Весенние грозы

Ночевать у костров Ингви не решился – путешественники перебрались в ближайший фермерский дом, оттуда в столицу отправили гонцами двух солдат. А наутро в самом деле началась непогода. Сперва повадили снег – огромные пушистые хлопья, их было так много, будто снова пришла зима. Затем поднялся ветер, снег сменился дождем. Мутные потоки хлестали в окна, пузырь, которым были затянуты проемы, гудел, точно бубен. Стены дома, сложенные из толстых бревен, как будто дышали, когда по ним ударяли особенно сильные порывы урагана, пробравшиеся к жилью между горных склонов.

В помещении было темно. Ингви, расположившись за столом, писал. Свеча на столе подрагивала в такт завываниям бури, оранжевый круг смещался по столешнице, тени метались по углам. Семья хозяина убралась на кухню. Не то, чтобы мокрогорцев смущало пребывание на их ферме короля – таким способом они демонстрировали уважение к гостю, дескать они понимают, какие важные дела бывают у его величества и изо всех сил стараются не помешать.

Солдаты спали, пользуясь случаем. Никлис пошел поболтать с хозяином… Зато Ннаонне было скучно. Она слонялась по комнате, заглядывала в темные углы, пыталась рассмотреть хоть что-то сквозь мутное окошко, но видела разве что потоки дождевой воды, стекающей по стенам.

– Что пишешь? – поинтересовалась девушка, подсаживаясь к столу.

– Да всякое, – пробурчал Ингви, старательно покрывая клочки пергамента убористыми строками. – Мертенку в основном распоряжения. Эх, столько всего в голове скопилось, думал, сам буду помаленьку разгребать… Знаешь, думал как: вот придет весна, займусь тем, займусь этим… Ничего, зато канцлеру скучать не придется.

Ингви снова углубился в писанину.

– А теперь чего пишешь?.. – протянула вампиресса, водя пальцем по колеблющейся поверхности пузыря.

– А теперь – графьям. Чтобы не расслаблялись в мое отсутствие. Фильку инструктирую, пусть своим в головы вбивает серьезность.

– Как это?

– Честно говоря, не представляю. Ну, может, они сядут в кружок и попросят Мать Гунгиллу, чтоб серьезности ниспослала хоть чуточку… Кроме великой богини, наверное, никому не под силу подобное чудо сотворить… Ну а Кендагу – дела посерьезней. Гонзорскую границу держать. Эх, как же они без меня-то?…

– Ничего! Справятся.

Ннаонне было по-прежнему скучно. Она стала возить пальцем по подоконнику, вытягивая просочившиеся внутрь капли в замысловатый узор.

– Я тоже думаю, что справятся… – вздохнул Ингви. – Но все же как-то… По-моему, светлей стало, нет?

Ннаонна снова вгляделась в мутную пелену.

– Нет, показалось. Точно – неделю будет лить теперь!

Непогода длилась пять дней. Ветер волок тучи, рвал в клочья о скалистые пики, швырял с размаху на покатые склоны невысоких гор… Тучи разбивались от этих ударов, стекали селевыми потоками в долины. Звонкие прозрачные ручейки, которые бойко журчали в расселинах, теперь обратились в грозно ревущие потоки… Между тем, к северу от Мокрых гор как ни в чем не бывало светило солнышко, тихо сходили снега, весна вступала в свои права.

На седьмой день ожидание закончилось – прибыл конвой из Альды. Карикан лукаво улыбался и непрерывно шутил – похоже, волновался. Аньг блаженно жмурился под солнечными лучами, он как обычно был всем доволен и ничему не удивлялся. Тонвер с Дунтом держались скромненько, как и подобает смиренным слугам Гилфинга Пресветлого… Пестрая компания!

Как раз и в Мокрых горах стало тихо, схлынули воды. Можно было выступать в поход.

Глава 8

Ванетиния

К концу марта, когда снег еще не сошел, и повсюду звенели и пели талые воды, в Ванетинию начали прибывать тильские сеньоры. Призывы им разослали заблаговременно – от имени юного герцога Тегвина III, который был «удостоен чести» провести зиму в столице империи – иными словами, оставался заложником. Паренек тихо жил в дальнем крыле Валлахала, под неустанным наблюдением. Большую часть слуг при нем составляли ванетцы. Молодой господин всех их считал шпионами – и, разумеется, ошибался. Шпионов среди прислуги было не так уж и много – едва ли полдюжины среди двух десятков человек, приставленных к «почетному гостю» императором. Впрочем, герцог относился с равной ненавистью ко всем ванетцам, так что и те, кто не состоял на жалованье в качестве осведомителя, настолько прониклись к тильскому сеньору антипатией, что были готовы донести на парня при малейшем намеке на бунт.

В январе герцогу велели отдать приказ вассалам: к началу весны двигаться с Ванетинию для участия в походе – и вот они начали являться в столицу. Усталые, злые, на изнуренных лошадях, покрытых пятнами засохшей грязи. Дворян и их латников размещали в опустевших казармах гвардии, за стенами Валлахала. Радости столичной жизни оказались для них недоступны, ибо за зиму цены поднялись, а мятежная провинция была разорена контрибуциями, так что денег у сеньоров было в обрез. Тильцы сидели в отведенных им казармах и злились. Когда прибывали новички, им мигом разъясняли ситуацию те, кто прибыл днем или двумя раньше и уже успел оценить, насколько скверно обстоят дела.

Едва переодевшись в чистое платье, вновь прибывшие тильские господа шли к юному сеньору и первым делом сердито жаловались. Они не успели отдохнуть и залечить раны после осеннего похода в «мокрое королевство», их поместья разорены, дела приходят в упадок без присмотра… Они, вассалы, обязаны служить в дальнем походе сорок дней в году, таков обычай! Нынче же их призвали ранней весной – явно не для того, чтобы распустить по домам еще до прихода лета, да и год ведь не миновал после предыдущей кампании! В раздражении господа попрекали герцога – он, дескать, совсем не забоится о правах верных вассалов…

Тегвин выслушивал упреки, краснел, тискал рукоять кинжала, привешенного к поясу… в ответ жаловался на произвол императора – что он, герцог, может поделать? Он сам здесь, в Валлахале, словно пленник. Алекиану, разумеется, доносили о крамольных разговорах – император удовлетворенно кивал и не выказывал ни гнева, ни раздражения. Он прекрасно понимал, что Тегвин стал ему вечным врагом, но это императора не беспокоило. Он не нуждался в друзьях, и ему было абсолютно неважно, служат ему из страха или из искренней преданности. Лишь бы служили.

В конце концов, подзуживаемый вассалами, герцог потребовал аудиенции у его императорского величества, чтобы принести жалобы. Алекиан соизволил предоставить юноше «малый прием», то есть просто принял его, сидя за столом и разбирая бумаги. Рядом стояли секретари – большей частью клирики. Поочередно подавали бумаги императору, Алекиан просматривал и прикладывал печать, иногда (если требовалось) ставил подпись. Коклос с важным видом расхаживал позади и делал вид, что погружен в раздумья. Во всяком случае, время от времени карлик тяжело вздыхал, закатывал глаза и картинно прикладывал ладонь к наморщенному лбу.

– Итак, мы слушаем, сэр Тегвин, – буркнул император. – Как видите, мы решили дать вам аудиенцию незамедлительно, едва вы попросили о встрече. Надеюсь, дела разрешатся быстро. Что у вас?

Немаловажный нюанс – Тегвину не предложили сесть. С одной стороны, император намекнул на спешку, с другой стороны – ничто не мешало побеседовать точно так же быстро, но если бы герцог сидел, а не стоял.

– Ваше императорское величество, – ломающимся голосом заговорил тилец. – Мои вассалы недовольны. Они жалуются мне, что их призвали в поход с нарушением всех оговоренных обычаем сроков! И они правы! К тому же, никто не верит, что по истечении сорока дней им будет позволено возвратиться…

– Империя переживает тяжелые времена, – Алекиан отложил очередной документ и поднял голову. – Ради всеобщего блага нам всем приходится идти на жертвы. Объясните это своим вассалам, если они настолько недогадливы.

– Если они настолько недогадливы, что не испытывают радости от имперского кнута, – вставил Полгнома, – то мы с братцем обучим их радоваться топору имперского палача! Объясните им, дружок, что кнут все же предпочтительней!

Алекиан снова уткнулся в документы. Минуту царила тишина, затем император, не поднимая головы, произнес:

– Коклос, мы не желали бы, чтобы наши слова были истолкованы настолько точно.

– Но ведь я истолковал точно, да? – шут привстал на цыпочки, скорчил смешную гримасу и подмигнул Тегвину.

– Да, – тем же ровным бесцветным голосом подтвердил император, – Сэр Тегвин, это все? Если так, мы не станем вас долее задерживать. Объясните вассалам, что империю следует защищать, не считаясь со старыми обычаями. Но было бы хорошо, если вы подыщите другие формулировки, не такие откровенные, какие к лицу разве что моему дурню Коклосу. Вы ведь не дурак, верно? Умные люди всегда найдут более подходящие слова.

* * *

Герцогу достало мужества еще раз спросить: «Другого ответа не будет, ваше императорское величество?» Когда дверь за ним закрылась, и гвардейцы в коридоре с лязгом опустили на пол алебарды после салюта, Коклос заметил:

– Очень смелый мальчик. Ни дать, ни взять – ты в его годах.

Алекиан не ответил, углубился в очередной документ.

– Я говорю, – не отставал Полгнома, – такой же наивный идеалист. Но теперь-то ты стал другим, верно? И ведешь Империю новым курсом? Смотри, братец, нас воспитывали в добром старом духе, а ты, обращаясь с вассалами, как с малюткой Тегвином, взрастишь поколение прагматиков.

Император отложил бумагу, не подписав, и заметил клирику, секретарю епископа Фенокса: «Мы полагаем, здесь нужно будет увеличить финансирование, этой суммы недостаточно. Пусть его священство проверит снова». Затем, обернувшись к шуту, бросил:

– И что с того? Новому времени – новое поколение.

– А то, что прагматикам ни к чему империя. Она непрактична.

– Ты заблуждаешься, – коротко отозвался Алекиан.

– Пояснишь?

– Дело привычки. Если новое поколение привыкнет, что живет в империи, и не будет знать иного устройства Мира – молодежь не станет искать иного для себя. Хороша империя или плоха, но если не будет иных вариантов – империя окажется незыблема.

Коклос, до сих пор разгуливавший по комнате, живо подскочил к столу и спросил:

– А вывод? Братец, какой вывод?

– Очень простой. В Мире не должно остаться ничего, не входящего в Империю. Мир станет Империей, Империя станет Миром. – Алекиана не смущало присутствие секретарей, он говорил уверенно и спокойно. – Отец этого мальчика прячется от нашего гнева в Энмаре, граф Ирс – в Сантлаке. Мы уж не говорим о предателе Гратидиане, который укрылся за гномьими спинами.

– Да он просто карлик! Спрятался за гномами! – всплеснул ладошками Коклос. – То ли дело мы с тобой, мы-то прячемся не за гномьими, а за поповскими спинами! Мы просто гиганты!

Алекиан не ответил, он уже просматривал новый пергамент, предложенный клириком из канцелярии Фенокса. Коклос с минуту ждал, что император продолжит, потом махнул рукой и продолжил хождение взад и вперед. Он бормотал: