Человек среди религий. Сказки и размышления

Поэзия религиозных текстов, пение и музыка, архитектура храмов, символика иконописи… Расходящиеся от религиозного искусства волны искусства общечеловеческого… Озарения веры, приводящие художника или поэта к подлинно религиозному творчеству… Образ – это крылья мысли, и образное восприятие помогает человеку ощутить высшую реальность лучше и точнее, чем рациональные рассуждения о ней.

Искусство усиливает всякое личное переживание, ставшее импульсом к творчеству. Оно позволяет зафиксировать его, сделать предметом общего переживания и общего осмысления. Для религиозного переживания такая возможность ничуть не менее важна, чем для любого другого. Может быть, даже больше.

Возможно даже, что эстетическое чувство возникло не параллельно с религиозным, а отпочковалось от него. И для них естественно снова стремиться к соединению.

Но чувство прекрасного, само по себе или усиленное искусством, занято и ещё одним видом творчества. Оно помогает человеку создавать и развивать собственную мифологию, осваивать свой мистический мир, строить свой внутренний храм, настраивать чувство веры.

То есть утверждать своё представление о Высшем, своё отношение к нему.

Под мифологией иногда понимают изучение вымысла. Мне бы хотелось использовать это слово ближе к его исходному значению (от греческого mythos: слово, сказание, предание) – как собрание образов, как особый мир представлений о том, что важно для нас и вместе с тем углублено в тайну. Если говорить в этом смысле, общество и человек пользуются многими разными мифологиями одновременно. Есть своя мифология у науки, своя мифология у всякой национальной жизни, своя мифология у каждой семьи, у каждого творческого человека, да и у самого обычного тоже. Религиозная мифология охватывает лишь свою сторону жизни. Но искусство и чувство прекрасного взаимодействуют с нею особенно чутко, создают и воссоздают её снова и снова.

Впрочем, переживания, свойственные чувству прекрасного, гораздо шире, чем искусство даже в самом широком понимании. Настолько же шире их взаимодействие с чувством веры.

Лес, горы, море, степь, тундра, пустыня могут породить в нас ощущения, близкие к религиозным, или совпасть с ними, побуждая душу отзываться внешней красоте и величию природы. Угадывая в ней присутствие другой Природы, насыщающей земную жизнь глубинной красотой и величием.

Прекрасное и религиозное сближаются для нас и в мире человеческих отношений, и в мире мысли, и, наверное, во всех прочих сферах духовной жизни. Если же такого сближения не происходит, это говорит скорее о том, что нам просто не всегда хватает остроты восприятия.

Здесь имеется в виду религиозное прежде всего как личное отношение к Высшему. Это не всё, но разве этого мало?

Сказка про ледяное чудо

На самой обычной городской окраине жил самый обычный мальчик. Звали его Айс. Больше всего на свете он любил строить дворцы и замки. Летом он строил их из земли, камней, веток, а лучше всего они получались из песка на берегу речного залива, до которого было всего-то десять минут быстрым бегом.

Зимой Айс строил замки из снега. Они получались у него очень красивыми, но стоило ему уйти домой, как на эту красоту налетали другие мальчишки и бомбили её снежками, пока замок не превращался в бесформенную груду снега.

Однажды в конце зимы Айс отправился на залив рано утром, чтобы было побольше времени и поменьше гуляющего народа.

Действительно, в это время там сидели только рыболовы у прорубей, но они были такие неподвижные и нелюбопытные, что ничему не мешали. Зато в самой глубине залива, где рыбаков уже не было и где Айс любил сооружать свои замки, кто-то уже занимался этим замечательным делом.

О, это был настоящий мастер! Айс даже не огорчился, что его место занято. Высокий, быстрый, с чёрной бородкой, но совсем ещё молодой, мастер одним взмахом руки поднимал вихри снега, и они послушно ложились туда, куда ему было нужно. На глазах поднимались высокие стены и замысловатые башенки.

– А, вот и ты! – покосился мастер в сторону Айса. – Давай помогай, а то скоро солнце здесь будет.

И не успел Айс задуматься, почему мастер так к нему обратился, как уже они вместе трудились над снежным дворцом. Сколько он ни занимался этим раньше, но такого шедевра и вообразить не мог.

Только они закончили и отступили подальше, чтобы полюбоваться сделанным, как солнце вынырнуло из-за прибрежных деревьев и брызнуло золотистым светом на дворец. И вдруг дворец под его лучами за несколько мгновений стал из снежного ледяным – прозрачным и сверкающим.

– Хотел бы жить в таком дворце? – спросил мастер Айса.

Айс подумал – и молча кивнул.

– Тогда постарайся стать таким же прозрачным, – шепнул мастер на ухо Айсу.

И исчез.

А ледяное чудо, перед которым стоял Айс, становилось всё прозрачнее, пока совсем не растворилось в воздухе и в солнечном свете.

Вот и вся сказка.

Ведь Айс остался жить в самом обычном мире. Только никак не мог позабыть ледяное чудо. И когда ему приходилось выбирать что сделать да как поступить, он всегда подумывал: а годится ли это для прозрачной жизни.

Время от времени ему снился мастер. Иногда он огорчённо покачивал головой, и Айс сразу понимал, что же он сделал не так. А иногда мастер весело кивал Айсу: «Молодец, неплохо у тебя получается».

И надо сказать, Айсу в конце концов удалось оказаться в чудесном дворце. Но об этом вы могли бы услышать, наверное, только от него самого.

Общество: обособление и объединение

Общество, наверное, всегда в той или иной степени религиозно. Те или иные верования (мистические или рациональные) соединяют людей вместе. Иногда такое соединение служит лишь фоном практической жизни, иногда оказывается сильнее многих других связей между людьми. Если нет религиозности как отношения к высшей реальности, её заменяют другие, псевдорелигиозные отношения, играющие похожую социальную роль.

Сложность в том, что религиозность общества неоднородна. Отдельные люди и отдельные сообщества в обществе имеют свои верования, свои традиции, свою религиозную практику. Единое чувство веры сближает одних людей друг с другом – и в то же время обособляет их среди других людей. Здесь берут начало религиозная корпоративность и вытекающее из неё корпоративное противоборство.

Любое объединение людей, религиозное в частности, обычно развивается по известной схеме. Рост объединения приводит к созданию доверенного руководства; руководство обеспечивает доверенные ему корпоративные интересы объединения; оно борется с еретическими расколами изнутри и вступает в политические отношения с другими объединениями. В этом отношении религиозные организации мало чем отличаются от прочих ассоциаций и корпораций. Каждая из них является неким социальным существом, с которым приходится иметь дело человеку как существу индивидуальному.

У меня есть небольшая работа о «копсах» – корпоративных псевдосуществах. Она не затрагивает религиозную тему, но во многом приложима к религиозным корпорациям. Впрочем, о церкви как корпорации мы поговорим ниже и в этой книге.

Однако религиозное объединение затрагивает не просто экономические или житейские интересы, а самые глубинные пласты мировосприятия. Поэтому у него в обществе своя особая роль – иногда очень скромная, иногда определяющая государственную политику, но всегда уходящая корнями во внутреннюю ориентацию людей, соединённых общими переживаниями.

Конечно, всякое крупное религиозное объединение обрастает и прорастает всевозможными чисто политическими образованиями, играющими в свои игры, которые зачастую имеют мало общего с чувством веры и восприятием высшей реальности. Но в том-то и дело, что политика стремится к использованию реальных сил, действующих в обществе, стараясь направить их нужным для себя образом. Человеку, не занятому этими играми, приходится быть осторожным. Ему необходимо отделить ориентацию, которую ему задают чувство веры и религиозная культура окружения, от той дорожки, которую вымостили для него политики, подталкивающие социальную жизнь в нужном для себя направлении.

Политики – и «внешние» относительно религиозного объединения, и «внутренние», воплощающие корпоративные интересы самого объединения, – используют религиозные чувства так же, как чувства национальные, патриотические. Но роль национальных чувств для политики достаточно естественна: ведь политика и возникла как механизм ведения национальных интересов. Другое дело – религиозные чувства. Сами по себе они внеполитичны, ведь они обращены к той реальности, которая, к счастью, недостижима для политики. Но поддержание религиозных традиций, осуществление религиозной практики, воплощение в жизнь религиозных идеалов – для всего этого нужна определённая свобода на житейском уровне. А свобода эта во многом зависит от политики.

Чем свободнее страна, тем меньше политика затрагивает религиозную сферу. То же самое можно сказать и о человеке: чем свободнее он внутренне, тем меньше социальные отношения воздействуют на его чувство веры. Но если чувство веры в нём развито, то оно не может не влиять на его социальное чувство.

Такие лихие формулировки, конечно, слишком упрощают реальность. Психолог-атеист мог бы настаивать на прямо противоположном подходе. Что ж, вот один из случаев для читателя обдумать эту тему самостоятельно.

Личность: пути спасения

Великие храмы тянутся к небу и поражают своей красотой входящего. Пышные или трогательные церемонии наполняют сердца волнением. Грандиозные книги полны мудрейших размышлений о высшей реальности. Но главные события религиозной жизни всё-таки разворачиваются в человеческой душе.

А чудеса? А другие события религиозных преданий? Для подавляющего большинства верующих людей, не оказавшихся их свидетелями, эти события совершаются в их душе. И это немало!

Какие ориентиры помогает найти человеку чувство веры? К чему оно его зовёт, от чего удерживает? Или даже спасает?..

Наверное, первое, от чего спасает человека вера, – это от легкомыслия. От незадумчивости, от неприметчивости, от нечувствительности к чужому страданию (своё-то чувствуется само по себе). Первое, к чему располагает человека вера, – это к поиску жизненного пути. Не к поиску денег или карьеры, к чему располагает слишком многое другое, но к духовному самоопределению.

Вера спасает не столько от страдания, сколько от неверного восприятия страдания. Не спасает от смерти, но спасает от страха смерти. Не спасает от заблуждений, но спасает от равнодушия к истине.

Деятельность чувства веры в человеке прежде всего возбуждает у него стремление к верной ориентации. К переходу от ложных ориентиров, ложных представлений о жизни – к истинным. Именно этот внутренний импульс лежит в основе религии, какими бы дополнительными побуждениями она ни обрастала. Чувство веры ищет ориентиры среди людей и традиций, в практике и в теории – всюду, где признаётся существование высшей реальности и наша связь с ней.

Чувству веры очень важно: как же устроена жизнь на самом деле. Но это не мешает ему признавать и уважать тайну.

С поиском верных представлений о жизни для верующего человека неразрывно связан и поиск верных представлений о смерти. Ведь именно в восприятии смерти религиозное сознание особенно расходится с тем сознанием, для которого не существует реальности, стоящей над жизнью и смертью. Это проблема не только страха смерти. Это проблема всей ориентации сознания, всего строя чувств, всей практической жизни, её житейских и мировоззренческих ценностей.

То силовое поле, которое создают наши представления о жизни и смерти, постепенно приводит к преобразованию самой нашей личности. Это уже не частное дело чувства веры, отстаивающего себя среди многих других чувств: вера становится камертоном, определяющим внутреннюю тональность бытия. Начиная догадываться о том, какова на самом деле жизнь и что на самом деле представляет собой смерть, человек начинает догадываться и о том, каким быть ему самому. А чувство веры подсказывает ему, что существуют не только догадки, но и отгадки.

Сказка про дом на перекрёстке

Один человек по имени Шемун всю жизнь странствовал по свету.