Клубок Мэрилин. Рассказы, пьесы, эссе

– Хорошо, очень хорошо, – сказал Максим. – А что, ты-то сам где проводишь лето? Уедешь куда-нибудь или здесь, на даче?

– Да я хотел в пионерлагерь, а они говорят: нет, давай на даче, ты же знаешь, дедушку не с кем оста вить, он болен, ему за восемьдесят. Я говорю: а дачника вы зачем пускаете? Он и присмотрит. А они говорят: не говори глупостей, так надо, и дедушка тебя любит, знаешь как, вот и поживите. Ну, и придется, видно, здесь.

– А что же родители, разве они не будут на даче?

– Нет, они приезжают только на субботу-воскресенье. Мама говорит, что не может после работы мотаться черти куда.

– Ну что ж, Лев Николаевич, будем вместе присматривать за дедушкой. И скажи уж, кстати, как его зовут.

Лева выдержал паузу – значительную и по времени и по смыслу, который в нее вкладывался, – потом сказал, быстро взглянув на Бахтина:

– Его зовут Федор Михайлович…

– Как? – поперхнулся Бахтин.

– Федор Михайлович…

– Н-да-а, – протянул Бахтин и вдруг развеселился. – Послушай, а ведь я знаю, как будут звать твоего сына и внука! Сказать?

– Интересно, – почти лениво сказал мальчик и выжидающе остановился.

– Сына ты назовешь Сережей, и он будет Сергеем Львовичем, ну а Сергей Львович, конечно же, станет отцом Саши – Александра Сергеевича! Так?

– Почем вы знаете? – смутился Лева.

– А разве не так?

– Мне папа говорил, что это должно быть так, что это давно задумано.

– А сам ты как к этому относишься?

– Да я не знаю, не думал еще об этом, только мне не нравится, что все зовут меня Львом Николаевичем.

– Ты не любишь свое имя?

– Имя как имя. Но вон соседа зовут Митькой, там вот Ирка живет, здесь Степка, а я – Лев Николаевич.

– Что ж, имя достойное.

– Достойное? – обозлился будущий дед Александра Сергеевича. – А вам было бы приятно, если бы ваше имя стало бы вашим же прозвищем? Потому что «Лев Николаевич» – это мое прозвище! А звать меня надо: Лева!.. Лева! Лева! – Он почти плакал.

Бахтин удивился и глубине переживания и глубине филологических прозрений мальчика об имени и прозвище. Ситуация совпадения прозвища с именем вдруг показалась ему столь же ужасной, как ситуация Эдипа, обнаружившего, что его собственные дети в то же время и братья ему.

– Лев Николаевич! – раздался голос из-за стены, отделявшей комнату Максима от хозяйских покоев. – Проводи гостя ко мне!

– Там живет дедушка, – шепотом сказал мальчик и громко ответил: – Сию минуту-с, Федор Михайлыч! – и, сделав приглашающий жест, в том же тоне – Бахтину:

– Пожалуйте-с!

Они прошли через веранду на участок, обогнули дом и оказались у входа на хозяйскую половину. По дороге Бахтин смутно подумал, что Федор Михайлович слышал весь его разговор с внуком, а стало быть, и жалобы мальчика, и все же позвал так, чтобы доставить Леве неудовольствие. И Лева сразу стал ерничать, и видно было, что он готовит какое-то лебезяще-слащавое представление.

– Театр для себя? Или для меня? – озадачился Максим.

– Вот-с, – сказал мальчик, – прошу знакомиться: Федор Михайлович – Максим Менандрович. Он захихикал.

– Действительно, смешно, – понял его Бахтин и улыбнулся.

– Очень рад, очень рад, – встав со стула и зашаркав шлепанцами, пошел навстречу Максиму старик.

Очень небольшого роста, согнутый, но какой-то свежий и чистенький, гладко выбритый, с розовыми щечками, Федор Михайлович долго пожимал и тряс руку гостя, повторяя:

– Приятно, чрезвычайно приятно!

Максим разглядывал деда. Седые волосы с аккуратнейшим пробором, белые (не седые) выступающие вперед брови, умные зеленые глаза, нос с намеком на орлиность, тонкие длинные губы, красивый узкий подбородок, руки подвижные с рыжими старческими пятнами, облик благороднейший, голос без малейшей хрипотцы (никогда не курил) и приятного тембра.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласил Федор Михайлович. – Вы, я слышал, Достоевским занимаетесь?

Отвечать утвердительно на этот вопрос, заданный Федором Михайловичем, дедом Льва Николаевича и прапрадедом Александра Сергеевича, не было никакой возможности, и Максим сказал уклончиво:

– Я занимаюсь русской литературой XIX века.

– Ну, стало быть, и Достоевским тоже?

– Меня больше интересуют вопросы теории.

– Позвольте, но я ведь читал работы Бахтина о поэтике Достоевского. Это что же, родственник ваш?

– Нет, – односложно ответил Максим. Он всегда смущался, когда при нем упоминали Бахтина, но сегодня это превратилось в фантасмагорию. Какая-то вакханалия имен! Максим понял, что нечаянно включился в систему, постоянно действующую в семье Павловых, и более того – он восполнил собою какое-то недостававшее в системе звено, он даже вошел в этот клан, образовав побочную, но важную ветвь генеалогического древа. И Федор Михайлович, укоризненно взглянув на Бахтина, дал ему понять, что он напрасно противится этому.

– Вы, должно быть, привезли задаток, – переменил тему старик, – Все финансовые расчеты – со мной,

– Да, конечно. Вот, пожалуйста.

– А когда вы полагаете внести остальную сумму?

– Я полагал к концу срока, но, может быть, вы хотели бы как-то иначе…

– Да, мне было бы удобно получить с вас сразу же по въезде. А уж за газ и электричество в конце сезона.

Это нарушало несколько планы Бахтина, а о дополнительной плате за газ и электричество он слышал впервые, но промолчал и лишь утвердительно кивнул головой.

Пока происходил этот разговор, Левушка сидел за столом и вначале аккуратно расчерчивал, а потом разрисовывал небольшой лист бумаги. Бахтин пытался разглядеть, что у него выходит, но ничего не было видно.

– Что ты там делаешь, Лев Николаевич? – спросил дед.

– Это я так-с, ничего-с, Федор Михайлович, – ответил мальчик и спрятал листок.

– Вечно что-нибудь рисует, – объяснил старик, – у него неплохо получается… Ну-с, мы с вами обо всем договорились. Когда же вы переезжаете?