Человек среди чувств. Начало. Сказки и размышления о внутреннем ориентировании

Прозрачному «я», как и Лёру, необходимо иногда отдохнуть от своих собственных внутренних красок, не говоря уж про краски, которыми полон внешний мир. Этот отдых может показаться бездеятельным, но он необходим для того, чтобы не попадать в чрезмерную зависимость от активной художественной деятельности – и чужой, и своей собственной.

Какие бы изображения внутреннего мира мы ни рисовали, в какие цвета ни раскрашивали бы его обитателей, время от времени полезно вспомнить, что это дело наших кистей, нашей изобретательности и нашего вкуса.

В этом смысле логические построения ничем не предпочтительнее сказок и метафор. Может быть, иносказания даже лучше рассуждений: они не страдают такой самоуверенностью. Образное мышление в себе самом несёт напоминание о том, что оно условно. Зато рациональная модель старается утвердить свой зюзюлевый цвет навсегда. И прозрачному «я» приходится порою несладко – если отшлифованные рассуждениями декорации приколачивают логическими гвоздями прямо к нему, к этому «я», чтобы отныне эти декорации считались его неотъемлемыми свойствами.

Живопись по зеркалам

Жил когда-то в своём большом дворце богатый индийский раджа. В городе вокруг дворца столько домов не было, сколько во дворце залов и комнат. Всюду ковры да зеркала. Вот с зеркалами-то и случилась история.

Зеркала эти со временем перестали нравиться радже. Не таким он отражался, каким хотел выглядеть. То уставший, то постаревший. Куда это годится!

Приказал раджа живописцам на каждом зеркале нарисовать своё изображение – так, чтобы приятно смотреть было. Да чтобы по-разному. В одном зале грозные отражения на зеркалах нарисовали, в другом – радостные, в третьем – спокойные. Так что раджа по настроению знал, в какой зал пойти.

Но вот однажды отправил раджа всех слуг по разным делам. Остался один во дворце. И вдруг его какая-то муха укусила. Или оса. Или пчела. А в Индии, между прочим, и ядовитых насекомых много.

Знал раджа, что надо жало из ранки выдавить. Подбежал к зеркалу, а оттуда его довольный портрет смотрит. Побежал в другой зал, а там на зеркале такое важное отражение нарисовано, что просто чудо. Только укус на нём не разглядеть.

Бегал, бегал раджа по дворцу, пока не отыскал в комнате у прислуги незарисованное зеркало. Избавился от жала. Сел с зеркалом на пол, обнял его, как друга родного, и заплакал от радости.

Назавтра распорядился он все зеркала заменить на чистые. А для зарисованных зеркал построил особую галерею. Жалко было с такими чудесными портретами расставаться. Пусть туда гости ходят, любуются.

В том и проблема, что прозрачное «я» не может надолго оставаться всего лишь наблюдателем внутреннего мира. Оно смотрит не как зритель НА ощущения, чувства и эмоции, оно смотрит ЗА ними. Смотрителю необходимо ориентироваться среди своих подопечных, чтобы уметь помочь каждому из них, помочь всем им вместе, а значит – себе самому.

Прозрачное «я» переживаний формирует русло для того потока самоосуществления, который мы называем волей. Оно входит в этот поток и вместе с ним пересекает границу между внутренним и внешним миром. И здесь оно вливается в пёстрое «я» поступков и внешней деятельности.

Весь наш опыт внутреннего ориентирования становится при этом, явно или неявно, основой опыта внешнего ориентирования. Ведь без внутреннего восприятия, без индивидуальной расшифровки обстоятельств внешней жизни она никак нас не касается.

Чисто внешнего ориентирования практически не существует. Оно всегда является внутренне-внешним. В пёстром «я» всегда скрыто прозрачное, даже если со стороны его и не видно. Даже если оно до поры до времени не умеет само себя обнаружить. Когда оно всё-таки себя осознаёт, оно осознаёт и то, что существовало всегда.

Внутреннее развитие не только обосновывает и обновляет нашу внешнюю ориентацию. Оно может привести нас к расширению самого пространства существования. Открывая наряду с внутренним и внешним миром ещё один мир, мир духовный, мы открываем ещё одно своё «я». Летящее «я», поднимающее нас над многими прежними заботами. Оно придаёт цельность нашей внутренней и внешней множественности. Перед ним стоят новые задачи: задачи духовного ориентирования. Решая их, мы находим новые ответы на те проблемы, которые встают перед прозрачным «я» во внутреннем мире и перед пёстрым «я» – во внешнем.

Икринка и её ангел

В океанской воде, хотя и неизвестно где, жила-была икринка. Была она прилеплена, как и другие икринки, к листу водоросли. Набиралась сил и любовалась океанской жизнью.

У этой икринки был свой ангел. Она его не видела, но слышала. Он-то ей и сказал, что её зовут Авьярой и что она станет рыбкой. Удивилась Авьяра, даже не поверила поначалу, но потом почувствовала, как появляются у неё плавники и хвост. И наконец – хлоп! – вылупилась и поплыла с остальными рыбками по океану.

Не раз помогал ангел Авьяре от больших рыб уворачиваться и

рыбачьи сети обходить. И всё нашёптывал ей, что она не простой рыбой рождена, а летающей. Удивлялась Авьяра, не верила поначалу, но потом почувствовала, как плавники у неё расширяются. И наконец – хлоп! – и вылетела однажды из воды. Немного, но пролетела по воздуху. Было это ночью, и поразили её яркие икринки, сверкавшие в чёрных глубинах Верхнего океана.

Очень захотелось Авьяре и туда полететь. Теперь она верила, что и это вполне возможно. Ангел ей твердит, что хватит с неё Водного и Воздушного океанов, так нет, хочет она в Верхний океан, и всё тут.

Пришлось ангелу думать, как помочь Авьяре. Окружил он её со всех сторон своим сиянием – и снова стала Авьяра похожа на светящуюся икринку. Полетели они вместе в Верхний океан и никогда не жалели об этом. Но время от времени возвращались они к своей планете – к голубой икринке, покрытой Водным и Воздушным океанами. Кружились над ней и думали: что же из неё в конце концов вылупится?..

Внутреннее ориентирование многолико. Его можно представить и как прокладывание русла для нашего волевого устремления, и как выработку внутренней и внешней политики для нашего государства чувств, и с помощью многих других описательных или рациональных представлений. Но какие бы модели или метафоры мы ни использовали, ориентирование – это созерцание, переходящее в движение. Оно не только учитывает происходящие изменения обстоятельств, но и располагает к изменениям на всех уровнях нашего существования.

Внутреннее ориентирование – это работа, в которой у нас могут быть помощники, но никто не сделает её за нас. Так что не будем от неё отлынивать. Отправимся в путь и будем внимательны ко всему, что встретим по дороге.

Глава 3

Чувство родства:

семья малая и большая

Обсуждая проблемы внутреннего ориентирования, мы часто будем обращаться к представлению о чувствах. Так уж задумана эта книга. Смысл этого представления будет проясняться постепенно. Прояснению будут служить и общие главы, и главы, посвящённые чувствам того или иного рода.

Портреты чувств, этих главных персонажей внутреннего мира, даны здесь в самом обобщённом виде. Это скорее лишь материал для тех реальных портретов, которые каждый из нас может нарисовать (хотя бы мысленно) применительно к собственной душе.

Родные лица и родные души

Чувство родства уходит корнями в область подсознательных инстинктов, но стоит ли рыться в этих корнях? Естествоиспытатели расскажут нам о цыплятах, принимающих за мать ботинок лаборанта, но никто не расскажет о том, чего были лишены эти цыплята в результате такой испытательной подмены. Всё-таки сам факт присутствия в нашей жизни родного, любимого лица намного значительнее тех факторов, на которые может разобрать этот факт наука.

Нет ничего обычнее нашей родни, но вместе с тем – это как бы особая делегация, которая подобрана, чтобы встретить на земле новую душу. Встретить, помочь ей приспособиться к земной жизни, защитить её от излишней жёсткости окружения. Сопровождать на разных этапах этой жизни. Состав этой делегации постепенно изменяется, но она продолжает осуществлять своё дело. Она поддержит нас в болезни и в старости, проводит нас при завершении жизни. Она будет хранить память о нас, – насколько мы этого достойны. Она постарается принять как эстафету то, что нам не удалось доделать на Земле, – в меру своих сил и ценности наших дел.

Ничуть не меньше, чем от изгибов судьбы, это зависит от нашей собственной способности к родственным чувствам. К освоению богатства, которое даётся нам при рождении и во владение которым мы входим всю жизнь. К пониманию родного человека – этого известнейшего нам незнакомца – не только умом, но и самим своим организмом. К терпеливому чтению того послания судьбы, которое зашифровано для нас друг в друге.

Неразгаданный настоящий

Не повезло Амилю с семьёй. Отец занудный, мать нервная, жена болтливая, сын непоседливый, дочь упрямая. Не жизнь, а сплошное наказание! Только и дожидался Амиль воскресенья, чтобы на рыбалку отправиться. Сядет один с удочкой на берегу, отдыхает от семейной жизни.

Вот так сидел он однажды – и вдруг из воды высунулась золотая рыбка. Крючок отпихнула, чтобы не зацепиться, и говорит:

– Знаю, знаю, что у тебя с семьёй нелады. Это потому, что только один из твоих родных тебе по-настоящему родной. Если разгадаешь, кто это, окажешься в настоящей своей семье. А ошибёшься, так и будешь мучаться. Приходи сюда через неделю, скажешь свою отгадку.

Обрадовался Амиль. Неужто не угадает он, кто же этот настоящий! Как вернулся с рыбалки, так и стал присматриваться.

С отцом браниться перестал: вдруг это он? Очень может быть. Такие разговоры у них вечерами интересные начались, только слушай… А мать? Стал Амиль её о своём детстве расспрашивать и о том, как она сама маленькой была. Точно: вот она-то и есть настоящая. А нервы что? Просто очень уж она его, Амиля, любит… Или всё-таки это жена? Он ведь её сам полюбил, сам выбрал. Стал Амиль к ней прислушиваться: не зря она ему столько всего интересного рассказывает. И про детей, и про него самого… Да только и с непоседливым сыном Амиль теперь по-новому сдружился. Вместе всякие штуки интересные сооружать стали. То шалаш в лесу, то велосипед на двоих. Без слов друг друга понимают. Наверное, про него-то золотая рыбка и говорила… Или про дочку? Перестал Амиль с нею спорить, и упрямства как не бывало. Зато фантазий у неё было такое великое множество, как и у самого Амиля в детстве. Вот уж родство, так родство…

…И неделя прошла, и ещё много недель, а всё Амиль на рыбалку никак не соберётся. Так и не понял он, что за отгадка нужна была золотой рыбке. Да и какую такую семью другую она ему сулила? Ему и в этой хорошо.

Да, наверное, таинственные ощущения кровного родства берут начало в подсознании. Но существует и бытовое родство, сложенное из кирпичиков повседневной совместной жизни. Существует и семейная родственность, внимательная даже к самой дальней родне. Наконец, разве мы не говорим о родстве душ, одухотворяющем и преображающем биологические и бытовые инстинкты?..

Для человека в собирательном смысле чувство родства имеет бесконечное множество разновидностей. Но если ограничиться собственным внутренним миром, их не так уж и много. Каждое из родственных чувств, достойных внимания, имеет свой особый характер, каждое можно назвать по имени.

Может быть, в этом и состоит первое наше дело внутреннего ориентирования: не увлекаясь обобщениями, обратить внимание на каждое из реальных своих чувств. Чувство родства, какие бы загадки ни скрывало оно в себе, всегда реально. Это моё отношение именно к этому человеку. Или – к той роли, вполне определённой, которую он играет в моей жизни.

Третий берег

На берегу одной великой реки стояло небольшое селение. Жил там среди прочих рыбаков и охотников человек по имени Ивер, тоже рыбак и охотник.

Плыл Ивер однажды по реке в своей лодке и вдруг упал на воду густой туман. Туда, сюда гребёт Ивер, а берега нигде нет. Наконец показался берег, да только незнакомый какой-то. А ведь Ивер и свой берег хорошо знал, и тот, что напротив.