– За вас? Пожалуйста. Пусть это будет хоть сам председатель судкома. Говорите – кому?
Двенадцать звериных глоток рыком возвещают о появлении старпома.
Олег Петрович неторопливо идет по мокрой палубе. Вот проверил найтовы у шлюпки. А вот провел рукой по поручням – нет ли грязи и ржавчины.
Марианна молча показывает Моте пальцем на широкую старпомовскую спину. Мол, вот кому нужно за нее отомстить. Мотя так же беззвучно ужаснулся и замотал головой.
Старпом уходит, оставляя на сухой стороне палубы цепочку влажных следов.
– Ну нет, кому хотите, только не железному моряку. Я его очень уважаю. Это знаете какой человек? Что ни скажет – закон. Никогда не ошибается.
– Но он сказал, что я хуже обезьяны! – взывает Марианна к Мотиному сочувствию.
– Ну, может быть, на этот раз он немного ошибся… – Мотя оставляет швабру. – Марианна Андреевна! Я вас больше жизни люблю. Я часто мечтаю, чтобы на вас кастрюля с горячими щами вылилась!
Девушка недоуменно глядит на него.
– А я бы вам тогда свою кожу отдал для пересадки. Как в газетах пишут, – объясняет Мотя. – Все для вас сделаю, но против железного моряка не пойду!..
Марианна обиженно отворачивается. Она смотрит на отпечатки башмаков, оставленные Олегом Петровичем, и, подражая выправке старпома, идет, ступая в оставленные им мокрые следы. Для этого Марианне приходится делать огромные, нелепые шаги.
Пройдя немного, она, все так же передразнивая походку старпома, возвращается обратно. Ее глаза весело блестят.
– Ну и не надо мне от тебя ничего, – говорит она Моте, – и кожу свою можешь при себе оставить. Я без тебя придумала, как отомстить этому черствому, бездушному типу.
Каюта старпома. Олег Петрович беседует с «подпольной» обезьяной. Они сидят за столом друг против друга.
– …Задал ты мне задачу… – задумчиво говорит старпом, пуская изо рта замысловатые кольца дыма. – Если узнают, что я тебя приютил, конец моему авторитету, понимаешь? Я строгий человек, железный человек. Меня боится и уважает вся команда – и вдруг… А как будет злорадствовать эта девчонка, которую я ненавижу. Ненавижу? Ненавижу. Ты что на меня так смотришь? Не веришь? А я говорю – ненавижу. Гм… ненавижу? Ненавижу, определенно ненавижу… Так вот, чтобы тебя не обнаружили, дверь будет всегда заперта, и ты открывай только мне. На три стука. Понял?
Он стучит в дверь три раза, и шимпанзе с готовностью становится на голову.
– Ну нет, не совсем то… Вот смотри, – втолковывает старпом, сопровождая свои слова действиями. – Три удара в дверь… Я тяну задвижку… И получаю кусок сахара. – Он кладет себе в рот кубик сахара. – Теперь давай ты.
Олег Петрович снова стучит условным стуком, и на этот раз обезьяна открывает задвижку.
Старпом дает ей сахар, и в этот момент раздается негромкий стук в дверь. Обезьяна бросается отворять.
– Ты что, до трех считать не умеешь? – шепчет старпом, с трудом удерживая ее. – Это чужой!.. Сгинь!
Шимпанзе кидается на постель и с головой накрывается одеялом.
Олег Петрович открывает дверь.
В коридоре пусто. Глухая ночь. Только тарахтит машина да покачивается судно.
Старпом хочет уже закрыть дверь – и вдруг застывает на месте. Он видит на полу возле своей каюты четкие следы тигриных лап.
В конце коридора неясный шум. Старпом вздрагивает. Он снимает с пожарного стенда топорик и осторожно идет по следам. Они выводят на палубу…
Ночное море вокруг.
Старпом крадется все дальше. Следы кончаются у клеток с тиграми. Олег Петрович считает зверей. Все на месте. Он ощупывает задвижки… Все нормально. Но на обшивке палубы явственно чернеют тигриные следы.
– Мистика! – растерянно шепчет старпом.
Запись в журнале:
«Снова начались таинственные происшествия. Ночью по судну ходил тигр. Видны следы. Человеческих жертв пока нет. За необеспечение безопасности старпому объявлен строгий выговор».
Маришка стоит у борта, подставив лицо солнышку, и чему-то загадочно улыбается.
Дверь камбуза распахивается, и в облаке пара появляется кок.
– Маришка! Ступай в кладовку, мне перец нужен!
– А мышь? – жалобно говорит Марианна.
– Давай, давай! На полусогнутых! – И Филиппыч скрывается в камбузе.
…Марианна приоткрывает дверь кладовки. Точно: в луче света, клином упавшего на пол, сидит мышонок и с интересом смотрит на девушку.
– Брысь, брысь, я тебя прошу… – уговаривает Марианна.
Но мышь направляется в ее сторону.
Девушка с визгом выскакивает из кладовки и захлопывает за собой дверь.
– И чего она ко мне лезет? – жалуется Маришка матросам, которые неподалеку плетут маты. – Она по ночам ко мне в каюту приходит. Вчера под одеяло залезла. Мотя, сходи за меня в кладовку.
– Иди, не опасайся, – говорит Сидоренко, ухмыляясь. – Нету уже там мыша. Я позаботился.
– Нет, есть! Я видела.
– И чего ты их так боишься? – говорит Сидоренко. – Не стыдно тебе?
– Нисколько… Я, когда маленькая была, никого не боялась. Ни лошадей, ни собак, ни коров… и они меня не трогали и сами все за мной ходили. У меня даже лисенок жил… А как выросла, стала бояться… Мотя! Ну сходи…
Мотя поднимается.
– Вообще-то я тоже мышей не уважаю… Но, – заканчивает он, понизив голос, – чего для вас не сделаешь!.. Я на все готов…
…Он осторожно открывает дверь в кладовку.
– Выключатель слева, – шепчет Маришка.
Что-то щелкает. Вскрик. Снова щелчок, и снова вскрик, даже стон.
– Ой! Что там?