Действительность

И когда Анатолий Васильевич приехал за телом, то увидел скелет, обтянутый желтой кожей, на которой красовались уродливые тюремные татуировки. Искореженный рот покойника не закрывался, и сквозь обветренные губы были видны сгнившие, черные зубы. Честно сказать, Анатолий Васильевич не узнавал покойного.

– Это не он! – растерянно сказал Анатолий сотруднику морга.

– Евгений Анатольевич?

– Да.

– Это он. Те, кто положительные приезжают и без тубера-то не очень выглядят, а этот еще и лечиться отказывался, хотел, видать, последние деньки в госпитале откиснуть. Фтизиатр еще месяц назад предупреждал, что этот кони двинет скоро, так и получилось. Отмучался, нарколыга чертов. – Сотрудник достал откуда-то из-под фартука пачку сигарет и закурил.

– Тубер? Положительный? Ничего не понял, если честно.

– Вы недавно работаете что ли?

– Я не работаю здесь. Я его отец.

– Ой, божечки! – сотрудник быстро бросил на пол едва зажженную сигарету и притушил ее. – Простите, ради бога, я не знал! Я думал вы из конторы. Я… Это…Их просто… Никогда родные не забирают. Простите еще раз, извините, пожалуйста. Сейчас я за документами сбегаю.

Вот так Анатолий узнал, что его Женька, его любимый сыночек, «двинул кони» от «тубера» будучи «положительным».

С того дня жизнь Анатолия Васильевича окончательно пошла под откос, и теперь уже ничего не держало его в этом мире. Через два дня после того как он в одиночестве схоронил Женю с ним случился инсульт, а потом и еще один, через полгода.

Но появилась новая искра и в его жизни. Ведь каждому дано право на еще один шанс. Мироздание неожиданно смилостивилось над Анатолием Васильевичем,  и раздался однажды стук в его дверь.

В тот день, взглянув в глазок, он увидел девушку, что держала за руку малыша. И Анатолий, решив, что брать у него все равно уже нечего, открыл дверь. Девушка при виде него заметно смутилась и явно не знала, что теперь сказать. А малыш, очень похожий на кого-то смутно знакомого спросил: «Мама, кто этот дядя?» Девушка тихо ответила: «Это твой дедушка».

Посмотрев на малыша, Анатолий Васильевич сумел сквозь алкогольный дурман найти в памяти нужный образ и понял, что малыш похож на покойную Татьяну Викторовну словно две капли воды. В ребенке не было ничего от него или Жени, даже на свою мать мальчик совсем не походил. Зато он был вылитой копией свой бабушки до последней щербинки в зубах.

Позже девушка, которую звали Юля, объяснила, что она довольно долго сожительствовала с Женей. Однако когда она забеременела, родственники силой увезли ее в другой город, где она, будучи на лечении в специализированной клинике, разрешилась от бремени.

Родила она еще до того, как Женю осудили. Ребенок, благодаря стараниям врачей, был полностью здоров. Самой же Юле все-таки не повезло, и она страдала от набора характерных болезней, из-за чего теперь была обречена на вечное одиночество.

Избавившись от зависимости, девушка вернулась в родной город и нашла себе удаленную работу, ибо с ее «клеймом» другой здесь было просто не найти. От знакомых она узнала, где живет Анатолий, и решила, что не вправе держать внука втайне от дедушки. Более того, у него, как и у нее, больше никого и нет на всем белом свете, кроме этого чудесного малыша.

И теперь Анатолий Васильевич бывал в гостях у своего внука каждое воскресенье. Рано утром он приезжал сюда к ним и уезжал исключительно последним автобусом. Юля разрешала им встречаться только один день в неделю. Почему только один день в неделю? Неужели Юля была столь холодна, что ревновала внука к деду? Вовсе нет. Анатолий Васильевич вскоре и сам понял причину этих странных ограничений. С каждым своим визитом он замечал, что Юля слабеет. Он понимал, что болезнь съедает девушку, и вскоре ее не станет. Юля просто не хотела, чтобы Анатолий сильно привязывался к ребенку, ведь никто не доверит ему опеку.

