Взгляд со стороны

На моё счастье, создавшуюся тогда накалённую обстановку разборок немного разрядил обычный телефонный звонок. Со своим собеседником, находящимся по другую сторону трубки, нормальный диалог необходимо вести с хорошим настроением, другим уже, более мягким голосом. Человек же не в курсе твоих проблем, и ни в чём не виноват, поэтому абоненту на этой стороне трубки волей-неволей приходиться взять себя в руки, успокоиться и разговаривать вежливо, приветливо и мило…

…Я потом ещё не раз в жизни был свидетелем таких катаклизмов и удивлялся этой чисто женской особенности – умению вовремя среагировать, преобразиться, поменять интонацию, тембр голоса в зависимости от ситуации, обстановки и оппонента.

И ещё мне тогда очень не нравилась такая неоднократно подмеченная особенность, что зачастую взрослым людям, общающимся по телефону, необходимо обязательно разговаривать о своём ребёнке, рассказывать про его жизненные обстоятельства, обсуждать его личные дела и события! Как будто у них, у взрослых, своих дел и интересов недостаточно…

– Не надо на меня обижаться, – пыталась потом мама как-то сгладить острые углы, возникшие в ходе нашего животрепещущего общения.

Она имела взрывной характер, но, несмотря на это, быстро и легко отходила. При этом любила меня и, наверное, жалела, но не могла порой справиться со своим жарким темпераментом и прямолинейностью.

– Мама обидит, мама и пожалеет, – говорила она обычно после каких-то неприятных ситуаций. И так любила, так мягко повторяла эту фразу, что, казалось бы, это действительно могло как-то помочь, но мне почему-то после этих слов в подобных случаях не становилось легче, а только наоборот. Но, зато, на душе делалось гораздо спокойнее от осознания того, что все разбирательства и гневные дела оставались уже позади, и можно было уже вполне расслабиться…

…Вполне возможно, что таким вот примерно образом и зарождаются в нас ещё с детства скверные привычки к определённым сомнениям и оглядкам, к терзаниям и неуверенности.

Однако, я всё-таки убеждён, что все ситуации по жизни, как положительные, так и отрицательные, приятные и деликатные, даются нам, причём всем её участникам, не просто так, не зазря, а с высокой целью – преподнести нам, несмышлёнышам, какие-то определённые жизненные уроки. И в этом заложен важный философский замысел высшего разума, не всегда доступный для сиюминутного понимания нашими скудными и тёмными человеческими умишками. Но мы всё-таки будем стараться, прикладывать свои усилия, напрягать извилины и как-то пытаться разобраться в понимании этого хитрого смысла…

…Во сне как в жизни. Ты куда-то бежишь, за чем-то гонишься, и думаешь, что вот же оно, тут, уже совсем рядом с тобою находится, стоит только рукой подать, а потянешься и никак не можешь дотянуться, схватить, нащупать. И все представляется так, как в замедленной съемке. Тебе надо быстро побежать, кого-то догнать, или, наоборот, удрать. Ты стараешься это сделать, а ноги не желают тебе подчиняться, будто ватные, такими можно только медленно перебирать. Складывается ощущение, что пытаешься бежать по илистому, песчаному дну в какой-то слишком вязкой, густой, обволакивающей тело воде.

Хочешь ударить, имея полную уверенность в себе, размахиваешься, а руки тебя не слушаются, они тоже какие-то медленные и вялые. Ты не понимаешь, что же это такое происходит, что со мною творится, и главное – зачем и почему? Появляется досада, страх, отчаяние. И все это очень серьёзно на самом деле, ты ведь пока не понял, что спишь и просто представляешь себе всю эту сказку, не понятно кем придуманную историю, чей-то вымысел, и тем более примечательно, что по иронии судьбы, припасено всё это – персонально для тебя…

…Бывают такие сны, что, просыпаясь, ты испытываешь неимоверное облегчение и радость, чувствуешь себя просто счастливым человеком – от того, что события, которые тебя так взволновали или напугали, были не реальные.

А бывает так, что, наоборот, ты очень сильно сожалеешь о каких-либо поступках в реальной жизни, и становится до такой степени стыдно, что хочешь поскорей выбросить всё из головы, избавиться от этого, как от наваждения, забыть, успокоиться. И ты с обострившимися чувствами осознаёшь, как было бы чудесно, и как бы ты много отдал за то, чтобы это был просто такой страшный сон, который мог бы просто пройти, позабыться, улетучиться из твоей памяти.

Да, было бы, наверное, неплохо. Но, к сожалению, а быть может, и к счастью, что сделано, то уже сделано. Что было, то прошло.

И, как говорится, что не делается, всё – к лучшему, просто не всегда, и не сразу можно это понять. Всем давно известно, – большое, оно – видится на расстоянии.

9

Гады в черной одежде
Близко уже от меня,
Тлеют мои надежды
В тухлой куче гнилья.

Эти вонючие твари,
Жаждут крови моей,
Их даже не пугает
Сиянье святых огней.

Коготь, воткнувшийся в спину,
Рожу мою исказил,
Нашёл я большую дубину,
И одного прибил.

Тело моё извергает
Судорог перелив,
Зубы в такт отбивают
Страшных мгновений мотив.

Как в мозгах ковырялись,
Тело моё не доев,
Я наблюдал, улыбаясь,
На крылышках в небо взлетев.

10

Вот это красота. Как же произошло, что я вдруг оказался таким счастливчиком, и пребываю в этом волшебном мире? Какой же невероятно чудесный видится мне сон, ну просто мечта! Какое славное великолепие. Изящная своей строгостью длинная береговая линия. Монументальный Национальный музей Каталонии. Статный памятник Колумбу. Изящный фонтан – Площадь Испании. Легендарный футбольный стадион Камп Ноу. Выдающаяся архитектура, впечатляющая своей неповторимостью и яркими красками. Вечно строящийся Храм Святого Семейства и другие, не менее самобытные произведения зодческого искусства, ну что тут скажешь, Гауди, знаменитый своей уникальностью. И всё это – благословенная Барселона.

А вот прямо посреди пёстрых улиц, насыщенных народом и транспортом, цветут апельсиновые деревья, повсюду видятся приветливые, улыбающиеся лица. Люди гуляют до поздней ночи, собираются в маленьких уютных барах, общаются, веселятся. Там внутри не протолкнуться, везде суета, слышатся смех и оживлённые голоса подвыпившей молодёжи, происходит непрекращающаяся ни на минуту дегустация дурманящих своей новизной и гастрономической ценностью напитков и закусок.

Но, что это вдруг портит моё настроение и нарушает всю эту сказочную безмятежность? Да всё ясно. Просто, выйдя из уютного заведения на улицу, в то же самое время, прямо на асфальте или на тех же каменных подоконниках, приступочках зданий можно увидеть лежащих бездомных, голодных бедняг. Спят ли они или пытаются уснуть в таком шумном городе, отдыхают или просто прячутся под капюшонами и ворохом тёмной несвежей одежды от этого недружелюбного, переменчивого мира. Вот они, извечные спутники – хоть здесь, хоть в другом месте, хорошо знакомые нашему миру – блеск и нищета, радость и скорбь, покой и одержимость.

Поздний вечер, тёплый воздух, солнце давно зашло за горизонт, гора Тибидабо, парк аттракционов. Да, с высоты птичьего полёта, – вот где не заметно того контраста приземлённых человеческих жизней и судеб внутри города, похожего на огромный шуршащий муравейник. Смотришь сверху, восхищаешься, видишь отсюда только завораживающий, ночной, заретушированный вид. И там внутри живо творится еле уловимое глазу движение, там подрагивающие дорожки, состоящие из жёлтых, мерцающих огней, в строгой последовательности определяющих, задающих ровные линии улиц этого блестящего, колоритного, ритмичного, неуёмного мегаполиса.

И ты, глядя на всё это в такой момент, можешь думать только о чём-то хорошем и приятном…

…А порою мне кажется, что всё это, – ну то, что находится вокруг нас, все мы, вся наша жизнь, это какой-то такой длинный многосерийный фильм, киносериал.

И ты, в этом сериале, ходишь себе где-то там по разным жизненным тропинкам, хоть и маленький человечек, но играешь зачастую главные роли, как известный актёр, но иногда, правда, бывает, что попадаешь только лишь в эпизодические темы.

И вся эта твоя жизнь, все твои действия и бездействия транслируются откровенно и без утайки, прокручиваются на большом экране, а в огромном зале восседает множество людей – это беспристрастные, невозмутимые зрители, и среди них есть такие важные, серьёзные, строгие господа, в белых чудных париках с завитушками. Они являются твоими судьями. И всё смотрят на тебя пристально, наблюдают, рассматривают, оценивают, чего-то от тебя ждут, ведь они присутствуют на самом длинном, демонстрационном показе фильма, происходящего с тобой на протяжении всей твоей жизни. Да, такое, кстати, тоже снилось.

11

В тёмном, претёмном лесу, стоит черный, пречёрный дом с очень старыми, деревянными, но всё ещё довольно крепкими стенами и крышей. Открываешь скрипучую покосившуюся калитку, видишь заброшенный, поросший травой и стихийным кустарником палисадник, затем тянешь на себя входную, незапертую дверь, проходишь через чулан и пыльные сени. От специфической атмосферы становится немного жутковато. Заходя в просторную комнату после неосвещённого маленького коридорчика, видишь, как таинственно падает тусклый солнечный свет на дощатый пол через запылённые окна. И ты тоже просачиваешься туда, внутрь, но уже как-то медленней, всё бочком-бочком, поближе к оконным проёмам, поближе к свету, к столу, и к паре кроватей, стоящих рядком вдоль стены с большими окнами, при этом пытаешься унять невольно накатившее, неуютное ощущение беспокойства.

