Никто не хотел воевать

– Да нет, средний участок, не курорт, но и не пекло. Вот у соседей, что ближе к границе, у них куда опаснее. Там их с российской территории почти каждую ночь «ГРАДы» долбят. У них за неделю до десятка «двухсотых» набирается, не считая трехсотых. А у нас двухсотых за это время ни одного и трехсотых не много, – пояснил Щетинистый.

– Как это с российской… и что никто из международных наблюдателей их засечь не может? – удивился Богдан.

– А как засечешь. Там по ночам наблюдатели не стоят. Можно со спутника американского засечь, но они стреляют строго тогда, когда спутники слежения эту территорию не наблюдают. Поди докажи, что стреляли. Но наши приноровились. Как только по времени американский спутник уходит, и они с позиций уходят и ГРАДы в основном пустое место долбят. Но не всякий раз получается. Далеко от позиций не уйдешь, а залп ГРАДа большую территорию накрывает. А отсюда до границы далеко, ГРАДы не достают. Здесь только диверсионные группы шухарят, их опасаться надо. Есть тут, которые под чеченцев работают. Подползут и с криками аллах-акбар окопы гранатами забрасывают.

– А может и в самом деле чеченцы? Я слышал, за сепоров кадыровцы воюют, предположил Богдан.

– Да нет, на понт берут. Знают, что этих зверей все боятся. Подстрелили тут одного из тех «акбаров», остался лежать недалеко от наших позиций, а остальные убежали. Документов при нем не нашли, но рожа обычная, москальская, да и татуировка на нем была ВДВ. Видать из бывших твоих противников по Чечне и возраста примерно твоего… А чеченцы у сепоров действительно есть, но те вроде у нынешнего их главного атамана Захарченко в «Оплоте» кантуются, чуть ли не в его личной охране, те по полям ночами не шляются…

17

– Ну, вот кажется и все, с облегчением думал Леонид, удаляясь от базы ополченцев, ставшей для него фактически местом заключения. До родного поселка довез таксующий частник. Следы обстрелов были видны и в Донецке, но в большом городе поврежденные и полусгоревшие дома смотрелись редкими островками посредь невредимых строений. В поселке…

Леонид с детства помнил его таким: двенадцать тысяч населения, широкая центральная улица, застроенная 3-х, 4-х и 5-ти этажками. С обоих сторон от «центра» сплошной частный сектор , две школы, три детсада, больница, рынок, супермаркет, ДК, жд станция, почта, обогатительная фабрика… В отличие от таких же поселков в России, где немало частных домов пустовало, здесь еще в прошлом году таковых почти не было – в большинстве теплилась жизнь. Сейчас же повсюду видны следы обстрелов, много домов повреждено, снаряды попали и в больницу, и в школу, в которой Леонид учился с первого по пятый классы. Вся центральная улица изрыта воронками, валяются обломки деревьев, обрывки проводов, повреждено много заборов. Стояла какая-то нездоровая гнетущая тишина, которую вдруг нарушила лаем свора бродячих собак. Леонид с трудом узнавал поселок. Водитель сообщил, что обстрелы особенно усилились после сдачи ополченцами Славинска и Краматорска, и ВСУ фактически с трех сторон вплотную подошли к Донецку и его окрестностям.

Его дом… дом его бабушки, матери, на первый взгляд пострадал не слишком сильно. Во всяком случае, по сравнению с соседскими. Но, подойдя ближе, Леонид увидел, что от сарая осталась бесформенная груда развалин. Видимо в него было прямое попадание, а по дому «прошлась» лишь взрывная волна. К таким мелочам как выбитые стекла, поврежденная крыша, он уже был привычен. Но вот входную дверь явно выбило не взрывом. По всему здесь побывали мародеры. Это стало очевидным, когда Леонид вошел внутрь. Дом, некогда прибранный уютный, сейчас пах сыростью, гнилью и запустением. Большая часть вещей, которые представляли ценность, и их можно было вынести, отсутствовала. Все перевернуто, ящики из столов и шифоньера выдернуты и перерыты, крышка от подпола снята и валялась в стороне – все признаки грабежа. На привычных местах не стояли: холодильник, телевизор, стиральная машина, бабушкина швейная машинка. Даже висевшие на стенах семейные фотографии были вырваны из рам и разбросаны – по всему и там искали спрятанные ценности. Леонид осматривал, обходил дом без малейшей надежды найти бабушку, заглянул в подпол, вышел во двор на огород – там все заросло сорняком. Да и вообще создавалось впечатление, что в доме уже давно никто не живет. Без следа пропала и живность, которую держала бабушка: куры, коза… Не было и кота. Но в целом, если не считать выбитых окон и частично сорванной крыши, их щитосборный дом почти не пострадал. Соседним досталось куда больше. Тот, что справа осел на одну сторону – видимо повреждена несущая стена. Тот, что слева, явно горел, и тушить, по всему его начали далеко не сразу. Леонид пошел к соседям, но и эти полуразрушенные дома оказались разграблены и необитаемы. И вообще, еще год назад оживленный, живущий относительно полноценной жизнью поселок, казался вымершим. По улицам и переулкам лишь изредка на высокой скорости проносились, словно за ними гнались, старые легковые машины.

Леонид пошел к дому женщины, через которую, не умеющая пользоваться мобильным телефоном, бабушка общалась с родственниками. Этот дом не был поврежден, но на его дверях висел замок. Леонид растерялся – куда идти, у кого справится о бабушке? За годы жизни в Москве он потерял связь со всеми своими бывшими друзьями. Леонид на всякий случай крикнул:

– Теть Кать!

Он открыл калитку палисадника, вошел, обошел дом, заглянул на огород – никого. Но грядки прополоты, и огородная растительность содержалась в относительном порядке, что свидетельствовало – ни дом, ни огород не брошены. Леонид уселся под дверью на крыльцо и стал ждать. Ждать пришлось довольно долго. Наконец, калитка скрипнула и появилась… Нет, то пришла не тетя Катя, а ее дочь 19-ти летняя Лариса. Она встала как вкопанная, ибо изрядно испугалась, увидев постороннего в военном комуфляже на крыльце своего дома – Лариса не узнала Леонида. Но когда он вскочил ей навстречу и поздоровался… Тяжело набитые сумки выпали у нее из рук и девушка подбежала к Леониду и, обняв его… зарыдала. Леонид немало изумился такой реакции девушки, с которой был знаком весьма поверхностно. Не сразу он понял, что к этому ее подвигло что-то страшное.

– Умерла баба Стефа… и мама моя умерла, – сквозь рыдания поведала Лариса.

Уже в доме, посадив Леонида за стол, и начав хлопотать у плиты, она рассказала о том, что произошло уже более месяца назад. То случилось в один из первых обстрелов пригородов Донецка дальнобойной артиллерией Украинской Армии. В тот день тетя Катя заняла очередь за хлебом в магазине (со снабжением начались перебои), потом к ней подошла Стефания Петровна. Обстрел застал их, когда они, купив хлеб, возвращались из магазина. Взрывом повредило опору линии электропередач, и провод упал на землю. Обе женщины попали под шаговое напряжение и погибли на месте.

– Тогда еще самое начало было и их успели похоронить на кладбище, рядом… Потом уже так часто убивать стали, да и люди поразъехались, поразбегались, дома побросав, хоронить некому стало. Сейчас хоронят, где придется, и во дворах, и на огородах. Жить страшно, редкий день не бомбят, – рассказывала о своем бытие Лариса, время от времени, промокая глаза платочком.

Леонид сидел, оглушенный известием. Он лишился цели, сюда его приведшей. А он ведь мечтал… Даже ночуя на базе ополченцев видел во сне такую картину: он привозит бабушку в Москву. Во сне все происходило тримуфально: отец, мать, тетка – все восхищены его поступком, его смелостью, решительностью… Леонид не чувствовал вкуса поданной Ларисой еды, не замечал как она старается, хлопочет вокруг него. До него доносились лишь обрывки фраз, произносимых девушкой:

– А я в очереди за гуманитаркой стояла, часа четыре, еле дождалась. Иду и не пойму, кто это у нас в палисаднике, думала вор, не сразу тебя признала, – по всему Лариса уже успела отгоревать по матери и сейчас вела себя, как обычно ведет себя молодая девушка рядом с парнем.

– Надо сходить на кладбище, – наконец произнес и Леонид, понимая, что это последнее, что он должен здесь сделать.

– Да, конечно, я провожу… Они ведь рядом лежат бабушка ваша и мама моя,– в голосе Ларисы вновь «послышались» слезы.

В какой отрешенности Леонид не пребывал, но сообразил, что дальше в той комуфляжной форме, что его снабдили на базе ходить нельзя, дабы не привлекать внимания. Он достал из сумки свою прежнюю одежду и переоделся.

Когда стояли возле свежих могил, всего лишь холмиков без крестов, Лариса вновь дала волю слезам, а Леонид лишь шевелил желваками и сглатывал слюну. В голове, казалось, заполнив все сознание, пульсировала одна единственная мысль: что делать дальше и куда идти. Остаться ночевать у Ларисы? Он как-то даже не думал об этом. Да, они знали друг друга с детства, но разница в четыре года тогда казалась огромной. А потом он уехал и видел Ларису лишь изредка, мельком. В общем, никакого тесного знакомства меж ними не было, и быть не могло… Она пригласила его сама:

– Оставайся, переночуешь у нас. Куда тебе идти, ваш дом разбит, да и нет там ничего. У нас тут все дома, где никого не осталось, подчистую вымели. Тут сейчас никакого порядка, ни власти, ни милиции, ничего нет. Вот так, придут, ограбят и на помощь звать некого, – объясняла ситуацию Лариса, пока они шли с кладбища.

– А что же ополченцы, они же здесь сейчас власть? – безо всякого интереса, лишь бы поддержать разговор, спросил Леонид.

– Ааа… какая это власть. Скорее уж кто-то бы победил, да весь этот бардак кончился! – с отчаянием вырвалось у Ларисы.

– И тебе все равно, кто победит? – вопрос родился у Леонида самопроизвольно, он знал, что примерно так думают большинство жителей Донбасса в зрелом возрасте, но что также мыслит и совсем молодая девчонка, которая только, что потеряла мать, это было для него ново.

– Знаешь, я тут чуть не каждый день по очередям толкаюсь, там такого наслушаешься… Кто бы не победил, какая разница. Мне еще мама говорила, когда жива была про Януковича. Ну, сбросили одного ворюгу, другие, которые еще не наворовались придут. Нам, простым людям, все одно лучше не станет. Я тогда не соглашалась с ней, за этих на Майдане переживала. А сейчас посмотрела, что там эта новая власть творит. И наши, которые здесь наверх лезут, тоже не лучше, и у них забот только воровать, да к себе в карман. Вон оборудование с шахт, с заводов вывозят и на сторону толкают…

Они дошли до дома.

– Я тебе постелю на своей кровати, а сама на мамину лягу, – это Лариса произнесла, немного смутившись, но в то же время пытливо смотря на Леонида – как он среагирует.

Но Леонид никак не отреагировал, он и за этот день, и за многие предыдущие так устал и физически и морально, что более всего хотел поскорее лечь спать и забыться…

Но нормально выспаться не удалось. Среди ночи начался очередной обстрел.

– Леня вставай! Одевайся быстрей, бежим! – испуганно кричала Лариса.

Леонид не сразу сообразил, где он. Проснувшись, он решил, что находится в казарме на базе ополченцев. Только непонятно почему его будит не Крест, не Грач, а какой-то девичий голос. Лишь выбежав из дома и увидев в черном небе следы белых «фосфорных» снарядов, он окончательно все вспомнил:

– Куда мы бежим?

– Вон в том доме большой подвал, там все кто тут еще живет прячутся, – Лариса направлялась к старой толстостенной трехэтажке, сталинской постройки.

Обстреливали, видимо, какой-то конкретный объект. Снаряды, оставляя характерные следы в ночном небе, с воем неслись над поселком и взрывались где-то километрах в трех-четырех за ним. Только то уже были не фосфорные снаряды, а кассетные. Эти различия Леониду поведал Крест, еще на базе, когда они однажды также стали свидетелями ночного обстрела. Кассетные снаряды разрывались в небе в виде вспышки, похожей на салют, после чего помещенные в нем поражающие элементы разлетались, накрывая большие площади, поражая все, что там внизу.

Подвал дома, построенного в сороковых годах, специально для шахтерского начальства… Так вот, подвал был разделен на секции, где жильцы хранили дрова для титана, консервированную продукцию домашнего приготовления и т.д. Сейчас все эти помещения освободили и на их месте соорудили лежаки и скамейки. Сюда, под толстые бетонные перекрытия во время обстрелов сбегались не только жители этого дома, но и остававшиеся на месте обитатели близлежащих частных домов. Некоторые прибежали сюда со своими домашними животными… В общем, запах здесь стоял… Электричество отключилось, в подвале темно, тесно, смрадно. Испуганно лаяли собаки, жалобно блеяла чья-то коза, кто-то кому-то наступил на ногу, слышалась негромкая матерная ругань…

Обстрел прекратился где-то минут через сорок и все так же быстро покинули зловонное бомбоубежище, как в него спешили. Едва добравшись до постели, Леонид мгновенно забылся мертвым сном, и проспал бы, наверное, до обеда, если бы его не разбудили на завтрак… За завтраком Лариса рассказала, почему не смогла сообщит про смерть бабушки:

– Когда маму домой принесли, с ней не было мобильника. То ли по дороге выпал, то ли украли. А номер твоей мамы только у нее в мобильнике был. Так, что я не могла вам позвонить…

Отдохнув и подкрепившись, Леонид, наконец, обрел способность полноценно воспринимать окружающий мир. Он начал расспрашивать Ларису о местном житье-бытье:

– И что это у вас каждую ночь вот так?

– Не каждую, но часто. Особенно в последнее время, совсем житья не стало. От мамы кое-какие деньги остались. Как кончатся, не знаю, что делать буду.

– Погоди, ты же, я помню, училась где-то?

– Да, в Красном Луче, в колледже. Профессия-то у меня есть, но на железной дороге. А сейчас какая тут дорога, все разбито и вообще никакой работы нет. Вот и живу тем, что от мамы осталось, да огородом.

Леонид до того не особо задерживающий взгляд на Ларисе, вдруг посмотреть на нее внимательнее. Девушка явно для него одела нарядное и в то же время обтягивающее ее платье из тонкого ситца. Через тот ситец довольно красноречиво проступали контуры добротного девичьего тела в пору его «цветения». Леонид отвел глаза от нее не без труда и спросил нечто «нейтральное», что первым пришло в голову, что бы унять поднимавшееся возбуждение и не брякнуть нечто вроде, ух ты какая выросла… налилась, округлилась:

– А развлечения для молодежи сейчас тут какие-нибудь есть. В прошлом году тут и дискотека была в ДК на открытой площадке и даже кафешку какую-то под ночной ресторан оборудовали?

– Смеешься, что ли. Какие тут сейчас развлечения? – в тон ответила Лариса.

– Слушай, я смотрю у тебя комп имеется. А интернет работает?

– Это единственное, что работает. Сотовую связь и ту могут отрубить. А интернет у нас по кабелю, если свет есть, всегда работает. Хочешь, садись, – тут же предложила Лариса.

Леонид с удовольствием принял предложение и сев за монитор, окунулся в привычную ауру всемирной паутины. Но довольно скоро из ее недр Леонида вывел голос Ларисы:

– Лень, у нас в сарае курица осталась. Четыре штуки с петухом было. А теперь одна осталась, без петуха яиц не несет, проку с нее все одно нет. Ты не сможешь ее зарубить? А то все равно украдут, пропадет зазря.