Петька счастлив

Ретиво встревает Марина:

– Я загодя просила Нинку взять меня с собой – на Фиделя посмотреть.

Дружно глядят на нее. Отнимает взгляды Нина:

– Ну да. Диего там ее со мной и увидел. А сегодня мы в обкоме комсомола встретились, он про Маринку спросил. Вот и привела. – Комсомолка улыбается, точно ждет награды.

На лице Васильева изображается не скрываемая улыбкой приличия борьба осмысления – выгодно такое внимание или нет.

– Ну-ну, – так и не определяется он и вежливо обращается к товарищу Родригесу: – Как добрались?

Студенты начинают переводить вопрос, но зачем-то говорят кучу слов. Диего слушает и взрывается восторгами. Мелькает: «Совьет юнион – гуд… совьетски луди – молодьес», и так далее, на что Василев ошеломляет всех поднятием сжатого кулака и утверждением, будто «Куба – тоже гуд» и вообще – «но пассаран!» Свою лепту вносит и Петька, сообщая, что Патриа – о муэрте, за что третий раз получает по плечу. Отец, встав навытяжку, бормочет:

– Да, вот… милости просим… располагайтесь, будьте как дома… – В нем просыпается военный, распоряжается: – Мать, что есть на стол, живо!

Та шепчет испуганно:

– Господи, да я ж не готовила еще, – бросается из комнаты.

Обстановка в комнате убогая – только замыслили купить гарнитур. Васильева это страшно конфузит, он смущенно двигает одинокие табуреты и стулья, пытаясь придать им, видно, простительный ракурс. Наконец садится, сообщает:

– Да, вот…

Диего тоже садится и талдычит что-то по-английски. Отец улыбается и кивает головой, чувствуя себя полным дураком… Впархивает мать со скатертью, Васильев освобождено вскакивает. Девушки и парни толпятся, помогая раздвигать стол, Васильев задумчиво ходит, кхекает и машинально чешет горло. Встрепенувшись, отзывает Серегу в коридор… С Диего увлеченно беседует Александр. Работа идет. Сергей бежит в магазин, женщины хлопочут на кухне. Петька, распираемый событием, не удерживается и выскакивает на улицу. На утверждение Вовке Мочалову «А у меня дома негр!» – тот обличает: «Сам ты негр».

Когда Петя входит в подъезд, слышен небудничный гул. Со второго этажа скатывается Марина с банкой соленых помидоров – на стол собирают всем домом. Петька заходит в комнату и свойски садится рядом с Диего. Из маленькой комнаты (она имеет сообщение и с большой и с коридором) вплывает бойкая соседка тетя Клава с винегретом. Пикантно улыбается, игриво говорит: «Здрасьсте». Поставив тарелку, круто разворачивается – взметнулся подол юбки – жеманно хиляет обратно. Не выдерживает и прыскает в ладошку… Подоконник на улице гремит и, как по команде, из низа окна выныривает частокол детских голов. Васильев подходит и говорит «псть!» – впрочем, тихонько.

Вскоре стол ломится от яств. Васильев сосредоточенно ходит взад-вперед, теребя одной рукой воротник рубашки, другую завернув за спину, и напряженно молчит. В дверь, наконец, суется голова Сереги с таинственным выражением лица, старшой кашляет в кулак и исчезает. Через пару минут они появляются купно, бережно влача бутылки коньяка. Расставив их, Васильев торжественно подходит к гостю и, сокровенно глядя, доказывает:

– Прошу к столу, – добавляет для верности, – не обессудьте.

Диего щелкает пальцами и порывисто встает, хлопнув при этом по плечу Петьку – тот снисходительно оглядывает присутствующих.

Речь держит Васильев. Он поднимается, обводит взглядом сидящих и, установив рюмку на уровне груди, объявляет:

– Наш диа френд (звучит «франт»)!.. – Васильев вопросительно и трусовато взглядывает на Сергея. Тот одобрительно кивает. Хозяин ведет широко выпученные глаза обратно к Диего. – Сполохи мировой революции порхают по миру, и пламя борьбы за верное дело обжигает разнообразные уголки нашей планеты. Отчаянные Прометеи, мужественные и прекрасные, провозглашая преданность справедливости, шагают по земле грозной поступью… – На лбу Васильева вырастают крупные капли пота, мать перепугано таращит на него глаза. Васильев запихивает в волосы руку и яростно чешет голову, взгляд его упирается в стол. – Короче, того… мы люди простые, но всегда рады. У меня батя тоже революцию делал, так что понимаем… А Фиделя я вчера видел. Подходящий мужик… Вы за него держитесь и, глядишь, на ровную дорогу выведет… – Мать дергает его за штанину. Отец совсем пропадает. – Да, вот… За революцию в общем… Чуть чего – вы к нам не стесняйтесь. Всегда поможем – дело обоюдное… Да! – Кидает содержимое рюмки в рот.

За ним деловито следуют другие. Александр начинает сказанное переводить. Диего кивает головой с озабоченным лицом, а Васильев разливает по второй. Когда Саша закончил, Диего, воспылав, вскакивает, хватает рюмку и быстро тараторит, мешая английскую и испанскую речь. Проскочило «патриа о муэрте» и Петька ерзает на стуле, вглядываясь в застольщиков – поняли, нет ли? Неожиданно обрадовавшись после долгой тирады, Диего, подражая Васильеву, кидает в рот коньяк, но корчит такую рожу, что мать укромно крестит себе живот. Все смотрят на Сашу. Тот с лицом до крайности серьезным отрезает:

– Родина или смерть! – ахает порцию.

Остальные почтительно поступают… Диего начинает рассказывать, по-видимому, что-то веселое, ибо через неровные промежутки времени заливается. Саша с Серегой внимательно следят и вслед первому хохотку закипают смехом. Васильев, уяснив метод, вступает зычно и радостно, – так же старательно выполняет отбой… Пьют за молодежь, и тут же, после короткого стука, входит дядя Коля. В одной руке он держит бутылку «Столичной», другую тянет для рукопожатия. Диего вскакивает и трясет ладонь, слушая:

– Трисвятский Николай Степаныч. Старшина. По демобилизации служу в школе завхозом… Имею боевые награды и готов предоставить полную отчетность… Впрочем, вот здесь, напротив моя квартира. Сосед, если можно так выразиться… Так что всегда будьте любезны, в любое время…

Дядя Коля одет в парадную военную форму, правда, только с колодками, но Васильев своим упущением раздосадован и смотрит на приятеля жадно. Марина, полоснув в маленькую комнату, выходит оттуда со стулом. Усевшись и нежно сжав двумя пальцами рюмку, дядя Коля вежливо улыбается и спрашивает:

– Случайно не шпрехен зи дойч? А то мы битте, ферштеен!

– Но, но! – машет руками Диего. – Инглишь, Эспаньоль.

Дядя Коля, жалея, морщит лоб и, подняв рюмку, категорически вякает:

– Зря!.. Тем не менее за вашу Хаймат! Фройндшафт, так сказать, миру-мир!

Выпив, дядя Вася гордо откидывает голову и предпринимает наставление:

– Значит, решили, так сказать, последовать примеру! Достойно. – Указательный палец резонерски впирает в высоты: – Ленинское учение истинно, потому что верно! Иными словами, абгемахт! – Адепт, похоже, сам пораженный изречением, приобретает помпезную мину.

– Ленин из… э-э, тру… – пытается Саша втюхать речь старшины.

– Начиная с Диего Веласкеса и Кортеса, до жестокого американского приспешника Батисты многие хотели поработить свободолюбивый народ… Не выйдет! – заученно и страстно выпаливает Нина.

– Мэни пипл уонт… – Чего они «уонт» Саша довести до сведения не успевает.

– Да чего там рассуждать, – выспренне удивляется Серега, – космос, считай, почти освоили. Надои на молоко – рекордные. Войну какую победили!

– Милк из… э-э… Уо уоз уин, – испуганно лепечет Саша.

Диего смиренно крутит головы на голоса.

– Бомбу водородную как жахнем и… капут! – самоотверженно подводит итог Петр.

Разговоры… Через некоторое время в дверь стучатся, в комнате появляется чета Шамриных. Со своими стульями, но без спиртного. Дядя Леша при галстуке и белой рубашке, тетя Зина в бархатном вечернем платье. Она мнет руки, заворожено глядит на Диего и говорит:

– Ах здравствуйте! У вас оказывается гости, а мы вот случайно зашли. В таком случае в другой раз!

Васильев выпархивает из-за стола и, приняв тетю Зину под руку, сокровенно выдыхает:

– Нет уж, вы бросьте! В другой раз само собой.

Через час в комнате кроме первых сидят: майор Кочурин, отец Нины, подружка матери тетя Соня, бывший сослуживец отцов Климчук с женой и две подруги Марины. Гам, дым, восторг. Васильев бьет себя в грудь и доказывает:

– Ты соображай, Диега! Кеннеди и то Советскому Союзу улыбаться начал – уважает. Чует, что с кондачка не возьмешь. Ежели вы у себя в Латинской Америке еще пару революций сварганите, мы ж его, имперьялиста, за яблочко возьмем. Давить его, змея! – Васильев крутит большой палец о стол.

Диего следит за манипуляциями соратника и вставляет после каждой фразы:

– Янки – плёк… совьетико – корошь…

Васильев вдруг расстраивается:

– Эх, курва Алексашка, пропил Аляску. Как бы мы его сейчас хорошо с тылу подперли!

Диего поддакивает стратегу:

– Аляска – бррр, колодно… Куба тьепло…

По другую сторону от Васильева Диего теребит Серега, пытаясь всучить открытку, и бормочет: