Венок и швабра, или Сюрприз драматургу

В нутро. Размаяло. А впрочем, долг
Свой унтер Карпов позабыть не может,
Хотя и пьян. Хозяин приказал
Идти в теятр. Чудесно. С чем идти,
Коли венок Мартынычу остался?
«С чем?» говорю. Мартыныч, живодер,
Смеется в ус. «А вон возьми хоть швабру,
Да и снеси, куда те дан приказ».
Прекрасно. Все единственно: венок ли
Аль швабру подадим в теятре мы
Для господина автора: извольте
В знак нашего почтенья получить,
В рот вам с сигом копченым кулебяка!

(Уходит в одну из дверей театрального подъезда.)

Картина 4

Зал и сцена Александрийского театра. Избранная публика первых представлений. В ложах бельэтажа мною почетного, но сильно пьяного купечества; некоторые из купечества во время представления внезапно вскрикивают спросонья «караул»; другие зевают, расширяя рот столь широко, как будто хотят проглотить театральную люстру, и приговаривая при этих зевках про себя, но так, однако же, что слышно на Невском: «Господи, огради уста мои». Присяжные александрийские театралы: один, по рассеянности, в огромных галошах; у другого вместо галстуха повязан шерстяной носок. Два присяжных балетомана, забредшие по ошибке вместо Мариинского театра в Александрийский и тотчас же занявшие пустые кресла даром, громко и нахально переговариваются из кресел в литерную ложу с какой-то отставной кокоткой, которая кивает им головой, причем у ней с носа в изобилии сыплется пудра прямо на лысины балетоманов. Присяжные театральные рецензенты; у одного флюс. Два присяжных александрийских драматурга; сидят в креслах: один около бенуара с левой стороны, другой – с правой; несмотря, однако же, на расстояние между драматургами во всю ширину театрального зала, взаимная ненависть их столь горяча, что они прожигают ею друг друга; в антрактах не выходят из кресел в коридор из опасения как-нибудь встретиться лицом к лицу: оба знают, что при этом непременно раздерутся насмерть. Три облезлых действительных тайных аркадийских папильона одеты в куцые смокинги, но с орденами на шее; каждый держит под ручку девицу резвого поведения и блаженно улыбается.

При поднятии занавеса на театральной сцене оканчивается третье действие новой пьесы Мордария Драмоделова: «Ах, Москва, Москва, Москва, золотая голова». Декорация изображает московский увеселительный трактир «Разлюли-малина». Направо соединенный малороссийский хор; налево соединенный цыганский хор; посредине соединенный хор русских песенников, балалаечников и национальных артистов на сопелках. У самой суфлерской будки двенадцать актеров, наряженных кучерами, отжаривают с дикой энергией трепака.

Соединенный цыганский хор

Конфета моя
Ледянистая!
Дайте ножик, дайте вилку,
Я мою зарежу милку!

Соединенный малороссийский хор

Гоп, гоп, гопака
На четыре пятака!
Таки усь! Яки усь!
Полюбил меня Петрюсь!
Як уся! Так уся!
Полюбила Петрюся!

Соединенный хор русских песенников, балалаечников и национальных артистов на сопелках

Ах, такой-сякой камаринский мужик!
Он бежит, бежит, бежит, бежит…

Двенадцать актеров, наряженных кучерами, неистово откалывают известное самое эффектное на трепака, почти касаясь сиденьями театрального пола и вскидывая разом обе ноги выше головы; с ног шести актеров от страшной выразительности национальных на слетают двенадцать вымазанных дегтем сапогов, перелетают через весь театральный вал под потолком и обрушиваются в раек. Занавес падает; но еще четыре сапога, слетевшие с пляшущих актеров уже после спуска занавеса, пробивают его насквозь и упадают в партер. Запах национального дегтя. В театре буря рукоплесканий.

Голоса публики

Браво! Браво! Всех! Всех!

Голос из пьяного почетного купечества

Рраспрравсех!

Голоса «подсыпанных» в райке в в партере хлопальщиков

Автор! Автора! Автора!

Голос из пьяного почетного купечества

Рраспрроавтора!

Поднимается занавес. Выходит Мордарий Драмоделов, выводимый шестью кучерами за правую руку и другими шестью – за левую. Он раскланивается с блаженной улыбкой, оскаливая крупные фальшивые зубы. Дирижер оркестра делает Мордарию знак приблизиться к рампе для «поднесения» от публики подарка. Мордарий подлетает к самой суфлерской будке, улыбаясь еще блаженнее и выставляя фальшивые зубы почти до пюпитра дирижера.

Унтер Карпов

(протягивает швабру из оркестра через суфлерскую будку, почти к самым фальшивым зубам автора, как будто собираясь их прочистить шваброй)

Примайте, вашескородие, по заслуге!

Полное остолбенение в театре.

Голос мужика с самого верхнего места в райке

Из каких автур-то будет? Из жидов, что ли?!

Момент общего изумления и безмолвия. Затем весь театр обрушивается и превращается в груду развалин, над которыми в виде флага торчит швабра.

Эпилог

Театр представляет баню. Несколько голых моются на скамьях и на полке. Входит Мордарий Драмоделов, также голый, останавливается у рампы и внимательно прислушивается к разговорам голых.

Первый голый

(намыливая себе голову)

А ведь Матрена-то у нас в позапрошлую пятницу сковырнулась.

Второй голый

О? G чего же это она так-то?

Первый голый

Пес ее знает с чего! Сяжки что ли с утра поела, да кофей попила. А к вечеру ее так скочеряжило, так скочеряжило, братец ты мой: скоропостижно, без должной отделки, душу богу отдала.

Второй голый

(трет себе мочалкой спину)

Это бывает по нонешним временам.