Но с тех пор, как он встретил внука, Анатолий словно бы вновь обрел желание жить. С того самого дня, как Юля постучала в его дверь, он не выпил ни капли спиртного. А все деньги, что оставались после оплаты насущных нужд, он отдавал Юле, из-за чего у него самого не было средств даже на новые брюки, не говоря уж о дорогих лекарствах.

Он, почему-то, искренне верил, что где-то за границей есть какое-то чудесное лечение, которое непременно спасет мать его внука. И, возможно, именно те деньги, что он ей дает, будут определяющими в вопросе жизни и смерти, довлеющим над Юлей.

Но Юля знала, что никакого чудесного средства нет. Слишком поздно она попала к врачам и слишком халатно относилась к терапии, когда это было столь необходимо. Поэтому эти деньги она откладывала на счет в банке и все искала способ не разлучать Анатолия Васильевича с внуком. Пока, впрочем, безуспешно.

И вот сегодня, как раз когда ушел Анатолий Васильевич, ей позвонила незнакомая девушка. Вернее, голос ее казался Юле невероятно знакомым, но та собеседницу так и не узнала. И стоит признать, что это был очень странный разговор. Ведь звонившая девушка откуда-то узнала, что врачи отвели Юле полгода, и предлагала взять опеку над Юлиным сыном.

Собеседница была странно осведомлена о судьбе Юли, откуда-то хорошо знала семью Женю и обещала забиться о ребенке Юли, как о своем.

– Но зачем вам это? – удивилась Юля. – Я вас знаю?

– Я уверенна, что вы меня не вспомните. Но это я виновата в том, что с вами произошло. Со всеми вами. – Голос в трубке дрогнул.

– Как вас зовут?

– Тамара. Друзья зовут меня Тома.

– Я не припомню. Знаете, я думаю нам надо встретиться, поговорить. Вы же понимаете, что я не могу вот так сразу на это согласиться?

– Я понимаю.

– Для меня главное, чтобы мой сын был счастлив. Я должна быть уверенна, что вы не пожалеете потом об этом решении и не измените его.

– Я всю жизнь буду жалеть о том, что когда-то давно так и не решилась зайти на чай. – Голос в трубке окончательно сорвался на плач. – В том, что я делаю сейчас, я уверена.

В эту самую минуту замерзший Анатолий Васильевич сидел на лавке, ждал автобус и продолжал верить в чудо. И вот оно произошло. Пускай он сам еще не знал об этом, прямо сейчас он вспомнил, как его внучок сегодня пытался рассказать ему стишок про зайчика и  улыбка тенью пробежала по его лицу.

Вдруг из-за поворота, наконец, показался автобус, что еле ехал из-за наледи на дороге. Степан и Анатолий Васильевич поднялись с лавочки, и пошли на посадку. Да, сейчас они, как всегда, поедут домой. Но только лишь для того, чтобы в следующее воскресенье все повторилось вновь, ведь именно здесь, среди серых пятиэтажек спрятано их счастье.

Шесть сцен из чьей-то жизни

Финал

Я нахожу себя на скоростном шоссе. По какой-то причине я стою прямо посреди широкой автострады, свободной от потока машин. Я не знаю как и зачем я сюда попал. Я даже не могу в точности вспомнить, что предшествовало моему здесь появлению. Но отчего-то я здесь.

Я осматриваюсь, меня немного удивляет то, что мимо меня на полном ходу не проносятся машины, дорога совершенно пуста. Очень странно, ведь на автострадах такого не бывает даже глубокой ночью.

Впрочем, довольно быстро я обращаю внимание на то, что по встречной полосе автострады движение ровно настолько же плотное, насколько ему подобает быть на скоростной трассе. Значит, машин нет именно в попутном направлении.

Я оборачиваюсь. Свет сотен фар неожиданно ослепляет меня. И в тот момент, когда я временно утратил возможность видеть, я неожиданно обрел возможность слышать. Десятки машин по не ясной мне пока причине остановились и теперь хаотично сигналят в беспочвенной надеже проехать. Кто-то что-то кричит. Я слышу, как открываются и захлопываются двери ближайших машин. А затем ко мне возвращается зрение, и я, наконец, могу узреть причину, по которой дорога оказалась заблокирована.

Помехой движению является большая груда металлолома, которая своей бесформенной массой заняла всю дорогу. В этой массе с большим трудом можно разобрать фрагменты двух машин, и… Стоп! Подождите минутку! Это что моя машина?

Я подхожу ближе и различаю в груде металла все больше знакомых черт. Вот задняя дверь, на которой неустановленные лица еще в прошлом году написали гвоздем неприличное слово. Вот знакомый мне металлический фрагмент, в котором невероятно трудно опознать кусок переднего крыла. Я и сам узнаю его только по наклейке, которой я замаскировал появившуюся по весне ржавчину. И наконец, прямо под ногами я замечаю погнутую магнитную доску, на которой дочка вчера нарисовала для меня колокольчик. Доску сильно погнуло, она лежала в луже чего-то похожего на моторное масло, но сам колокольчик не стерся и до сих пор был хорошо различим.

Что происходит? Я делаю еще один шаг, приближаясь к груде металла, и тут откуда-то из глубин памяти возникает изображение. Оно статично, словно фотография. На нем большой, черный внедорожник, словно таран, пробивает ограждение и вылетает на встречную полосу.

Да, я вспоминаю этот момент. Я как раз ехал домой с работы, когда это случилось. Но что же было потом? Как ни стараюсь, я ничего не могу вспомнить. Я не знаю, как выбрался из машины, не помню, как отошел от нее. Осознал себя я уже на дороге в некотором удалении от места происшествия.

Вокруг груды металла тем временем уже начинают суетиться люди. Кто-то стоит поодаль и что-то громко кричит в телефон. Вероятно, вызывает экстренные службы. Двое мужчин робко двигаются по направлению к слившимся в единое целое автомобилям. Их осторожность можно было понять – по асфальту растеклись все возможные автомобильные жидкости, и вероятность возникновения пожара была вовсе не нулевой.

Ко мне никто не подошел, никто не справился о том, как я себя чувствую, никто не поздравил меня с невероятным везением. Вероятно, люди подумали, что я тоже лишь свидетель этого происшествия, а никак не его непосредственный участник.

Я замечаю, что от начавшей скапливаться толпы зевак отделилась девушка в желтой куртке. Она начала обходить место аварии таким образом, чтобы можно было заглянуть на водительское кресло моей машины. Она аккуратно ступает промеж кусков разорванного металла, а я иду за ней след в след.

Наконец, когда мы добрались до того, что ранее было водительской дверью моего автомобиля, девушка аккуратно заглянула в салон автомобиля, но тут же резко отпрянула, как будто там бушевало обжигающее пламя. Девушка начала пятиться, зацепилась за какой-то металлический фрагмент, лежащий на асфальте, и осела прямо в грязь.

Не вставая, она начала судорожно отползать от машины не в силах встать на ноги. Ее глаза заполнили слезы. Она вся вывозилась в смеси масла и бензина, отчего ее ярко-желтая куртка стала черно-коричневой. Но она продолжала ползти и когда она сумела отдалиться от машины метра на два, ее вырвало. Дрожащей, запачканной маслом рукой она пыталась остановить рвоту, но не смогла этого сделать. Наконец к ней подбежал какой-то мужчина, подхватил на руки и куда-то потащил.

Я же подошел ближе к своей машине, чтобы взглянуть на то, что ее так смутило. И там я увидел…

Себя. За рулем сидел я, собственной персоной. От удара в салоне сработали подушки безопасности. И сработали они вполне штатно, но столкновение было такой силы, что у моего автомобиля просто вырвало переднюю панель, а рулевая колонка сильно выдалась в салон, сместившись вперед и вверх. Моя голова, покоящаяся на задранной подушке, была словно бы немного дальше от туловища, чем это было задумано природой. Более того, она была, повернута так, что слегка склонившийся вперед, я смог бы увидеть крышу своего автомобиля. Сейчас же я сидел так, что пустым взором смотрел вслед той девушке, что так ужаснулась этому зрелищу. Но девушку давно отнесли в безопасное место, так что тому я, что сидел в машине, оставалось лишь безучастно смотреть на горизонт, как раз туда, где не так давно скрылось солнце.