Из ниоткуда в никуда

– Да-а, была у нас пара – из трех собраний в неделю прогуливали два. Причем всегда отмазывались, что проспали. В пять вечера, ага. А потом вообще улетали в Питер за неделю до премьеры. Лиле самой пришлось выйти на сцену – мужика играть.

– Не напоминай.

– А я, кстати, видела их в городе недавно. Они что-то не шибко долго в Питере пожили. Сейчас оба тамадами подрабатывают.

– Удалась театральная карьера.

– Тогда, можно я попробую? – спросила Женя.

– Ты же еще час назад говорила, что ничего не смыслишь в театре, – косо посмотрев на Женю, напомнила Лиля.

– Я открыта для всего нового. Чем глубже погружусь, тем скорее начну понимать.

– Странно, конечно, но дело твое. Куда приходить – знаешь. Мы здесь собираемся в понедельник, среду и воскресенье.

– Я бы пришла в среду.

– Тогда милости просим с двух до шести.

Женя улыбнулась и перевела взгляд с Лили на настенные часы. Стрелки уже преодолели половину четвертого – до дедлайна оставалось все меньше и меньше времени.

– Мне пора бежать. Приятно было с вами познакомиться.

– Тебя проводить?

– Не стоит. Здесь до остановки рукой подать.

– Что ж, тогда удачи.

– Давай, пока-пока.

– Ага, до свидания.

Женя быстро надела обувь, накинула на себя пальто и пулей выскочила на улицу. Яркое солнце апреля до сих пор нещадно жгло сетчатку. Под ногами мешалась непонятная субстанция из грязи, остатков снега, сигаретных окурков и разносортного мусора. Однако бег продолжался недолго. Жара так разморила Женю, что у нее пропало всякое желание куда-то спешить. Рубашка, став мокрой от пота, прилипла к ее спине, и с каждым порывом, пускай и слабого, ветра по всему телу чувствовался неприятный обжигающий холодок. Ей захотелось немного обсохнуть. Неторопливо дойдя до университета, она свернула в сторону плотинки и медленно пошла по тротуару. Люди, наконец-то дождавшись завершения зимы, стали медленно покидать свои пещеры. Именно сейчас, думала Женя, настало лучшее время, чтобы наблюдать счастливые и беззаботные лица.

Вдруг где-то внутри сильно кольнуло и Женя вспомнила, что ей надо спешить. С новыми силами ускорив шаг, она вмиг достигла брошенную посреди Проспекта Ленина остановку. Просматриваемая на несколько кварталов вдаль, длинная улица бесперспективно пустовала. Только лишь полчаса спустя на горизонте появился единственный заблудившийся «Двадцать третий» трамвай. Его маршрут обыкновенно проходил мимо Северного вокзала, когда как Жене нужно было попасть на Южный. В общем-то подобным ее было не удивить: следующий в неизвестном направлении транспорт является традиционным в городе Екатеринбурге.

– До ВИЗа. В депо. До ВИЗа, – проорала хрупкая женщина-водитель в громкоговоритель, после чего обернулась и выругалась матом на бабушку, спросившую, едет ли трамвай по маршруту.

«А не послать-ка мне все куда подальше?», – спросила себя Женя и отчаянно запрыгнула в ненужный ей трамвай.

С переездом в Екатеринбург Женя по-настоящему полюбила бесцельные поездки и прогулки. По душе ей был и час дороги от дома до университета, когда перспективы ехать сидя не было совсем. Ведь именно тогда можно было всецело посвятить время своим мыслям.

Начало удивительной истории Жениных размышлений восходит к такой посредственной вещи, как сломанный плеер. Раньше этот простой механизм скрашивал повседневную скуку хозяйки, однако все изменилось, когда наушники перестали блокировать звуки внешней колонки. Причем случилось это в самый неподходящий момент, когда беременный сонными, раздраженными и страдающими людьми трамвай окутала мелодичная и вдохновляющая музыка. «Имей совесть» и «Выруби, дура, не одна едешь», – тут и там посыпалось на невиновную девушку с разных сторон. Стыд и негодование от поведения людей нахлынули на Женю с такой силой, что вмиг вызвали отвращение к самому процессу наслаждения музыкой в общественном месте.

Вскоре получилось так, что поломка пошла Жене на пользу. Ведь именно благодаря этому событию она обнаружила безграничный, красочный и совершенный мир внутри себя. Мир намного лучше, чем музыка. Мир именуемый «мыслями». За сотни часов туда и обратно Женя повторила в голове все сцены сохранившегося в памяти прошлого, осмыслила каждый свой странный и сомнительный поступок, переиграла альтернативные варианты развития неудачных событий. А когда ей все это надоело, она начала фантазировать – сочинять и моделировать несуществующие реальности, придумывать истории, представлять сюжеты. В них главной героиней была не Женя; она была в них актрисой главных ролей.

Однако внутри «Двадцать третьего» мысли в голове Жени никак не складывались. Вдруг начало чесаться под ногтями и стало казаться, что она забыла, но почти вспомнила кое-что важное. Пребывая в замешательстве, девушка перевела взгляд с забрызганного грязью окна на полупустой вагон, но и там не было никаких зацепок, а только листовки с рекламой, бегущая строка с глупыми анекдотами, размякший от духоты кондуктор, бабушка, нервозная мамашка с двумя детьми. На общем фоне выделялся только ухоженный молодой человек в трех спинках сидений от нее. Несмотря на богатый выбор мест, он сидел на неудобном, обжигающем солнечными лучами, повернутом ко всем лицом, месте.

«Странный выбор при такой свободе, – подумала Женя, заинтересовавшись молодым человеком. Будучи уверенной, что уже где-то встречалась с ним, она попыталась вспомнить, кто он такой. – Может, бывший одногруппник? Хотя это вряд ли. У нас их было всего четверо: Паша, Максим, Миша и еще этот, который свалил на первом курсе в Москву».

Женя не спешила смотреть на пассажира, поскольку еще с детства помнила, что пялиться на людей неприлично. Но любопытство было сильнее принципов и постепенно брало вверх. С первой попытки у нее получилось разглядеть только тонкие и изящные, как у девочки, руки, держащие закрытую книгу Дэвида Стивенсона «1914 – 1918» на английском языке.

«Тогда может одноклассник? – продолжала перебирать она. – Да, конечно… стал бы кто из этих пропащих читать книги, да еще и на английском языке».

Со второго подхода Женя смогла рассмотреть длинную парку и редкую щетину на лице пассажира.

«Может кто-то из театралки, кого я пропустила мимо внимания? – все не унималась она, чувствуя все большее негодование от своей памяти. – Надо бы взглянуть еще раз».

Но третьей попытке случиться было не дано. Молодой человек захлопнул книгу, встал и повернулся лицом к выходу, причем так резко, что Женя совсем не успела его рассмотреть. Для обзора остался только затылок с непослушными волнистыми волосами.

«Да уж, такие волосы возможно уложить только приличным слоем укладки, – заключила Женя, как вдруг ее осенило. – А это случайно не странный парень из джаз-клуба? Переводчик. Ну, конечно же».

После того короткого, да и несодержательного диалога с Феликсом, Женя пребывала в подавленном состоянии еще пару дней. Такая болезнь, как неудовлетворенность от результата общения, присуща многих экстравертам. Девушке было любопытно узнать об этом новом человеке больше; ее гложила недосказанность. Такое чувство можно сравнить с тем, когда читаешь увлекательную книгу, но в силу непредвиденных обстоятельств закрываешь и откладываешь ее, и больше никогда к ней не возвращаешься.

«Я подойду и поздороваюсь с ним, – решила в своих мыслях она. – Но с чего я начну? Привет, помнишь меня? Это я, та ненормальная из джаз-клуба. Ну, бред же… Или так: Феликс Флейман? Какая встреча! Добрый день. Как ваше ничего? Куда направляетесь? Можно с вами?.. Ар-р, еще хуже!».

Пока Женя выбирала фразу, с которой начать разговор, Флейман дождался полной остановки, вышел из транспорта и пошел в сторону «Дворца молодежи». Параллельно с этим Женя обнаружила, что ее объект мысли в очередной раз мистическим образом исчез. Это заставило ее резко вскочить с места и оглядеться вокруг.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка… – громко раздалось в вагоне трамвая.

Женя суматошно побежала к двери, спрыгнула на подножку и вылетела на остановочный комплекс, чуть не сбив случайно проходящего мимо мужчину. Флейман далеко уйти не успел – он стоял на горящем красным светофоре.

«Я просто подойду и поздороваюсь, – восстанавливая дыхание, заключила в уме Женя. – Остановит меня – будет славно; проигнорирует – черт с ним, пройду мимо».

Вот только мысли Жени несколько разнились с ее поведением. Она, выдержав приличную дистанцию, последовала за Феликсом, точно шпион. Останавливался он – останавливалась и она. Ускорялся он – ускорялась и она.

«Что ты делаешь, Женя? Догони уже его», – говорила она себе, но никак не решалась. Ее сжатые в кулаки пальцы в карманах безудержно дрожали.

Женя, следуя за Феликсом по пятам, перешла дорогу, затем еще одну, и пошла по мокрому тротуару Московской улицы в сторону Челюскинцев. Слева от молодых людей стали проноситься машины и угрожающе разбрызгивать жидкие грязевые лужи. Женя чувствовала, как мелкие влажные точки окропляют капроновые колготки, как становится влажной стелька внутри обуви. Но преодолевая дискомфорт, она все равно продолжала следовать за Флейманом.

«Он же возвращается туда, откуда только что приехал, – заметила Женя, когда с улицы Ельцина они снова завернули на 8 Марта. – Может он пропустил нужную ему остановку и решил пройтись до нее пешком? Но зачем идти такими окольными путями?».

Преследование растянулось практически на половину улицы 8 Марта: Флейман вернулся на Площадь 1905 года, на которой Женя села в трамвай, прошел станцию метро Геологическая, свернул на улицу Большакова, и затем вышел на Степана Разина. На углу перекрестка, в типичном для русской архитектуры сером здании, расположилась «Европейская пекарня». Туда Флейман и зашел после часового блуждания.

«И это все, ради чего ты мотался по всему центру?» – негодуя, мысленно спросила Женя. Застыв у двери маленькой кафе-пекарни, она не решилась последовать за Феликсом дальше.

В полупрозрачных, заляпанных жирными руками окнах неприметного заведения было видно, как Флейман подошел к кассе и заказал продолговатую булочку со стаканом неведомого напитка. Невозмутимый, весь из себя флегматик, он сел за крайний круглый столик и стал медленно жевать приобретенное лакомство. Продолжая стоять и смотреть на это заторможенное создание, Женя стала переполняться злостью, по большей части на себя, за впустую потраченное время. Ко всему прочему у нее проснулся сильный голод.

«Бог с этим Флейманом. Он все равно меня не вспомнит. Устала. Пойду и просто закажу себе чего-нибудь», – решила Женя и наконец зашла в пекарню. Не обращая внимания на Феликса, она, как ни в чем не бывало, приблизилась к витрине с разными пирожками, ватрушками, денишами и гурманами.

– Добрый день, – обратилась к ней пышущая здоровьем и румянцем кассирша.

– Одну слойку с чаем, пожалуйста.

– Кушаете здесь?

– Да, – ответила Женя, подумав над ответом пару-тройку секунд.