Рутинная работа

– Спасибо. – А сам я почему-то до сих пор ждал, что начальник сейчас проломит мне череп.

– Прислушайся! – неожиданно оборвал мои мысли Фрам.

Я послушно обратился в слух, и понял, что не слышу самый сильный шум этой экспедиции. Не слышно как где-то в глубине времянки мерно работает трактор, который почему-то является человеком и зовут его Бернар.

– Можешь идти немного поспать. – Повелительным тоном сказал начальник.

– Фрам? – я встал со стула, но вдруг поймал волну бодрой смелости. Ой, несдобровать мне.

– Слушаю.

– Один вопрос.

– Нереида!. Я бы на твоем месте полетел туда. – Начальник мягко улыбнулся. Фраму даже не надо было слушать вопрос, он знал, что меня интересует. Его вообще отличал дар предвидения, он казалось, читал нас, как открытую книгу. И не только людей, даже сам Япет как мне казалось, вращался вокруг Сатурна медленнее, чем это осознавал Фрам.

– А здесь?

– Алекс, ты молод. Япет не лучшее место для тебя. «Боевое крещение» здесь ты прошел, достаточно, теперь пора и в старшую группу нашего межпланетного детского садика. Я рекомендовал тебя Кристиане, она замечательный руководитель. Там тебе понравится.

– Мне и здесь неплохо. Ну, я хотел сказать, что…

– Алекс, я не будут тут разводить сентиментальность. Я считаю, что твое будущее не здесь. Здесь вообще будущего нет. Соглашайся на Нереиду. – Он немного осекся, – Это, разумеется, лишь рекомендация.

– А что будет с Япетом?

– Уговор был на один вопрос, и я ответил, пока этого достаточно. Если с этим все, иди спать. – Это уже не терпело возражений.

Я повернулся на носках (обуться то я как раз забыл) и слегка ошарашенный отправился в спальню. Я оглянулся и посмотрел на Фрама из предбанника, так чтобы он не увидел, что я задержался.

– Я и сам не знаю, что будет дальше. – Сказал Фрам дисплеям и грустно улыбнулся.

Он теперь сидел на кресле и, поглаживая свою бороду, смотрел на фотографию ущелья. Вот он – капитан тонущего судна. Он видел шторм, видел рифы перед кораблем и осознавал, что ничего не может сделать. Все уже случилось, осталось дождаться последствий. Он наверняка знал лишь одно, что уважит морской закон и покорно пойдет ко дну вместе с судном.

Я тряхнул головой, иногда в нее приходили совсем уж странные и неуместные мысли. А все почему? Потому что не выспался! Я развернулся и быстро пошел в спальню. Капитан сказал спать, значит спать. Да и завтра будет тяжелый день.

Все предстоящее не было сюрпризом даже для меня – зеленого новичка. Я уже ходил в альпинистском стиле по местным горам и не раз. Но мы всегда ходили по простым и проторённым маршрутам двойкой с Раджичем или Гарсоном. Раджич не очень-то альпинист, но опыта и силы в нем с лихвой. А здесь же мы пойдем целой толпой по «целине», как молодые туристы на Эвересте, ей богу.

Однако вместо того, чтобы сразу завалиться спать я зачем-то активировал личный терминал. Тот самый маленький компьютер, закрепленный на запястье. Заодно он являлся еще и личным идентификатором, и маяком. Если сорвать с руки терминал (а это надо постараться) все услышат сигнал тревоги и побегут спасать тебя. Сейчас я активировал его почтовые функции и видел два сообщения с заголовками «Нереида», «Ио».

Я уже догадывался, что хочу на самом деле сделать. Я уверен, что сейчас это сделаю. Но почему-то в секунды между принятием решения и его реализацией всегда становиться страшно. Я уже испытывал это, когда нас тренировали прыгать с высоты на балансных движках. Я знаю, что делать и как. Но сделать шаг с платформы не могу. Тысячи делали это до тебя и еще тысячи сделают после, но перед первым шагом всегда приоткрывается дверь комнаты, где прячутся два подстрекателя, одного зовут «может бросить это все», а другого «а вдруг именно тебе не повезет». Со временем я вообще научусь шагать в пропасть без участия этих парней, но пока с ними приходится считаться.

Нереида – это у черта на куличиках, дальше только планетоиды и пояс Койпера. Денег куча, да и прозябать там не придется, работы куча. Новая техника, и да, скафандр с рабочим передатчиком и целой коленной пластиной.

Но это так далеко. Еще два года вне дома, из отпуска они меня, скорее всего не дождутся, только прямой перелет. А ведь я не видел родителей уже полтора года. И ее не видел… Но, сейчас, это не так важно. Может на Ио? Оттуда можно будет пару раз за срок укатить домой на месяцок. Да и большой отпуск между сменами. А с Марса вообще можно домой каждые пару недель ездить.

Я ведь скучаю. По Земле, большому загородному дому, где я вырос. По Маме и папе, которые гордятся мной, но каждый раз плачут, когда заканчивается сеанс связи, и я говорю им что еду на объект и позвоню им теперь только через пару недель.