При входе в комнату, всеми своими силами стараешься не обращать внимания на широченную, тяжёлую, пошарпанную дверь. Но любопытная голова сама поневоле поворачивается в ту сторону. Самое главное – не заглядывать за эту пресловутую открытую дверь, за ней прячется низенькая печная лежанка, а на её поверхности, в самом углу, рядом со стеной, на дне грязного, мутного гранёного стакана лежит, и безразлично взирает на тебя источник замешательства – широко раскрытый, бесцветный человеческий глаз.

Правда, глаз этот не совсем настоящий, а всего лишь стеклянный, и давно уже покрытый слоем пыли, но всё равно, не очень-то и приятно смотреть на него, особенно когда встречаешься с ним взглядом впервые…

…Просыпаюсь в этой сумрачной комнате черного дома от резкого запаха табака, долго не могу разобраться, откуда же он исходит? Оказывается, как раз на уровне моего лица, на перегородке между ножками мощного деревянного стола, стоящего рядом с моей кроватью, находятся аккуратные кучки пепла и смятые окурки сигарет с фильтром. Теперь понятно, это папин дядя, доводящийся мне двоюродным дедушкой, приходил вчера вечером, сидел там, курил и стряхивал пепел.

С вечера я уснул, не обращая на это внимания, а утром повернулся на другой бок, почувствовал тяжёлый запах и проснулся, и так же ещё от того, что давно уже рассвело, на полу в комнате, пробиваясь через окна, играют блики света и настойчиво дают понять, что мне пора вставать.

Тому курильщику, пожилому человеку, парализованному на одну сторону тела, трудно передвигаться. Он ходит всегда с палочкой, очень медленно, подволакивая одну ногу, с затруднением выговаривает слова. Очень рад и взволнован, даже украдкой утирает слезу от сильных эмоций, когда мы приезжаем, потому что – родня, и ему есть с кем посидеть, переговорить, покурить, вспомнить былое. Да и курить то он начал уже только от нечего делать, когда заболел и лишился всех своих сил, а в молодости был влиятельным человеком, руководителем, занимался серьёзными делами.

Ну, а стеклянный, вставной глаз принадлежал моему родному деду, он был ранен и лишился своего собственного ещё в молодости, и поэтому был вынужден пользоваться этой муляжной штуковиной. В последнее время, когда мы изредка приезжали с отцом в его родные места, деда уже не было на свете в живых, вот этот стеклянный протез и пылился, пугая своей неприкрытой откровенностью.

Мы с папой на его родине – на станции Белое море, той, что в Мурманской области, не далеко от живописного Беломорского залива. Пребываем временно в их обветшавшем, семейном, недостроенном доме, в непосредственной близости от богатейшей природы. Рядом с персональным колодцем, источником ледяной, чистейшей родниковой воды, и той небольшой полянкой, местом, откуда берёт начало дорожка в бескрайние таинственные леса, узкая тропинка, бегущая прямо по болотному мху и морошке.

Днём мы занимались необходимыми делами, бродили по значимым местам, собирали грибы и ягоды. А ночевали в том самом доме, немного жутковатом, без света, удобств, под прицелом огромных туч ненасытной, нудной, безжалостной мошкары и лютого, изводящего, назойливого комарья, но были при этом, вот уж и впрямь, удивительное дело, почему-то такие радостные, довольные и счастливые.

12

Частенько, когда я был маленьким, видел один и тот же сон, только в различных интерпретациях. Будто бы какая-то маленькая тёмная точка бесконечно долго, монотонно и нудно движется из угла в угол в замкнутом пространстве с четырьмя стенами. Или это была не точка, а человек, может это был я? При этом не покидало ощущение легковесности, но не свободы, а какой-то мятежности и обречённости. Такое, как будто ты пушинка без веса, переносимая и управляемая воздушными потоками, не имеющая возможности самостоятельно, по собственной воле распоряжаться ситуацией, и это было очень неприятно, действовало угнетающе.

А ещё потом, после таких сновидений, остаётся осадок от еле уловимого чувства безысходности или подавленности, неизбежности или пустой суеты. И думаешь, ведь если это как-то оказалось в моей голове, то даже призрачное зазеркалье подсознания о чём-то меня предупреждает, может, напоминает о недостаточном уровне свободы и раскрепощённости, о зажатости и смущении, и это напрягает, так как отражает образ личности и мыслей. Но я сопротивляюсь, так как считаю, что если загнан в угол и находишься в определённых сдерживающих рамках регламента, правил, условностей или пространства, то испытываешь естественное желание поскорее оттуда выбраться, убежать, найти выход, принять правильное решение. Оно позволит скинуть путы, изменить ситуацию в лучшую сторону, стряхнуть состояние навязчивого напряжения, жадно хватануть глоток свежего воздуха полной грудью, вернуть независимость и состояние относительного покоя. Пусть немного сумбурно выражаюсь, но это, в общих чертах, отображает суть дела и попыток, направленных в сторону реальных действий…