Я заметил, что у меня на животе висит какая-то небольшая сумка, вроде тех, что когда-то давно носили продавцы на вещевых рынках. Странно, я никогда не носил поясных сумок. Я придвинулся поближе, чтобы разглядеть, что же это за сумка такая. И тут с ужасом я понял, что это вовсе никакая не сумка, а подошва моего кроссовка. Более того, в этом самом кроссовке была и моя ступня, отделённая от основного тела. Меня тоже замутило, и я попятился от машины.
– Это неприятно, – вдруг раздался голос сзади.
– Что? – я подскочил на месте и обернулся.
– Я имею в виду, что неприятно видеть свое тело, когда оно столь сильно повреждено, – сказал четко поставленным бархатным баритоном мужчина средних лет.
Мой собеседник был одет в аккуратно подогнанный черный костюм в тонкую красную полоску, под костюмом была белая сорочка, а венчал этот ансамбль красный галстук в тон полоскам на пиджаке. Очень странно что он решил одеться именно так, ведь именно в такой одежде восемь лет назад я вел свою жену под венец.
Лицо мужчины так же показалось мне знакомым, очень знакомым. Где-то я его видел, и не один раз, но где?
– Вы, кажется, актер? Или известный музыкант?
– Или спортсмен, – он мягко улыбнулся и кивнул.
– Спортсмен?
– Я не уверен. Это ты меня создал, и ты выбрал мне такую внешность. Мне не дано знать, каким ты меня себе представляешь.
– Я? – У меня начали трястись руки, и возникло ощущение, навеянное далеким детством, когда ты теряешься в огромном магазине и начинаешь с ужасом искать маму.
– Да, ты создал меня.
– Но, кто ты?
– Я проводник.
– И куда же ты хочешь меня проводить?
– Я не знаю. Я лишь составлю тебе компанию в твоем странствии. Нам предстоит довольно продолжительный путь.
– Путь? Какой еще путь?
– Путь, который пройдет твое сознание с момента, когда твое тело перестанет функционировать, до того как твое сознание не угаснет.
– Погоди. Я что умер?
– Да, пару минут назад твоя гибель стала необратимой.
– Ага. Слушай, мужик, не знаю чего ты добиваешься, но я только что пережил аварию. Так что лучше оставь-ка меня в покое.
С этими словами я отвернулся от этого типа и постарался отойти от него как можно дальше. Я шел очень быстро, едва не бежал. Остановиться меня заставила лишь магнитная доска, на которой был нарисован колокольчик. Я нагнулся, чтобы достать ее из масляной лужи, но не смог поднять, она словно бы была приклеена к асфальту.
– Мы сейчас в твоем последнем воспоминании. Тело практически перестало функционировать, но мозг, получив невероятный заряд энергии от агонизирующего организма, сумел детально запечатлеть все, что происходило в этот момент вокруг. Но очень скоро это воспоминание станет меркнуть, и если мы хотим сделать все, что запланировано, то следует поторопиться.
Я ничего не ответил, а молча присел подле магнитной доски и провел рукой по неказистому колокольчику, нарисованному синим маркером. Палец неожиданно оставил на доске черный след, словно бы был вымазан в чернилах. Я испуганно отшатнулся и резко встал на ноги. А эти непонятно откуда взявшиеся черные чернила тем временем уже появились буквально повсюду – они стекали с лиц тех, кто стоял подле места трагедии, вытекали из машин и даже мелким дождиком капали с неба.
Все эти чернила собирались густой, вязкой массой подле наших ног и уровень жидкости довольно быстро поднимался. Черная масса, отражавшая свет фонарей матовым блеском довольно быстро скрыла под собой асфальт и поднималась все дальше.
Я вопросительно посмотрел на странного мужика в костюме.
– Последний всполох твоего сознания меркнет. Сердце остановилось, мозг, еще недавно работавший на пределе возможностей, лишился подпитки и начинает умирать. Скоро это воспоминание перестанет существовать, а затем и перестанешь существовать и ты сам. Но ты еще можешь обратиться к своей памяти и ненадолго задержаться в своих воспоминаниях.
– Так вот как это выглядит. – Сказал я, смотря на мир, медленно превращающийся в черное ничто. – А я думал, что будет тоннель с белым светом в конце или, может, например, ангелы прилетят.
