Мальчики из провинции

– Было бы тут что смотреть, – досадливо возразил отец, швыряя в огонь последний обломок плавника. – Скалы да валуны, мхи да плавник, моржи да тюлени!

– Ну видимо есть что, – усмехнулся лейтенант, – раз мы сами третье лето тут болтаемся.

– Нам адмиралтейство велит, – вздохнул отец, глядя в огонь. – А так… Эва, даже льды у восточного берега нынче не разошлись… пустая земля, хоть и Матка. Логово Рачьего Царя.

Лейтенант усмехнулся, но промолчал – видимо, не впервые слышал от поморов про Рачьего Царя.

– Потому вы и здесь? – догадался Влас. – Не пустило вас море Карское?

– Не пустило, – согласился Завалишин. Отец промолчал, а Влас, охваченный внезапным желанием поговорить, понизил голос. – Господин Завалишин… тятя… я вам чего расскажу… видел я тут сегодня одну штуку.

Лейтенант и мичман слушали его внимательно и по-разному. Завалишин смотрел сначала весело, потом насмешливо, потом серьёзно, с любопытством и лёгким недоверием в глазах. Барабанил пальцами по туго обтянутому чёрным сукном колену, крутил в пальцах серебряный полтинник. Отец же глядел странно, словно хотел что-то сказать и не мог, словно рад был отчего-то за сына, который впервые в жизни сам хоть чего-то добился. Играл кисточкой вышитого кисета, суживал глаза.

Когда Влас умолк, отец, так ничего и не сказав, принялся набивать трубку, кривую, собственноручно резанную из морёного плавника. Примял табак большим пальцем, сунул трубку янтарным мундштуком в зубы и полез в сумку за кресалом.

– Мдааа, – протянул лейтенант задумчиво. – А не могло тебе показаться, Власий?

– Нескольким людям сразу показаться не может, – пробурчал Влас. – Можно и у других спросить. Спиридон Игнатьевич видел, и покрутчиков двое – Антип да Евсей…

– Не стоит у них ничего спрашивать, Николай Иринархович, – хмуро сказал отец, высекая огонь. Дождался, пока трут затлеет и сунул его в чашку трубки. Пыхнул несколько раз, выпустил облачко дыма, дождался, пока оно растает в воздухе и повторил со значением. – Не стоит спрашивать. Не расскажут они. И ты, сыне, не болтай про то больше ни с кем. Не надо.

Не надо так не надо.

Влас даже обиделся. Сами взрослые что-то знали, но помалкивали. Видимо, такие же чувства испытывал и Завалишин, потому что в глазах у него мелькнуло что-то вроде обиды, такой же, какую испытывал и сам Влас. Мальчишка спросил, испытывая какую-то странную общность с лейтенантом:

– Николай Иринархович… господин лейтенант… а что это было такое?

– Не знаю, – подумав, протянул лейтенант. – Не знаю… но любопытство, Влас, – дело само по себе хорошее, – сказал лейтенант твёрдо. – Для моряка будущего полезное. Я слышал, ты в морской корпус собираешься…

– Точно так, господин лейтенант, – Влас ощутил странное чувство, – и гордость, и расстройство от своего своеволия одновременно. – В этом году поступать еду.

– Брата моего ты там уже вряд ли встретишь, – чёрные усы лейтенанта раздвинулись а улыбке. – Митя до недавнего времени там математику кадетам читал, хоть и сам мальчишка ещё, кадет вчерашний. А сейчас он в плавании, на фрегате «Крейсер» у Михаила Петровича…

– Лазарева? – Влас распахнул глаза. Лейтенант чуть склонил голову. Мальчишка покосился на отца, тот подмигнул, усмехаясь сквозь дымное облако.

– Отче… а кто всё-таки была та женщина? – зуёк вдруг решился спросить ещё раз. – Ну… там, на скале…

Отец вдруг опять замкнулся, прищурился, глядя сквозь табачный дым. Лейтенант Завалишин поднял голову и тоже с любопытством смотрел на Власова отца – видно было, что он тоже хочет услышать ответ.

Набегая на плоский берег, шипели и бились о камни волны. На борту брига пели матросы – лейтенант Литке велел сегодня по случаю отдыха выдать по двойной чарке. От шкуны, стоящей на якоре в нескольких саженях от брига, слышались голоса – Спиридон шерстил приказчиков, пришедших за рыбой и ворванью.

– Многое можно в море встретить, – процедил мичман Смолятин, дымя трубкой так, что даже лица его было не видно. – Иное не вдруг и объяснишь… Считай, что это тебе знак был, сыне… на дальнюю и удачную дорогу…

Спиридон мялся и вздыхал, глядел в сторону.

Влас помрачнел, несколько мгновений разглядывал купца, потом сказал прямо:

– Ну говори уж, не толки воду в ступе.

От иного зуйка Спиридон бы такого не стерпел, но Влас был наособицу – купец был несказанно горд перед всем Поморьем, а то и перед всем Беломорьем тем, что не него третье лето подряд работает дворянин. Гоголем ходил.

– Приказчик говорит, места на шкуне мало…

– Приказчик, значит, говорит, – холодно сказал Влас, не узнавая собственного голоса. – А ты, стало быть, ему и указать не можешь…

– Ну так… места на шкуне и впрямь маловато, – пробормотал Спиридон, отводя глаза. Чего-то он юлил, чего-то не договаривал… что-то висело над ним такое, словно он не хотел что-то делать, но делал.

– Пускать меня не хочешь? – напрямик спросил Влас. Купец смолчал.

С чего бы это? Он, Влас, что – великий рыбак, баенник[17 - Баенник – сказочник, рассказчик.], охотник, какой в одиночку моржа забить может? Удачник великий? С чего Спиридону так им дорожить, что аж врать купец начал?

Ответ пришёл сам собой.

Акулина.

Должно быть, напела отцу что-нибудь, чтоб не пускал – чает, что он, Влас, тогда в корпус опоздает и ещё на год на Беломорье останется.

Дома.

А там, глядишь и вовсе…

Корни захочет пустить.

Мальчишка разозлился.

Шагнул вплотную к купцу, чувствуя, как тяжело колотится кузнечными молотами в виски кровь и темнеет в глазах, процедил:

– Ты видел, кто с моим отцом и со мной у одного костра сидел?

– Ну? – хмуро буркнул Спиридон.

– Лейтенант Завалишин из Питера, ну! – злобно передразнил Влас. – И если что, они с отцом к лейтенанту Литке пойдут. А Фёдор Петрович ой как не любит, когда кому-то мешают морского дела старателем становиться. Как тебе потом будет торговаться на Беломорье, Спиридоне Елпидифорыч?

Купец в ответ только усмехнулся, и усмешка была самая паскудная – криво отвис правый уголок рта, борода перекосилась, желтоватые от табака зубы насмешливо щерились, словно купец хотел бросить презрительно – что мне твои лейтенантишки, если у меня с рук сам губернатор ест.

И это была правда.

Губернатор со Спиридоном и впрямь хлеб-соль водил.

– И потом, что ж ты думаешь, если твой приказчик меня не возьмёт, я что, останусь?! – накаляясь, спросил Влас. Так спросил, что купец невольно вспятил – таким он спокойного и молчаливого зуйка-дворянина ещё не видал ни разу за три лета.

– А куда тебе деваться-то? – спросил он и осёкся – в глазах у зуйка стояла мало не ненависть.

– Да на бриг сбегу, куда! – выкрикнул Влас, вновь шагая к купцу, и Спиридон опять вспятил. – Отец с Завалишиным меня спрячут, пока в море не выйдут… в корпус, я вестимо, нынче всё равно опоздаю, да только всё равно по-твоему не быть!

Спиридон несколько мгновений смотрел в искажённое яростью лицо мальчишки, потом отвёл глаза и процедил, сдаваясь:

– Ладно… упрямая башка, отправляйся…