Никто не хотел воевать

– Да кто же его разберет… молодежь сейчас, не то что в наше время, она вон на компьютерах вся повернута. В наше время танцы да гулянки отвлекали, а у него-то ничего этого. Шесть дней в неделю рынок с утра до позднего вечера, по выходным в компьютере сидит. А он же молодой, ему погулять охота. Да и деньги надо ему давать, он их заработал. Черт с ней с квартирой, годом раньше, годом позже, а у парня молодость проходит,– позволил себе, наконец, высказать и свое мнение муж.

– Только бы живым вернулся, господи сохрани. Ну, почему ты до сих пор то молчал? Мог бы и сказать. Разве бы я не поняла, – Галина Тарасовна в очередной раз начала тихо рыдать.

Кроме этой постоянной боли, нервная обстановка возникла и на работе, хоть напрямую тот конфликт Прокоповых и не коснулся. Источником его стал некий торговец в мясном ряду, решивший для привлечения покупателей водрузить над своим торговым местом голову свиньи, этакую развеселую хрюшку, чем-то напоминающую телевизионного Хрюшу. И действительно покупателей ему хрюшка привлекла, и уже другие торговцы подумывали сделать то же самое. Но через несколько дней к тому торговцу подошли несколько пожилых азербайджанцев из «овощного» ряда. Азербайджанцы вежливо попросили убрать эту веселую хрюшку. Но торговец, приехавший из Липецка и торговавший мясом оттуда же заявил, что на своем торговом месте волен делать что захочет. Потом к нему подошли уже азербайджанцы помоложе и покрепче, местная азербайджанская «крыша». Они разговаривали уже не столь вежливо. Возникла перепалка, причем глава «крыши» говорил нарочито громко, чтобы слышали в первую очередь русские торговцы за соседними прилавками:

– Ты, что думаешь, ты здесь хозяин, что это твоя земля. Да если мы захочим тебя уже завтра здесь не будет и все мясо твое сгниет. И никто тибе не поможет. Это в Кремле Путин хозяин, а во всей остальной России Кавказ хозяин. Потому, что мы тибе говорим, то и делай. И если ты не уберешь свою поганую свиную башку, мы тебе такое устроим…

Конечно, то была всего лишь угроза, но на рынке сразу возникло напряжение. Азербайджанцы среди торговцев составляли абсолютное большинство, к тому же если русские торговцы были в основном женщины и мужики среднего и пожилого возраста, то среди азербайджанцев имелось немало молодых людей, не говоря уж о «крыше». Положение усугублялось тем, что липецкий торговец не испугался и «хрюшу» снимать не собирался. Испугалась администрация рынка, куда пошли жаловаться азербайджанцы. Владельца «хрюши» тоже вызвали туда. Оттуда он вернулся злющий, матерясь на всех и вся:

– Вот суки, все местное начальство под азеров легло. А вы чего все молчите? Сегодня им свиная голова не понравилась, а завтра они нам вообще свининой не то что торговать, но и есть ее запретят. И в самом деле, кто в России хозяин русские, или Кавказ!?

Тем не менее, «хрюшу» он все-таки снял. От очередного напоминания того, что все и без того понимали, что на всех московских рынках негласно «рулят» азербайджанцы, всем русским торговцам, конечно, стало не по себе. Но Галина Тарасовна воспринимала это как происходящее где-то в параллельном, второстепенном мире. А в ее основном мире, было постоянное ожидание очередной СМС.

23

Иловайск город железнодорожников и шахтеров, трудившихся на одноименной шахте. Он располагался в 35 километрах восточнее Донецка. Бои здесь начались девятого августа со штурма города подразделениями добровольческих батальонов. И до того и особенно с началом боевых действий начался массовых исход гражданского населения. К двадцатому августа в городе с восемнадцатитысячным населением осталось не более трети жителей. Тот первый штурм 9-10 августа был отбит, а в украинских СМИ его именовали разведкой боем. В течении следующей недели Иловайск окружили части ВСУ и добровольцы. И хоть кольцо окружения получилось неплотным, это создало проблемы со снабжением обороняющих город ополченцев. Второй штурм начался 17-го, когда к добровольцам подошли крупные подкрепления. В ответ командование ополченцев, понимая стратегическое значение Иловайска, пробила в кольце коридор и бросила туда все имеющиеся у него резервы… Добровольцы наступали при поддержки артиллерии ВСУ. Взаимодействие меж ними налажено было плохо в результате частенько и добровольцы оказывались без огневой поддержки, и артиллеристы палили в белый свет, поражая не противника, а многоэтажные дома и дома частного сектора.

Город разделяли железная дорога и балка, которые в некоторых местах являлись и линией фронта. Добробаты закрепились на южной, или как ее еще называли нижней части города, ополченцы на северной или «верхней». Обе стороны постоянно обвиняли друг друга в нарочитых обстрелах жилых районов и гибели мирных жителей. На самом деле, ни те, ни другие без особой нужды по жилым домам не стреляли, но война есть война и разрушения, как частным, так и административным зданиям оказались немалые. Впрочем, Крест ожидал «большего»:

– Иш ты… странная здесь какая-то война. В Чечне другая была, там ни они нам, ни мы им пощады не давали, ни дома их, ни хозяйства, ничего не жалели. Они нас за людей не считали, мы их. А здесь… чудно, я думал увижу одни развалины, как в Грозном, а город-то в основном цел. Нее, так долго не продлиться, интеллигентно воевать нельзя, не то занятие.

Только когда доехали до железной дороги, стало ясно, что здесь шли интенсивные бои. Здание станции и вагоны, стоящие на путях, как пассажирские, так и товарные были, или сожжены, или посечены осколками. Группу Грача, именуемую теперь ротой, придали ополченскому батальону, воевавшему с первых дней АТО и за это время сменившего не один состав, как бойцов, так и командиров. Причем смена происходила не только по причине потерь, но и потому, что многие бойцы повоевав, кто день, кто два, кто больше, втихаря уходили. Местные бежали по своим домам, россияне в сторону границы… На их место приходили другие, кто-то так же уходил-бежал, но кто-то и оставался… В общем, батальон был многострадальный, невезучий и обычно им затыкали все образовавшиеся в ходе наступления противника дыры. Тем не менее, Крест обрадовался, что их не придали другому ополченскому батальону, который, напротив, имел хорошую рекламу, ибо являлся в некотором смысле придворным, так как подчинялся непосредственно новому лидеру ДНР из местных, пришедшему к власти после отставки выходцев из России Бородая и Стрелкова:

– Слава богу, что в «Оплот» не попали, там чечены есть. Боюсь не сдержусь, если увижу, положу сколько смогу… а потом уж точно меня к стенке…

Леонид вспомнил, как Крест положил четверых кавказцев в ресторане «спонсора» и понял, что его опасения далеко не беспочвенны.

Их бросили в так называемый укрепрайон, располагавшийся на юго-восточной окраине Иловайска. На позиции в иссеченном пулями и осколками с выбитыми стеклами четырехэтажном административном здании, и двух расположенных рядом блокпостах, они пришли на помощь ополченцам, оборонявшихся там больше недели и понесших немалые потери. Ополченцы оказались в основном из местных, тех, что сумели уцелеть в горниле первых месяцев войны. Почти все они люто ненавидели «укропов» и уже втянулись в эту войну.

– Ничего позиция, обороняться можно. А вот если атаковать придется, то неудобно, перед зданием открытое место, насквозь простреливается, а за ним вон, сразу зеленка. Укропы здесь уже пытались атаковать. Мы их в этом дворе с десяток положили, сколько уж там было двухсотых, а сколько трехсотых не знаю, – с гордостью говорил командир местного подразделения.

– А сами, какие потери понесли? – скептически спросил Грач.

Командир «местных» сразу помрачнел:

– Тоже немало. Три двухсотых и десять трехсотых. Двоих как минимум снайпер достал. Снайпера бойтесь, он где-то в брошенных домах в частном секторе несколько сменных позиций себе надыбал…

То, что слова местного командира не пустой звук, стало ясно уже часа через два, ближе к вечеру. Снайпер снял одного из «идейных», который неосмотрительно высунулся из-за мешка с песком, которыми частично заложили оконные проемы. Пуля вошла точно в глаз. Почти весь отряд спонтанно начал стрелять в сторону противника, по частному сектору. Эту беспорядочную стрельбу остановил Грач.

