Время ждёт

Жители на удивление быстро развивались. Через неделю они уже научились рубить деревья и строить из них хижины. Это потребовало командной работы, и через два месяца им пришлось освоить речь. Ещё через полгода они пришли к письменности, ибо время жизни обычного Жителя составляло около четырёх месяцев. Они размножались довольно быстро, за год их популяция возросла почти в три раза, и мне пришлось немного уменьшить размеры “мирового океана”, чтобы дать им больше пространства.

Однажды наступил день, когда я проснулся и увидел, что они упорно строят башню вверх, по хрустальному пределу. Меня это заинтересовало, и, вместо того, чтобы помешать им, я продолжил свои наблюдения. Так они подобрались к самому краю. Один из этих многочисленных Жителей, безусловно, самый храбрый и отважный, забрался на самый край бордюра. Он тут же изменился в лице, и мне не хватает воображения, чтобы представить его изумления. Ужас или, быть может, восхищение человека, обнаружившего, что мир, в котором он жил столько времени, оказался совсем не таким, каким он представлял его ранее. Этот первопроходец какое-то время озирался по сторонам, а потом вдруг уставился в одну точку, и мне понадобилось время, чтобы осознать, что он смотрит на меня. Житель не сводил с меня глаз, и даже не шелохнулся, когда я приблизился к нему. Он вытянул руку. Я сделал то же самое, и вот его крохотные пальцы коснулись поверхности моего ногтя. Мы смотрели друг на друга, и в этот момент, он робко улыбнулся.

Но вдруг его улыбка стала угасать. Всё произошло слишком быстро, и я не смог ничего сделать – Житель рассыпался пылью. Его время за бортом алхимического стола истекло. Какое-то время, пребывая в ужасе, я стоял с протянутой рукой и смотрел, как пыль рассеивается над долиной.

С тех пор я тщательно следил, чтобы никто не покинул пределы алхимического стола. На тот момент мне казалось, что это самое страшное, что может с ними случится, но я ошибался.

Мне шестнадцать. Уже два года Жители не предпринимали никаких попыток пересечь предел. На этом основании у них даже появилась религия. Всё было стабильно и тихо. До одного момента.

Мне снова нужно было увеличить количество земли, и я решил опять убрать воду. Для этого я взял горсть пыли, и уже хотел было её рассыпать в нужных местах, как меня окликнул Мастер. От неожиданности, я рассыпал пыль прямо рядом с поселением Жителей. Решив, что уберу пыль позже, я спустился вниз. Вернувшись, я обнаружил, что пыль пропала. Жители собрали её, до последней пылинки.

Через два дня я увидел Других. Они выполняли роль рабов, и, судя по всему, были созданы Жителями. Я в очередной раз отметил схожесть Жителей с людьми, и продолжил наблюдать.

Как и ожидалось, в мире Жителей процветало рабство во всех его проявлениях. Иногда они становились так жестоки в обращении с Другими, что мне хотелось спуститься к ним и напомнить, кто истинный хозяин долины. Но я бездействовал. Я ничего не сделал для своего мира, потому что я слишком привязался к Жителям и понимал, что они таковы лишь по той причине, что я сам такой. Мне оставалось лишь смотреть, как мой народ окончательно превращается в стадо скотов. Постепенно Жители так обленились, что заставляли Других писать и читать за себя, а это неминуемо привело к их деградации, и соответственно, развитию тех, кто занимал низшую касту рабов. Уже на этой стадии я понял, что рано или поздно произойдёт восстание, и я ничего не сделал, дабы это предотвратить.

Так минуло ещё два года. И однажды, я подошёл к алхимическому столу, и на месте некогда чудной и красивой долины, увидел лишь пожарище. По всей земле догорали остатки домов, а маленькое озеро – всё, что осталось от “мирового океана” – окрасилось в красный оттенок. Весь ландшафт был усыпан трупами, как Других, так и Жителей.

Когда в комнату вошёл Мастер, он обнаружил меня сидящим в кресле. Обхватив голову руками, я содрогался от рыданий. Не от того, что моя долина выжжена, не от того, что Жители мертвы. Я плакал от осознания того облегчения, которое я испытал, когда увидел, что все они погибли. Я плакал, потому что я тот самый Бог, который рад, что с него наконец-то сняли всю ответственность за страдания его народа. Я тот Бог, которому плевать.

– Почему ты плачешь? – полюбопытствовал Мастер.

Я рассказал ему. Мастер молча и внимательно выслушал меня.

– Стало быть, ты назвал их Жителями. Я творил подобное шесть раз. И каждый раз это заканчивалось вот так. Последняя попытка длилась двадцать лет. Видишь ли, между творцом и творением никогда не будет полного понимания. Потому что в результате, всё сводится к одному вопросу: какой смысл? Эта неизвестность и приводит к войнам, рабству и ненависти в целом. Всё катится в пропасть, когда человек не знает, зачем он существует.

Учитель вытащил откуда-то старый ключ и протянул его мне:

– Думаю, теперь ты научился всему, чтобы стать полноценным Хранителем башни.

– А как же вы? – Я пораженно переводил взгляд с Наставника на только что полученный ключ.

– А я должен уйти на покой. Мне уже семьдесят, и это слишком много. Теперь ты Мастер.

– Но…

– Послушай, – перебил он меня, – люди не должны узнать секрет башни не потому, что они не готовы к знанию о том, что все во вселенной состоит из пыли, а мир бесконечно огромен. Это знание как раз подтверждает то, что вселенная имеет свои границы, и там, за хрустальным горизонтом, может находиться кто-то, кто знает устройство мира лучше, чем мы. И люди просто не смогут вынести мысли, что тот, кто за нами наблюдает, может оказаться слишком сильно похожим на нас. А это значит, что он может быть жесток, алчен, или, что ужаснее, равнодушен.

– В таком случае, давайте же уничтожим эту ужасную башню. Сравняем её с землёй.

Учитель лишь печально улыбнулся:

– Ах, мой мальчик, веришь ты мне или нет, но много лет назад я стоял именно на том месте, где сейчас стоишь ты, и говорил то же самое своему наставнику. И теперь, я отвечу тебе так же, как он ответил мне: давай, сделай это! Быть может, твоя воля будет сильнее праздного любопытства и жажды власти, чем у девяти алхимиков до тебя. И тогда кошмары этой башни закончатся с приходом десятого Хранителя. Как бы то ни было, теперь ты Мастер, поступай, как знаешь.

Он развернулся в направлении лестницы. Когда его рука коснулась перил, я вспомнил, что за все годы так ничего о нём не узнал.

– Учитель, последний вопрос…

Он остановился, и оглянулся на меня через плечо:

– Да, мой мальчик?

– Как ваше имя?

Мастер устало улыбнулся:

– Йозеф. Дурацкое имя.

Это случилось в полдень

Это случилось в полдень. В самом жарком месте, в самое жаркое время, старый проходимец, аферист и просто охотник за лёгкой наживой, Билл Морган, по прозвищу «одноглазый», доживал свои последние минуты жизни. За свои пятьдесят с чем-то лет лихой жизни он успел столько пережить, что пуля, застрявшая в правом лёгком, его почти не волновала. Даже боль сейчас была всего лишь увертюрой к той ненависти, которая в нём бушевала.

Этот ублюдок Джек, чёрт бы его побрал, смылся из этой вонючей долины, прихватив всё золото, что они смогли найти на прииске Юкона, предварительно проделав в Билле ещё одну дырку. Замечательно, Билл! Ты мечтал о богатстве, вине и женщинах, а получил пулю от напарника. Как же всё-таки несправедлива жизнь!

Время медленно шло вперёд. Билл Морган смотрел на горизонт, состоящий сплошь из заросших редкими сорняками холмов, за одним из которых скрылся этот сукин сын Джек. Силы понемногу оставляли его. Он уже почти не кашлял, только хрипел на вдохе. Постепенно, он разглядел тёмную фигуру на горизонте. Некто шёл ему навстречу.

«Интересно, – вяло подумал Билл, – кто бы это мог быть. Какой чёрт пойдёт в это сраное место, в этот сраный полдень. Уж не Джек ли это, разрази его гром? Уж не вернулся ли он, чтобы прекратить мои мучения?»

Тем временем, человек подходил всё ближе. Между ними оставалось менее тридцати метров. Теперь одноглазый Билл мог разглядеть его получше. Хоть у него и был один глаз, да и тот, с годами потерял свою орлиную остроту, он увидел, что человек был одет в чёрный плащ с капюшоном. Его одежды развивались на горячем ветру, лица было не разглядеть, а за плечами у него была…

– Коса! – прохрипел Билл, чувствуя, как странное, давно забытое чувство страха вскипает в нём, оттесняя ненависть на задний план.

Эта была Смерть. Она двигалась стремительно, делая широкий шаг, гордо расправив плечи, словно капитан, идущий по палубе своего судна. Уже на подходе, лёгким движением руки, она выхватила из-за спины острую косу, и держа её словно посох, остановилась таким образом, чтобы голова Билла находилась прямо у её ног. Лезвие косы блеснуло в лучах полуденного солнца, Смерть склонила свою голову, и Морган смог разглядеть её лицо. Оно было бледным, осунувшимся, вокруг глаз цвета ржавчины, залегли мрачные тени, а бледно-синие губы скривились в ухмылке. Прошло несколько мгновений тишины, в течении которой, оба молчали, и тогда Смерть заговорила.

– Почему ты боишься, Билл Морган? Ты что, слабак?

За всю свою жизнь, одноглазый Билл никому не позволял усомниться в его храбрости. О да, ему было страшно и не раз. Однажды, отец сказал ему, что бояться – нормально, только нельзя допустить, чтобы враг видел это.

«Не позволяй никому считать тебя трусом, Билл» – говорил Джо своему сыну.

Поэтому, ввязаться в драку только потому, что какой-то франт посмел назвать его трусом или слабаком, было обычное для дело для Билла Моргана. И он решил не изменять своей старой привычке даже на смертном одре:

– Встретимся в пять часов, на главной улице Сент-Питерсберга, и я покажу тебе, кто тут слабак, – произнёс бандит, подавляя желание раскашлять свои лёгкие по всей пустыне.

Смерть широко улыбнулась, обнажив чёрные зубы.

– А мне нравится, что ты сохранил чувство юмора, Билл. Твой приятель Джек был не так уверен в себе.

Громкий смех Билла, внезапно раздавшийся на всю округу, был тут же прерван хриплым кашлем:

– Так значит, – трещал Билл, отхаркивая кровь, – этот сукин сын получил своё!

– Он наткнулся на стаю койотов. Пытался отстреляться, но после вашей с ним ссоры, его револьвер был наглухо забит песком, а ружьё он вытащить не успел. Скоро они обглодают его труп, и двинуться за тобой.

– Дьявол! – воскликнул Билл, – так вот какой конец меня ждёт! Быть закуской для мерзких койотов.

– Ждёт? Твой конец уже пришёл, одноглазый! Я здесь, а значит ты уже мёртв. Встань, и пойдём со мной, – Смерть, протянув Биллу свою костлявую руку. Концы её пальцев были черны, и покрыты сажей, словно обуглены.

– Нет! – прохрипел Морган, пытаясь из последних сил отползти от Смерти, – я ещё не готов!