракторе, как в молодости. Однажды у автобуса с пассажирами случилась беда. У автобуса вдруг отказали тормоза. И он погнался с горки всё быстрее и быстрее, набирая скорость.
Он заметил, что гора длинная, машины на горе ехали тихо, а этот автобус ехал всё быстрее и быстрее. А впереди был мост через реку Ошань. Заметив неладное, Владимир, долго не раздумывая, подставил под автобус свой «Беларусь», развернув колеса так, чтобы автобус ударился и остановился. Но сам он отскочить не успел. Все пассажиры приготовились к сильному удару, и никто не пострадал. А тракторист истекал кровью. Конечно, нашлись врачи, но уже не успели ничего сделать. Он умер, но попросил людей, чтобы те передали его предсмертные слова:
– Передайте родителям по адресам: город Свердловск, улица Горная, четырнадцать и город Талица, улица Белехова, тридцать семь, что их дети в плен-у, – букву «у» Володя Тихомиров буквально выдохнул. И умер, истек кровью ввиду повреждения грудной клетки.
Хоронили Владимира, стояла длинная – с километр – очередь. Все хотели бросить горсть земли в могилу и проститься с товарищем Афганцем, как его звали местные сельчане. Приехал «живой» автобус, на котором могли бы разбиться люди.
ЖЕНЩИНЫ
…Не говори так, женщины – чистые прекрасные жёны – были, есть и будут. А если они, подчас, становятся плохими, так это потому, что мы сами не умеем ценить их чистоту, верность, преданность, их любовь…
Я немало знаю чистых и любящих мужчин, но всё-таки женщины лучше нас, и никто меня в этом не переубедит. Я сейчас вам расскажу доказывающий это случай.
Был у меня приятель Анатолий Русенков. Где-то на стройке – он был одно время строителем – подцепил заразу, гонорею. Переспал с молодой женой. Женщины, как известно, гораздо позднее узнают ЭТО, мужчины – где-то через три дня. Ну, мне он не врал. Говорит:
– Можно я у тебя сегодня побуду? Переночую. А утром я уеду из дому.
– Толя, а что случилось? Ты говоришь такие серьёзные вещи.
И он мне всё рассказал.
– Домой я не пойду. Рубаха-перемываха на мне. Всё на мне. Матери ты скажешь, что уехал срочно в дальнюю командировку.
– Ну ладно, я-то скажу… Но тебя я всё равно сейчас отвезу к жене, честно расскажу всё, может, она тебя, как её зовут? – Лида, – может, она ещё простит тебя дурака.
– Тогда я в жизни не свяжусь ни с какими бабами!
– Ну, поехали, я «запрягая своего коня».
Хоть я играл на баяне у него свадьбу, но всё равно он мне говорит и показывает дорогу. Приехали. Я захожу, а Толя остался в машине.
– Так и так, – говорю я, – Толя не хочет жить. Но я его уговорил лучше уехать, потом, когда всё успокоится, возьмёт отпуск и приедет.
Лида поняла меня, что я не шучу.
– Везите меня, где он? – спрашивает она меня.
– Он в машине на улице. Мы подъехали…
– Пойдёмте, – только одно слово сказала она.
Мы вышли на улицу. Толя ходил возле машины. Я всё понял и говорю ему:
– Ну ладно, я поехал.
Сам быстро завожу машину и уезжаю. Я оглянулся и в зеркало увидел, как она прижала его к своей груди, а руки её были брошены на плечи Анатолия. По всему видно было, что она простила и пожалела его.
– Ну вот, – подумал я, – а жить не хотел…
На повороте я успел заметить, что они идут рука об руку.
– Наверное, к матери, – решил я.
Я искренне позавидовал, что он нашел сое счастье. Боюсь, только, оценит ли он, сбережет ли её любовь? Ведь мы мужчины, к сожалению, не умеем ценить и беречь чистоту своих жён, а подчас из-за неуважения сами толкаем их в грязь… Но не надо забывать, что женщины относятся к слабому полу.
– Вот так, ребятки, а вы говорите…
И мне показалось странным, что мужчины молчали.
БУКВАРЬ НА ДВОИХ
Нас было много в классе – сорок человек в первом классе. Мать сшила мне сумку из лоскутов – она была единственная в деревне портная и шила всем за деньги. Мать сразу говорила, сколько стоит. Но много не брала – знала, что денег у деревенских колхозников нет. Отвлёкся я.
Итак, самой учительницы уже нет в живых. Я был случайно на кладбище. И прочитав, обомлел! Она, первая моя учительница, уже похоронена, значит, и мне скоро пора, ей было восемьдесят! Она же нас учила!
Первый раз ей доверили класс после учебы. Вот здорово! Прошло много-много лет! Она учила нас ещё в войну. Правда, один год. Затем война закончилась. Мы были первыми её учениками. Звали её Таисья Павловна.
Дело в том, что в войну и после войны нам не хватало учебников. А тогда давали их бесплатно. И никого не удивляло, что давали их на несколько человек. Например, «Родную речь» дали даже на четырех человек.
Меня посадили за одну парту с Юриком Колябой. Так его все дразнили – голова у него была большая и немного раздвоена. Наверное, поэтому его и прозвали «Колябой». Ему дали отдельно учебник «Букварь». Дали и сказали:
– На двоих с Уськовым.
А мы с ним сидели за одной, повторяю, партой. Когда его спрашивали, он читал плохо. Я учил до занятий наизусть, на память. Я читал быстро и громко, так, что все сорок человек смотрели на меня.