– Вот видишь, что значит пушечное мясо? – поучительно погрозил пальцем Леониду Крест.

Ночью неоднократно вспыхивали случайные перестрелки, с обоих сторон летели гранаты с подствольников и с АГСов. За ночь отряд потерял еще двух бойцов из «идейных», пораненных осколками – на ночь они сняли с себя бронежилеты и, когда начали стрелять, в темноте не успели их надеть. Как ни странно «наркоши» оказались не такими уж зелеными, во всяком случае, все они в свое время служили срочную службу в армии. Возможно, потому никто из них пока что по-глупому не подставился. Серьезной проблемой стало то, что в здании не работали туалеты, по причине отсутствия воды. Справлять нужду приходилось в подвале в невероятно зловонной ауре. Для питья воду доставали из колодца, имевшегося в одном из частных домов, но туда безопасно можно было идти только с наступлением темноты и соблюдением мер предосторожности. Имелся и плюс у этой «позиции». С верхнего этажа более или менее качественно работала мобильная связь, что позволяло разговаривать по телефону, и даже если повезет выйти в интернет.

От прежнего подразделения, держащего здесь оборону, осталось не очень много людей, да и те в основном занимали оборону на двух блокпостах, прикрывающих здание с флангов. Один раз оттуда своим ходом пришел легкораненый ополченец, чтобы сделать перевязку. Когда фельдшер его перевязал и собирался отправить в тыл ополченец отказался, сказав, что немного передохнет и вновь пойдет на блокпост к своим товарищам, с которыми он вместе рос, учился в одной школе, работал на одной шахте. Леонид, помня обучаемые из местных на донецкой базе, или студентов отбывавших «наказание» вместе с ним в Луганске, крайне удивился таким желанием идти под огонь тоже местного человека. Он поинтересовался, чем же вызвано такое настроение этого еще совсем молодого, чуть старше его парня.

– Донбасс должен быть либо в России, либо независимым, но только не в составе Украины. Мы всю Укропию грели и кормили, а жили хуже всех. И я жизнь положу, но больше такого не будет, – с каким-то остервенением высказался раненый ополченец.

Услышав это, стоящий неподалеку Крест удовлетворенно кивнул и прокомментировал:

– Все правильно, в России тоже есть регион, который живет лучше тех, кто греет, пашет, кормит, жилы рвет, Кавказ он называется.

С утра второго дня вновь напомнил о себе снайпер. И вновь тяжело ранили бойца из «пушечного мяса» – пуля из снайперской винтовки вошла меж пластинами бронежилета. Все это время Леонид как привязанный следовал за Крестом, менявшем позиции по всему зданию от первого этажа до чердака. Он так замучился таскать тяжелый РД с патронами, что даже страх словить пулю, как-то притупился, вытесненный околопредельной усталостью. Крест много передвигался не из «любви к искусству», а вынужденно. Его пулемет уже через несколько минут «работы» засекали и за ним начинали «охотится», открывали по нему шквальный огонь изо всех видов оружия. Обычно с одного места Крест делал не более десятка коротких очередей и тут же уходил искать другую позицию. Когда лента заканчивалась он снимал пустой короб и бросал его Леониду, который не поднимая головы лежал в нескольких шагах от него и собирал фрагменты отстрелянной ленты. Леонид по полу толкал к нему новый короб, а сам вытягивал из РД снаряженную ленту и укладывал ее в порожний. Чем дальше, тем более Креста охватывал какой-то нездоровый азарт, даже нечто напоминающее удовольствие от этой стрельбы-беготни. Не мудрено, что Леонид вскоре уже еле держался на ногах. Когда перестрелка затихла, Крест с явным неудовольствием поведал о результатах своей «работы»:

– Два коробка расстрелял, а самое большее двух-трех уделал, да и то, скорее всего, трехсотые. Эффективность – ниже плинтуса.

