Никто не хотел воевать

Они сразу же сторговались с первым, тормознувшем возле остановки частником. Он повез их в Донецк по хорошо уже знакомой дороге – Леонид никак не мог предвидеть, что столь скоро по ней придется возвращаться. Крест продолжал уговоры уже в пути:

– Пойми, тебе да еще с девчонкой никак не проскочить, не в Донецке, так в Луганске загребут. А если не приведи бог к укропам попадешь, тебе кранты, с твоим российским паспортом тебя сразу шпионом объявят, и девчонка из-за тебя ох как пострадать может. А со мной тебе ничего не грозит. Я тебе откровенно скажу, нравишься ты мне, чем, не знаю, но нравишься. У меня брата нет, сестра, а я всегда брата хотел младшего. Вот ты мне что-то вроде того младшего брата. Я тебе обещаю больше ты никакие дорожки мести, никакие сортиры чистить не будешь. Будешь все время при мне, рюкзак с лентами носить. А как отобьемся, я тебя сам до границы довезу с девчонкой твоей.

– А отобьетесь ли? – вдруг вклинился в разговор водитель «Жигулей», мужик лет пятидесяти с обветренным лицом человека много работающего в поле. – Укры, вон, всерьез за дело взялись.

– Они-то всерьез, да мы еще всерьез не брались, – резко ответил Крест, чем сразу отбил у водилы охоту задавать вопросы.

Почти всю дорогу до Донецка Крест уговаривал Леонида, и в конце-концов тот сам уверовал, что это судьба, от которой не уйти. К тому же, во время ареста в Луганске он почувствовал себя настолько бесправным и беспомощным, что хотелось, наконец, обрести какую-то стабильность даже в этом зыбком жизненном бытие, которое имело место летом 2014 года в Донбассе. Такую относительную стабильность здесь вроде бы собой олицетворяли Крест и группа Грача, с которыми он случайно встретился на российско-украинской границе. Когда подъезжали к Донецку, все слышнее становилась кононада с северо-запада со стороны Аэропорта, и с юго-востока, со стороны Иловайска. Тревожные предчувствия охватили Леонида. Тем не менее, он отправил очередную СМС матери, что у него все в порядке. Потом позвонил Ларисе, наказал сидеть дома и при бомбежке быстрее бежать в бомбоубежище. А сам… сам он по-прежнему на базе в Луганске, занимается хозработами, и ему даже вот позволили звонить со своего мобильного, в общем все у него нормально…

Из-за чего возник конфликт в Донбассе, переросший в полномасштабную войну? Если смотреть на ситуацию эдак глобально, то толчком послужили события, имевшие место незадолго до того, весной, в Крыму. Там большинство населения составляли русские, и они все двадцать лет незалежности с трудом переносили невразумительную внутреннюю политику киевской власти, не сумевшей за все это время построить по-настоящему жизнеспособное государство. А русские это государственноориентированный народ, для них крепкая власть залог всего. Сыграло свою роль и наличие в Севастополе базы российского Черноморского Флота. Все это привело к тому, что в краткосрочный период безвластия на Украине, вызванного бегством из страны президента Януковича… В общем, в этот момент с молчаливого согласия России начались массовые выступления русского населения Крыма, что и привело к быстрому и бескровному свержению украинской власти на полуострове, проведен референдум о вхождении Крыма в состав Российской Федерации.

В Крыму все прошло быстро и гладко, активного сопротивления никто не оказал. Крымский «пример» оказался заразительным для определенных, как слоев населения, так и властных структур в Донбассе. Казалось, парализованная киевская власть и здесь не решится на силовое подавление сепаратизма, так же, как не решилась на таковое в Крыму. Но Донбасс оказался далеко не Крымом. Если на полуострове русские составляли почти две трети населения, то в Донбассе не более половины. К тому же здесь не было российской военной базы и прорусские силы с самого начала не имели столь подавляющего преимущества как в Крыму. Более того, число политически активных дончан разделилось примерно пополам, а большую часть жителей составляли политически пассивные, которые вообще все едино под каким флагом жить. А так как они жили рядом с Россией, то знали материальное положение рядовых россиян по ту сторону границы и не находили, что оно на много лучше чем у них.