– Тот, кто верит в ангелов, видит ангелов. Тот, кто ожидает увидеть свет в конце тоннеля, увидит его. А ты – рационалист. Ты верил только в то, что перед смертью твоя жизнь пронесется перед глазами, а затем ты отправишься в небытие. Все происходит ровно так, как ты и предполагал.
– Я…
У меня затряслись плечи. Я невольно заплакал. Я не в силах был поверить, что все это правда происходит со мной. Слезы сами по себе обильно текли по моему лицу и капали вниз, смешиваясь с вязкой, черной массой.
– Я не хочу видеть всю мою жизнь. Я хочу только еще раз увидеть свою дочь и свою жену. Большего мне и не надо.
– Если хочешь – обязательно увидишь. Но нам надо поспешить.
– Хорошо, только пообещай мне, что мы их увидим.
– Я часть тебя. Обещай самому себе, что мы увидим их, и это обязательно произойдет.
Сцена 1
Мы оказываемся в незнакомом мне месте. Думается, что мы находимся в каком-то крайне неухоженном парке. Старые, покореженные клены раскинули над нашим головами свои золотые кроны. Сквозь уже частично облетевшую с них листву видно серое, по-осеннему безликое небо. А из-под ног куда-то вдаль уходит изувеченная временем и разрухой пешеходная дорожка. Листву с дорожки никто и не думал сметать, посему смоченная дождями и спрессованная тысячей ног, она образовала плотную и скользкую массу, по которой столь тяжело ходить.
Далее, петляя между деревьев, дорожка практически теряется в непомерно разросшемся кустарнике. Когда-то давно эти кусты высадили для того, чтобы они обрамляли лавочки, установленные по обе стороны пешеходной дорожки, но теперь здесь был самый настоящий бурелом. Всюду валялся мусор и пустая стеклянная тара, а часть лавочек и вовсе были полностью разрушены.
Издали я замечаю, что одна из уцелевших лавочек занята. Кажется, на ней сидит девушка, а перед ней стоит видавшая виды детская коляска. Девушка остается абсолютно неподвижной. Люди не бывают настолько неподвижными, и в этот момент я оглядываюсь по сторонам для того, чтобы осознать, что все вокруг нас неподвижно – не колышется листва, не шумит осенний ветерок. Все статично, словно картина.
Проводник никак не реагирует на происходящее, и я, не зная, что делать, направляюсь к той самой девушке с коляской. Проводник молча следует за мной.
Кажется, что-то идет не так. Не уверен, что это мое воспоминание. В этом парке я никогда ранее не бывал, да и девушка с ребенком кажутся мне абсолютно не знакомыми.
Проводник обещал мне, что я увижу здесь жену и дочь, но, получается, обманул. И когда я вспомнил о близких, то все мои внутренности словно сдавила невидимая рука, отчего у меня даже сперло дыхание. В эту секунду проводник положил мне руку на плечо, как бы пытаясь ободрить.
– Всему свое время, – сказал он.
– Откуда ты знаешь, о чем я подумал?
– По какой-то причине ты хочешь, чтобы я был здесь, но не забывай, я – лишь часть тебя.
Я не нашелся что сказать, ведь спорить с самим собой – это воистину лишенное смыла занятие, и просто пошел дальше.
Когда мы подошли ближе к лавке, и я смог, наконец, получше рассмотреть лицо девушки, что сидела подле коляски, то лишь убедился в том, что это не мое воспоминание, и я никогда не был знаком с этим человеком.
Это была красивая девушка со спортивной фигурой, явно следившая за собой и поэтому быстро пришедшая в форму после родов. Ее светлые волосы были убраны в тугой пучок, а узкое, скуластое, но в то же время удивительно красивое лицо ничего в данный момент не выражало.
Эта девушка мне определенно нравилась, при взгляде на нее я испытал некое приятное и теплое чувство. Но я никак не мог понять кто же она. И тут вдруг подул легкий ветерок, принесший запах прелой листвы и далекого костра. Сам по себе этот запах всегда казался мне приятным, а когда он наслоился на образ этой милой девушки, то мне вдруг стало невероятно комфортно. В этой жизни такое сильное чувство единения мы способны испытать, будучи рядом только с одним-единственным человеком.
– Мама. – Наконец понял я.