– А какая эффективность нормальная? – невероятно, но Леонид уже воспринимал этот кажущийся со стороны дурацкий и никому не нужный мучительный ратный труд, где тебя каждую минуту могут подстрелить, ранить, искалечить, а то и просто убить… В общем ему некогда было думать о всех этих «сантиментах», он втягивался, привыкал к этой ужасной действительности, о которой ранее никогда не думал и считал, что она существует только в кино, или где-то очень далеко за границами его мира. И вопрос прозвучал естественно для человека уже с головой окунувшегося в эту неестественную для любого нормального человека реальность.

– В Чечне я как-то с одного коробка не меньше тридцати чичей завалил и где-то половину из них двухсотыми. Трехсотых я добивал уже со второго коробка. Вот это я понимаю эффективность, – Крест мечтательно прикрыл глаза.

– Они, что в атаку на вас шли, как в фильме «6-я рота»? – удивился такому КПД Леонид.

– Какая 6-я рота? Фильм этот чушь собачья, в реальности все совсем не так было. Погибли ребята ни за грош, и решили в качестве отступного героями их сделать. А этих… в засаде мы сидели, а они по тропе переход делали. У ротного нашего перед тем друга убили, и он приказал никого живыми не брать. Ух, как же я тогда оторвался … – Крест вспоминал о том массовом убийстве, как о самом счастливом для него деянии в жизни.

Впрочем, о том, что массовые убийства уже имели место и здесь поведал… ветер с юга. Он неожиданно на короткое время усилился, стал порывистым и одновременно принес какой-то тошнотворный жуткий запах. Бойцы из местных поведали, что то трупный запах от разложившихся на жаре бойцов ВСУ, ехавших в двух автобусах и попавших под огонь ополченского Града, который точно навел корректировщик из местных. До сорока всушников погибли тогда в тех автобусах где-то в полутора километрах от укрепрайона и эти разлагающиеся на жаре трупы до сих пор никто не забрал.

В ходе очередного штурма, силы АТО рассчитывали полностью овладеть городом. На этот раз они наступали с трех направлений: с запада, юга и юго-востока. На позиции роты Грача противник, наученный горьким опытом предыдущего наступления, в лоб не пошел. По фронту они организовали минометно-артиллерийский обстрел. Тем временем добровольцы небольшими тактическими группами стали обходить обороняемое здание по огородам и садам частного сектора. Зайдя с боку, они начали обстрел из гранатометов и стрелкового оружия, перебежками подбираясь все ближе, используя для прикрытия дома и изгороди. Атаки отбивались залпами из подствольников и АГС. Пока гранатометчики перезаряжали подствольники новыми ВОГами, и меняли «улитки» к АГСам, пулемет Креста и автоматчики сдерживали атакующих. Добровольцы сделали попытку полностью окружить здание, но Грач вовремя перебросил Креста с «фронта» на тыловое направление. Здесь не было частных домов, штурмующие оказались на открытом пространстве, и Крест на расстоянии где-то пятидесяти метров со своего ПКМа прошивал бронежилеты атакующих, как картонные. Троих он положил сразу, двое пытались уползти, но не успели – пули и их догнали. Леонид впервые воочию увидел, как убивают в бою, не в состоянии оторвать взгляда от безжизненных тел, всего несколько минут назад бывших полными жизни и сил молодыми людьми. Лишь веселый возглас Креста вывел его из оцепенения:

– Ну, наконец-то, боевой счет открыт, стопроцентные двухсотые. Малек, чего застыл? Хватит е-ом торговать, коробок давай!

После этих потерь, атакующие больше в тыл не совались, зато усилили обстрел с фронта и флангов. Украинская сторона рассчитывала за счет преимущества в огневой мощи нанести обороняющимся наибольшие потери, заставить их «истечь кровью». Крест со своим пулеметом из тыла был отозван и возобновил свои «блуждания» по этажам и чердаку. И там где «работал» ПКМ точность стрельбы противника сразу шла на убыль. Добровольцы осознали, что со стороны ополченцев работает необычно меткий пулеметчик, и от его пуль не спасает бронежилет. Многие предпочитали не испытывать судьбу и особо не высовываться из укрытий и потому стреляли не прицельно, а как бог на душу положит. Тем не менее, рота Грача понесла очередные потери – еще четверо «идейных» и «нариков» получили ранения. Но самое для Грача печальным стало то, что украинский снайпер «достал» и одного опытного бойца, из тех первых, с которыми он переходил границу. Если на потери среди «пушечного мяса» Грач реагировал спокойно – расходный материал, он и есть расходный, то тяжелое ранение «своего» бойца воспринял болезненно. Когда интенсивность боя вновь пошла на убыль, он вызвал к себе Креста…

– Надо эту сволоту вычислить и завалить. Точно, гад бьет, редко, да метко. После него даже трехсотые, считай как двухсотые. Попробуй, посторожи его, выследи как-нибудь,– не то приказывал, не то просил Грач, отлично понимая, что для пулеметчика выслеживать матерого снайпера, задание невероятно трудное и смертельно опасное.

– Хорошо, командир, попробую, – без восторга, но как всегда совершенно спокойно согласился Крест.

Он подошел к наскоро перекусывающему банкой тушенки с сухарями Леониду, поставил задачу:

– Малек, я ночью сегодня не сплю, снайпера караулить буду. Он любит по ночам и ближе к вечеру на охоту выходить. Скорее всего по тепловизору, прибору ночного видения, нас отслеживает.

– А как же мы завтра воевать-то будем, если ночь не спать?– не обрадовало предстоящее бдение Леонида.

– Да, ты мне для этого дела совсем не нужен, спи. Для этой игры в прятки мне патронов много не нужно. Одной очереди достаточно… если я его, а если он меня – всего одной пули,– Крест усмехнулся, видя как побледнел от его слов Леонид.– Не боись Малек, прорвемся. У меня перед ним преимущество. Он же в свой тепловизор смотреть будет, а я знаю, как они в темноте светятся. Схожу к местным, у них я видел, тоже тепловизор есть, так что и здесь мы с ним на равных будем. А ты спи, тебе отдохнуть надо. Что-то ты совсем вареный стал, еле шевелишься…

Эта ночь, как и предыдущая, выдалась неспокойной. Леонид на удивление быстро привык дремать, не обращая внимания на одиночные выстрелы или шальные автоматные очереди. И в эту ночь он прикемарил в какой-то пустой комнате на третьем этаже, с заложенным мешками с песком окном, постелив под себя бушлат и укрывшись другим. Но где-то после полуночи его разбудила хорошо ему знакомая очередь из ПКМа Креста. Она донеслась откуда-то с чердака. Леонид прислушивался, но больше очередь не повторилась и он вновь задремал. Знакомая дробь хлопающих звуков вновь его разбудила уже где-то после двух часов ночи. На этот раз ПКМ выпустил три-четыре короткие очереди, откуда-то со второго этажа. И вновь Леонид почти погрузился в дремоту, когда в комнату почти бесшумно проник Крест. Ни слова не говоря, он начал «рассупониваться»: снял бронежилет, что было под ним, и принялся растирать себе грудь.

– Что случилось? – чуть громче, чем обычно спросил Леонид.

– Не ори… Ничего не случилось, все как и положено на войне. Он мне в «бронник» из СВД попал. Хорошо прямо в пластину, а не между… мог бы и пробить, – в тусклом лунном свете Крест продолжал энергично массировать большой синяк на своей выпуклой груди.

– Он, что обнаружил тебя?

– Он меня, я его, но у меня-то ПКМ, а не СВД и стреляю я не одиночными.

– И что? – не врубался в лаконичную речь Креста Леонид.

– Снял я его, вот что… Ладно все, спим. Ты меня больше не трогай, надо хоть немного до утра соснуть…

В уличных боях группы штурмующих добровольцев и обороняющихся ополченцев нередко перемешивались. В виду плохой организации и взаимодействия, как с одной, так и с другой стороны боевые действия развивались хаотично, противники недостаточно хорошо знали город, далеко не у всех командиров даже имелись его карты. Иной раз было непонятно, кто кому выходит в тыл и окружает.