В общем, ни то, ни то не стоило того, чтобы за то или это воевать – так думало подавляющее большинство жителей Донбасса. Но поначалу погоду делали именно «политически активные». Особенно в тех семьях, где имелась «советская» основа, прорастали семена, имевшие благодатную питательную среду. Здесь старшее поколение пыталось заложить в сознание молодежи то, как хорошо и справедливо жили в советское время: и страна была великая, мощная и жили куда лучше, и порядок был. И эти высказывания имели под собой определенный фундамент, особенно в среде потомственных шахтеров, весьма многочисленной на территории старейшего угледобывающего региона. Ведь на Украине в целом и в Донбассе в частности, последние лет тридцать существования советской власти народ жил сравнительно неплохо. Во всяком случае, заметно лучше, чем в большинстве прочих регионов СССР. Тут и промышленность развитая, и климат хороший, и земля плодородная, да и во главе СССР долгие годы стояли выходцы с Восточной Украины, свою малую родину любившие и втихаря о ней заботящиеся. О высоких заработках донецких шахтеров во времена Хрущева и Брежнева ходили легенды. Не так здесь ощущался и продовольственно-промтоварный дефицит, буквально душивший ту же российскую провинцию. О Донецке и Луганске говорили как о городах, где уровень жизни значительно превышал среднесоюзный. То же самое можно сказать и о более маленьких городах и поселках Донбасса. Не мудрено, что старшее поколение дончан вспоминало советское время с определенной ностальгией. Тем более, что в постсоветской Украине качество жизни заметно понизилось. Они, конечно, мечтали не столько о присоединении к России, сколько о восстановлении Советского Союза, где они когда-то сравнительно неплохо жили. О том, что та же Россия жила в то советское время совсем не так хорошо как Донбасс, они либо не знали, а те кто знал… Они тем более хотели вновь вернуть то время, когда они жили значительно лучше большей части своих соотечественников. «Бежать» в Европу, где Украина наверняка бы стала одной из беднейших стран, они не хотели.

Та часть дончан, что была настроена антироссийски, в основном тоже не являлись сторонниками киевского руководства. Да, Киев они не любили, но Москву ненавидели еще сильнее. Та ненависть имела глубокие исторические корни, ибо зародилась во второй половине 19 века, когда сюда завезли для работы на шахтах людей из центральных губерний России. С тех пор прошло больше чем полтора столетия и население вроде бы смешалось… Но старая неприязнь оставалась незримо раскалывая регион на хохлов и москалей.

В тех семьях, где превалировало «москальское» мировоззрение… они были не прочь последовать примеру Крыма и присоединиться к России. А там, где доминировало «хохлацкое», там радели за интеграцию с Европой, и чтобы как можно меньше контактировать с Россией. В той среде очень надеялись на экономическую помощь Евросоюза. А почему бы и нет? Вон в Грецию Евросоюз вливает несметные миллиарды евро, и живут греки припеваючи, гораздо лучше, чем в России и на Украине, при этом особо не утруждаясь, лежа на пляжах и попивая кофе. Или еще более «заразительный» пример. После развала Союза вступили в Евросоюз страны Прибалтики и вот результат: Эстония страна вообще безо всяких природных ресурсов, с неплодородной землей и промозглым климатом, заняла 42 место в мире по уровню жизни. А Россия с ее несметными ресурсами еле выскреблась на 55-е, а Украина с ее черноземами и благодатным климатом – на 90-е! Так что путь ясен, вперед в Европу и будет нам счастье. Это если глобально…

А если «спуститься пониже» и рассмотреть конфликт пристальнее, то можно разглядеть детали, которые на глобальном удалении никак не видны. И тогда вполне может создастся впечатление, что весь сыр-бор получился в результате цепи непредвиденных случайностей, и никакой Крым, никакие пророссийские и антироссийские силы не играли никакой решающей роли, во всяком случае на начальном этапе. А все дело в желании олигархического клана, которому фактически принадлежало большинство промышленных предприятий Донбасса. Этот клан всего лишь хотел после бегства своего ставленника Януковича и предвидя, что следующий президент уже наверняка их человеком не будет… Они хотели добиться от пока еще не укрепившейся новой власти в Киеве, некой ограниченной автономии Донбасса, дабы не потерять, как власть, так и имущество. Они затевали все эти антимайданные протесты и демонстрации, имея целью всего лишь припугнуть новую власть, возможным «крымским» сценарием. На самом деле они этого совсем не желали, ибо при вхождении в слабую Украину им жилось куда вольготнее, чем было бы в России, где имела место сильная центральная власть, а олигархи после разгрома «семибанкирщины» сидели смирно и о власти не помышляли. Они хотели стать некоронованными царьками в Донбассе и случай чего диктовать свои условия слабой киевской власти, ибо Донбасс давал 20% ВВП всей Украины.

Увы, получилось как у Горбачева с Перестройкой: процесс пошел, но вскоре стал неуправляемым. В то же время в России имелось большое количество оставшихся не у дел «солдат удачи». То были ветераны многих войн: начиная от уже немолодых «афганцев» до находящихся еще во вполне дееспособном возрасте «балканцев», «приднестровцев», «чеченцев», «югоосетин». Многие из них легковерно восприняли всего лишь легкую бузу в Донбассе, за такое же стремление большинства населения присоединиться к России, как в Крыму. И как только украинская власть стала изображать попытки подавить эту бузу, они кинулись в Донбасс освобождать «братьев славян» от «бандеровских фашистов». Здесь уже киевские власти окончательно очухались, поняли, что если дело так пойдет и дальше, то вслед за Крымом они потеряют и Донбасс (20% ВВП это не фунт изюма). В Киеве объявили АТО, своего рода крестовый поход против донецких сепаратистов. В свою очередь это только усилило поток «солдат удачи» из России, многие из которых восприняли эту войну, как ведущуюся бандеровцами против русских в Донбассе. Именно эти «солдаты удачи», большую часть которых организовал и возглавил Стрелков, спутали все карты донецких олигархов, ибо маленькая буза превращалась в серьезный вооруженный конфликт.

Опытные «псы войны», изголодавшиеся по оружию, сразу начали наносить тяжелые поражения плохо организованной и отвратительно обученной армии Украины. Вскоре вокруг «стрелковцев» уже образовался ореол героев, и к ним стала примыкать местные из антиукраинских слоев населения. Теперь уже это воинское образование можно было именовать не наемниками, пришедшими из России, а ополчением. Видя, что наличных сил ВСУ явно не достает, чтобы справится с сепаратистами, на Украине стали формироваться добровольческие батальоны из патриотов украинской государственности. Все больше людей оказывалось втянутыми с обоих сторон и конфликт перерастал в полномасштабную войну.

Все вышесказанное, впрочем, имело непосредственное отношение далеко не к большинству населения Донбасса. Примерно 80 процентам жителей было абсолютно наплевать, в какой стране жить. Более того, будь их воля они бы не выбрали ни Украину с ее бардаком, ни Россию с ее крепкой центральной властью, ибо в подсознании уже созрело осознание, что ни то, ни то не ведет к настоящему процветанию. Да-да большинство дончан, кто бы они ни были русские, украинцы или русско-украинцы, они просто хотели хорошо жить и твердо верили, что ни в Украине, ни в России это невозможно. И в самом деле, если за все два десятка лет независимости власть на Украине только и делала что безбожно воровала, как в центре, так и на местах, хочешь не хочешь поверишь, что так будет всегда и никакая евроинтеграция этого положения не изменит. Ну, а Россия… вот она граница, рядом, у многих в России жили родственники, многие ездили туда на заработки. Потому знали точно, за исключением Москвы, Питера и еще нескольких городов остальная Россия живет очень плохо. Да власть там крепкая и дееспособная, но на местах то же самое бессовестное воровство и коррупция, чиновничий беспредел и наплевательское отношение к нуждам простых людей. Да, официально Россия занимала 55 место по уровню жизни, а Украина 90-е и вроде бы эти уровни несопоставимы. На самом деле все обстояло не так, в России провинция жила разве что чуть лучше чем украинская. А вот что было действительно несравнимо, так это доходы олигархов. В России они не имели властных рычагов, зато их доходы оказались в среднем на порядок и более выше олигархов украинских – природные ресурсы России и Украины были несравнимы. И лишь эта разница – доходов богачей и государственных расходов правительства определяли столь большую разницу в среднем уровне жизни, то есть ВВП на душу населения, а простые люди там и там жили примерно одинаково, одинаково плохо.

Таким образом, большинство дончан к весне 2014 года вообще не определились в своих пристрастиях, кто им ближе Украина или сепаратиста, и в самом деле, как выбрать между хреном и редкой, если и то и то на вкус горькое. Отсюда и не желание так называемых народных масс поддерживать, ни ВСУ, ни ополченцев. Они либо пережидали сидя дома, а если не получалось просто бежали от войны, кто во внутренние районы Украины, кто в Россию. Главное сохранить жизнь, свою и близких, и чтобы Бог помог уцелеть жилищам. А кто победит… Да не все ли равно. Только этим и объяснялось, что в ряды ополчения вступило не более 20 тысяч местных жителей. При том, что население в Донбассе составляло 7-8 миллионов человек. Если бы то было всенародное восстание, то не менее 200 тысяч человек взялось бы за оружие, тем более, что с России оно шло потоком. Не меньшее количество вступило бы и в добровольческие батальоны, если бы основная масса населения Украины действительно желала защищать целостность своего государства. Но воевать не хотел почти никто, ни в Донбассе, ни в остальной Украине.

21

Обстрелы, когда «градовские» снаряды сепаратистов летели через головы добровольцев, оказалась не хаотичной стрельбой абы куда. Те снаряды предназначались колоннам ВСУ, осуществлявшим снабжение основных сил добровольческих батальонов, ведущих боевые действия в Иловайске. Огонь сепаратистов корректировался с вершины террикона, располагавшегося где-то в нескольких километрах от позиций роты Богдана. Тот террикон господствовал над окрестной степью. Чтобы обезопасить проезд снабженческих колонн, командование решило гаубичной батареей прикрыть участок шоссе, по которому сепаратистами регулярно наносились удары из систем залпового огня. Позицию той батареи наметили расположить впритык с позицией добровольческой роты, чтобы оная, в свою очередь, прикрыла ее фланг.

Колонна артиллеристов, состоявшая из двух-трех десятков автомашин, буксирующих гаубицы, везущих боекомплект, ГСМ и прочее имущество батареи, примерно полукилометровой «колбасой» в клубах пыли ползла по степи. Богдан впервые увидел, как обустраивается на новой позиции батарея 122-х миллиметровых гаубиц и понял насколько это сложная и трудоемкая работа. Самих гаубиц насчитывалось вроде бы не так уж и много, всего шесть штук, но обслуживало эти пушки свыше полусотни человек личного состава. То было фактически автономное подразделение, имеющее собственную полевую кухню и бензин-генератор. Как только последний затарахтел, добровольцы едва ли не в полном составе встали в очередь на подзарядку своих мобильных телефонов.

Все артиллеристы, номера орудийных расчетов, водители автомашин и прочая обслуга оказались недавно мобилизованными мужиками в возрасте от 25 до сорока лет. Целый день по приезду и часть следующего они разгружались, разворачивали орудия, окапывались. Устраивались основательно, и буквально все у них получалось более качественно, чем у тех же добровольцев, окопы, блиндажи, даже отхожее место. Сразу чувствовалась чья-то опытная, руководящая «рука». Как ни странно в основном процессом руководил немолодой, явно за сорок лет, мешковатый, в плохо подогнанном обмундировании… старлей! Богдан подумал, что это, видимо, старый служака, которого не жалует начальство и потому он, что называется, до седых волос ходит в лейтенантах. Как же он удивился, когда выяснилось, что этот старлей, который, казалось, единственный, кто знал как правильно ставить «на лапы» гаубицы, отрывать взводные укрытия и места для складирования БК, маскировать автотягачи… Он оказался таким же, как и его подчиненные три месяца назад мобилизованным гражданским человеком. Более того, именно этот старый старлей стал наводить орудия на террикон, сверяясь по каким-то таблицам, подсказывая номерам расчета, как с помощью поворотного и подъемного механизмов производить вертикальную и горизонтальную наводку. Именно по террикону произвели первые гаубичные залпы. На его склонах сразу же заклубились «фонтаны» разрывов осколочных снарядов.

– Побежали, посыпались словно горох из худого мешка, – прокомментировал командир расчета одной из гаубиц, сидящий в окопчике возле гаубицы и отслеживающий в бинокль результаты стрельбы.

Сделав десятка два выстрелов по террикону и согнав оттуда вражеских корректировщиков, батарея закончила, так называемую, пристрелку и стала ожидать, когда напомнят о себе «грады», чтобы вступить с ними в дуэль. И оная состоялась, едва ГРАД сепаратистов начал обстрел уже пристрелянного ими участка шоссе, по которому шла очередная колонна в Иловайск. ГРАД стрелял с позиций, расположенных за линий горизонта. Потому артиллеристы высоко подняли «хоботы» своих гаубиц и стали посылать снаряды туда, ориентируясь по наитию старлея и скудным данным, передаваемых с беспилотников, туда откуда примерно летели градовские снаряды. Результаты той стрельбы узнали благодаря тому, что у артиллеристов имелось свое отделение связи, «вооруженное» радиостанцией со сканером, способным ловить волну сепаратистов. В результате перехвата переговоров по «сепор FM» узнали, что артиллеристам удалось уничтожить одну и серьезно повредить еще две сепорские «градины». Такого успеха никто не ожидал. Артиллеристы от осознания своей значимости ходили как надутые индюки…

То, что артиллеристы палили далеко не в белый свет, еще раз подтвердилось уже в следующую ночь – сепаратисты решили отомстить за свои потери. Это ожидалось, но почему-то все думали, что то будет конкретный артиллерийский удар по позиции батареи, но противник решил уничтожить батарею с помощью диверсионных групп. Они напали глубокой ночью с разных сторон, в том числе и с тыла. На батарею обрушился шквал пуль и гранат. Сами гаубицы диверсанты планировали вывести из строя с помощью переносных комплексов ПТУР…

Нападение отбили только благодаря помощи добровольцев. Богдан выпустил в том бою три автоматных рожка и все гранаты, что у него были, с подствольника. Стрелял в основном туда, откуда диверсанты выпускали свои ПТУРы, зная, что только они могут нанести непоправимый ущерб гаубицам. Уже с рассветом, прочесывая окрестности, нашли части от тех ПТУРов и обрывки окровавленных бинтов, индивидуальных медпакетов и пустые одноразовые шприцы из под промедола – видимо у диверсантов были трехсотые, а может и не только, но они никого не оставили, а унесли их, скрывшись в ночи. Но темнота не только помогла диверсантам, но и не позволила им быть точными. Гранатометчикам удалось подбить три автомашины серьезно повредить одно взводное укрытие, вдребезги разнести пункт приема пищи и сортир. ПТУРСники оказались не столь удачливы, лишь один противотанковый снаряд попал в цель, буквально перебив «лапу» одной из гаубиц, в результате чего ее стало невозможно наводить. В ходе ночного боя артиллеристы едва не лишились своего главного специалиста. ПТУР разорвался рядом с палаткой, в которой ночевал старлей. Палатка была хорошо окопана и осколки прошли выше, но поднятый взрывом пласт земли буквально похоронил ее под собой. Богдан и еще трое добровольцев руками и саперными лопатками едва успели откопать полузадохнувшегося старлея.

На следующий день пять оставшихся боеготовыми гаубиц два часа к ряду вели «отомстительный» огонь по позициям сепаратистов. Был ли тот огонь эффективен, узнать не удалось, «сепор FM» на этот раз молчало, но что называется «душу успокоили». В ту ночь диверсанты не только вывели из строя гаубицу и автомашины, случились потери и среди личного состава. Артиллеристы потеряли двоих двухсотыми и семерых трехсотыми. При этом сильно повезло, что ни один ПТУР, ни одна граната не попала в склад боеприпасов, где складировали несколько сотен снарядов, иначе мог бы случиться Армагеддон местного масштаба. Двухсотых и трехсотых вывезли на специальном вертолете «медваке». Хотели так же отвезти в госпиталь и старлея, но тот отказался, сказав, что уже оклемался и ему лечение не требуется. После диверсионной вылазки командование временной тактической группы, состоящей из добровольческой роты и гаубичной батареи ВСУ, решило усилить охрану позиции батареи с помощью добровольцев. У артиллеристов для полноценной организации караульной службы в ночное времени людей не хватало.

После относительно ясных дней вдруг полил дождь. И все кроме часовых попрятались в блиндажах и палатках. В текущую, сырую землянку, где располагалось отделение Богдана, вдруг вошел тот самый старый старлей-артиллерист в дождевике и, поискав взглядом, обратился конкретно к Богдану:

– Выйдем на воздух, разговор есть.

Богдан догадывался, что старлей будет благодарить за спасение, только не понимал, зачем для этого надо выходить под дождь, мог бы и при всех высказать слова благодарности, тем более, что он не один его откапывал. Тем не менее, он последовал за старлеем.

– Тебя Богданом зовут? А я Дмитрий, будем знакомы, – сразу предложил общаться не по законам этой войны, по позывным, а по именам, старлей.

Богдан пожал протянутую руку, с нетерпением ожидая слов благодарности, чтобы потом поскорее из-под дождя вновь уйти в блиндаж.

– Спасибо тебе, что откопали вовремя. Спросонья я даже не понял, что случилось, будто в ад какой попал, задыхался вполне конкретно. Пошли ко мне, пузырь коньяка раздавим за знакомство и продление моего пребывания на этом свете, – неожиданно предложил старлей.

– Да, как-то неудобно, не я один тебя откапывал, надо бы и ребят позвать.

– Знаешь, я сначала тоже хотел всех вас пригласить, да боюсь тогда целый сабантуй, пьянка получится, начальство прознает, не одобрит. Да и потом я все же офицер, хоть и запаса, а те ребята молодняк. Их я тоже отблагодарю потом. А ты… ты другое дело, да и по возрасту мы недалеко друг от друга, думаю найдем о чем поговорить меж рюмками, – пояснил свою позицию старлей.

– Хорошо, только бушлат одену, – согласился Богдан, которому на дожде и сыром воздухе стало холодно.

– Вон, видишь, Газ-66 стоит под тентом? Это машина старшего офицера батареи, моя машина. Там под тем тентом в кузове я себе походное кафе организовал. Туда подходи – посидим.

Артиллеристы действительно устроились с невероятным для полевых условий комфортом. Бензиновая энергоустановка позволяла не только подзаряжать мобильники, но и разогревать воду и пищу даже тогда, когда на улице шел дождь и не было возможности развести костер. А в кузове ГАЗ-66 под тентом даже светилась маломощная лампочка-переноска, вполне достаточная для освещения этого импровизированного «кафе». Старлей угощал Богдана не только коньяком, его они запивали настоящим кофе и закусывали бутербродами с семгой. Богдан после скудных солдатских харчей особенно налегал на бутерброды. После того как выпили по первой за знакомство, по второй за счастливое спасение хозяина стола, старлей спросил:

– Расскажи, как ты в Чечне воевал, очень мне интересно. Но если не хочешь вспоминать, не настаиваю.

Богдан действительно не хотел вспоминать, но отказать постеснялся и кратко, без особых подробностей рассказал свою «чеченскую одиссею» и в свою очередь поинтересовался:

– А ты Дим о себе тоже расскажи. Как это ты мобилизованный с гражданки и так здорово во всех этих артиллерийских делах секешь. Я вон вашего комбата хоть он и кадровый, а на позиции почти не вижу, один ты везде и всюду.

– Да, вот так все получилось… Впрочем, комбат не виноват, что прослужив почти десять лет, до капитана дослужился, а не то что боевого опыта, даже полигонного не имеет. Он же училище уже украинское кончал, а там учили, как бог на душу положит и потом он тоже не столько боевой работой занимался, сколько всякой хозяйственной лабудой. А что про меня… Чтобы тебе понятнее было надо с самого начала рассказывать. Долгая история, слушать не соскучишься? – усмехнулся старлей, наливая по третьей стопке.

– Не соскучусь, люблю жизненные истории слушать, – Богдан чекнулся, выпил и тут же закусил бутербродом.

– Я ведь вырос в военной семье. Отец у меня офицер был. И я с детства с родителями, сколько себя помню, по гарнизонам мотался. Я сам и родился в России и отец с матерью у меня русские, а вот Россию не люблю, ничего не люблю, ни природу, ни жизненный уклад, а особенно власть тамошнюю,– старлей увидев, что Богдан уже поглотил большую часть бутербродов достал еще батон белого хлеба и стал его резать.

– А что так… ну, чтобы нерусские Россию не любят я еще понимаю, но чтобы русский… И про власть я тоже понимаю, такую тяжело любить, но природа-то причем. Я бывал в России, нормальная природа, – недоуменно спросил Богдан.

– А не люблю я все через детство свое. Сначала отец служил в Сибири, в страшной дыре. Постоянный холод отовсюду, из под пола, с окон, с двери, из углов, зимой в сортир идти на двор – это мое самое жуткое ощущение раннего детства. Я там так намерзся, что до сих пор отогреться не могу, мне даже здесь в Донбассе холодно. Я давно уже в Одессе живу. Вот только там мне комфортно, а здесь я на ночь матрацем укрываюсь, иначе заснуть не могу. Холод и однообразное питание, с того пайка, что отец со службы приносил, вот с чем в памяти ассоциируется моя жизнь в России.

Потом отца на юг, сначала в Среднюю Азию, а потом в Армению перевели, там немного отогрелся, и с питанием куда как лучше стало, но другая напасть жизнь отравляла – окружающее население. С тех пор еще, что я так же как холод ненавижу, это южных нацменов. Чтобы не быть голословным приведу пример из своего армянского детства. Там снег явление редкое, но как-то он выпал, и мы мальчишки гурьбой высыпали на школьный двор и стали в снежки играть. Мы, что с военного городка с одной стороны, а армяне местные на другой. Там это строго было, армяне в свою среду никого не принимали, ни русских, ни каких других. Это когда они в других местах жили, где их меньшинство, они ко всем без мыла залезали, а когда их много, они сразу монолитом становились и ни с кем не мешались. Ну, мы-то ребята в большинстве все с России, Украины, Белорусии все к снегу привычные и снежки швырять навык имели. В общем, закидали мы армян, хоть их и больше было. И что ты думаешь, на следующий перемене, они нас снова на бой вызывают. Мы согласились, опять во двор вышли, а они заранее в снежки камни закатали и нас этими фактически ядрами чуть не убивать начали. На следующий урок мы с фингалами и разбитыми головами пошли, а они все, в том числе и учителя-армяне смеялись над нами, дескать, во как дураков русских обманули. Потом уж одна из учительниц, жена офицера, что в той школе работала, выяснила, что как отомстить нам подсказал тем армянским мальчишкам не кто иной, как директор той школы, армянин лет наверное под пятьдесят.

Это самый наглядный пример о тамошних межнациональных взаимоотношениях, случалось и похуже, и солдат которые в увольнениях до полусмерти избивали, и женщин, жен офицеров насиловали. Слава Богу, после Армении отцу, наконец, повезло, заканчивать службу его на Украину перевели в Одесский Военный Округ. И как только мы сюда приехали, я сам для себя решил, что дальше жить буду только здесь. Ведь впервые в жизни я жил там, где не было того что я более всего ненавидел, холода и южных нацменов. И еще, я уже будучи старшеклассником решил, что никогда не свяжу свою жизнь с армией. Так уж она мне обрыдла за всю мою предыдущую жизнь, что мы мотались по гарнизонам, холодным и горячим дырам, постоянно перенося тяготы и лишения. В институт специально поступал с военной кафедрой, чтобы солдатом не служить, повидал, как многие мучились. Думал если и заберут, то два года офицером потерпеть можно и совсем забыть про эту армию. Никак не ожидал, что специальность, которую я на той военной кафедре приобрету, через двадцать лет окажется столь востребованной…

Богдана заинтересовала история жизни старлея, и его мысли во многом совпадающие с его мировоззрением. Он буквально застыл, внимая рассказчику, не обращая внимания, что тот уже наполнил и поднял свой пластмассовый стаканчик, в ожидании, когда собеседник в ответ поднимет свой.

– Ну, чего сидишь, я пить не чокаясь не могу, – старлей вернул собеседника в реальность.

Богдан словно очнулся и на «автопилоте» взял свой стаканчик, не преминув задать уточняющий вопрос:

– Ну, а как же ты все-таки стал таким специалистом в столь нелюбимом военном деле?

– А это все институт. У нас на военной кафедре готовили офицеров-артиллеристов. В 93-м году после окончания института меня сразу в армию загребли. Когда Союз развалился, я так радовался. Думал теперь уж точно ни российский холод, ни южные нацмены, ни армия в моей жизни больше не случатся. Увы, с армией не сбылось, два года оттрубил. А на военной кафедре и в армии моими учителями были офицеры, прошедшие школу Советской Армии. А это еще та школа, как там учили, как гоняли я, понятное дело, сам с детства свидетелем был. То есть, учили военному делу настоящим образом. И меня тоже выучили, да так, что уже почти двадцать лет прошло с тех пор, а я все помню, и сам научить могу. Сейчас уже так не учат. Если бы не моя военно-учетная специальность, старший офицер гаубичной батареи, никогда бы я на эту войну не попал. Тесть бы все сделал, в лапу в военкомате дал бы, у него там знакомства. Но даже военком испугался меня отмазывать. Из главного штаба на меня персональная разнарядка пришла, сверху меня поставили в штат вновь развертываемого артиллерийского полка. Видно туда пробился кто-то, кто меня еще со срочной службы помнил, и мне удружил. А так сейчас бы не здесь, а в своей прекрасной Одессе жил да радовался, с семьей на пляже загорал, свежие фрукты с овощами ел, рыбу свежую с Привоза…