Если прилететь домой, придётся встретиться с ней, этого не избежать, она захочет объясниться, поговорить. Мои, и ее родители «невзначай» подострят нашу встречу. Она будет просить меня никуда не ехать, просить понять ее. Я выслушаю ее, и может, даже прислушаюсь к ее словам. С прошедшими годами я уже начинаю думать, что, наверно, она на самом деле ни в чем и не виновата, все дело в случае и правда, пора поговорить.

Но пока у меня отлегло не на столько. Я смотрю на дисплей, мой компьютер настроен так, что автоматически стирает сообщения от нее, я вижу только отчеты, о том, что программа стирает сообщения. «Несчастный случай»?! Спустя два года, я уже могу сказать, возможно, это так, вместо категоричного обвинения. Несчастный случай и правда, имел место быть, но его нетрудно было избежать. Хотя, надо признаться, ей тоже было, тогда не сладко. Ведь если глубоко копнуть, я тоже могу считаться виновным, хоть и косвенно.

Я чувствовал, что сдаюсь и уже нахожусь на полпути до Ио. Все что произошло, произошло давно и былое немного поблекло. Стоит попробовать вновь, ведь меня еще тянет туда, где мой дом и где меня ждут. И вдруг, я со всей силы треснул кулаком о потолок времянки, все мое тело пронзило судорогой, от злости внезапно накатившей на меня. Я не медля ни минуты, открыл текст контракта на Нереиду, и ответил на письмо всего одним предложением: «Подтвердить и отправить на согласование?».

В ту секунду меня оставили все эмоции. Злость ушла куда-то далеко, а тоска по дому осталась там, где ей самое место, маленькой больной точкой где-то в груди. После этого я написал длинное письмо своим маме и папе. Рассказывая о том, как живу, что делаю и куда я вообще теперь собственно собрался, в конце, разумеется, пообещал позвонить им, как только вернусь на базу и появится связь.

И ей я напишу, обязательно напишу. Но пока время точно не пришло. Я уже начал принимать возможность нашего разговора, но пока не готов был в нем поучаствовать.

Я бегу как школьник, который отказывается признаться в любви девушке, которая давно не дает ему спать по ночам. Он уже понимает, что проще будет пережить ее отказ, чем мучатся дальше. Но он будет ждать дальше, будет ждать до тех пор, пока не увидит ее в объятьях незнакомца. Он сам завел себя в столь бедовое положение, но виновата будет она. И долгое время он будет терзать себя и всех близких этой странной утратой.

Конечно, моя ситуация не столь однозначна и места подростковой романтике здесь нет. Но я прячусь, даже осознавая, что могу опоздать, продолжая винить во всем ее. У меня есть шанс, но пока я им воспользоваться не готов.

4

Я медленно шел по дну ущелья стараясь шагать шаг в шаг с впереди идущим Гарсоном. Шли мы следующей очередностью: Гарсон, я, Фрам и где-то в пятидесяти метрах позади медленно плелась «Мальта», которую по возможности аккуратно вел Бернар. У него не очень получалось, в силу того что дно ущелья как выяснилось было не очень равномерным, пласты плотного льда с глубокими но достаточно узкими трещинами чередовались с участками мелкой ледовой крошки. Из-за этого «Мальта» то обрушивала снежный мост над трещиной, который спокойно выдерживал троих людей, после чего выбиралась оттуда с большими усилиями виляя по всему дну ущелья. То вязла в мягкой ледяной подушке, Бернар старался на этих участках вообще не работать штурвалом, но вездеход часто тащило куда-то в сторону.

Гарсон шел первым, потому что был самым легким среди нас и естественно, потому что на Земле почти всю студенческую жизнь провел в горах или на полюсах, участвуя в различных экспедициях. Это часть его натуры, он всегда должен был что-то делать, а остановка была для него просто недопустимой. Фрам шел последним потому что: «Я ничего не понимаю в этих ваши льдах, да и как самый крепкий, я больше помогу, вытаскивая вас из трещины». Что Гарсон перевел на свой лад как: «Я старый дурак, но жить мне еще хочется».

Вообще больше всего во льдах понимал вовсе не я, а наш штатный гляциолог Раджич. Но с Мирко Раджичем в последнее время творилось что-то неладное. В последние дни он стал дико раздражительным, на всех огрызался и в итоге сцепился с Селивановым из-за грязной кружки. У интелигента Селиванова не было шансов, если бы не эта самая кружка, метко ушедшая в ухо Раджичу. Пока Раджич приходил в себя Перес успел вкатить ему приличную дозу снотворного.

Фрам очень уважал сорокалетнего ветерана-гляциолога. Но не стал замалчивать этого эпизода. Раджичу не стали делать выговор за безупречную службу, но лишили зарплаты за два месяца, отстранили на месяц и направили на принудительное лечение вплоть до конца смены. Как итог, Мирко не покидал базу после той вылазки, в ходе которой мы остались без воздуха на времянке. Он откровенно скучал, делал вид, что работает с образцами, жаловался Пересу на сны про «хреномордых собак» и всячески доставал Селиванова.

Сегодня утром Фрам сказал, что агентство оповестило его о том, что Раджича переведут «куда-нибудь поближе», но сначала переправят на Землю – в отпуск. Сам Фрам полагает, что после отдыха Раджича переведут или на Марс или на пояс астероидов. Так же Фрам сказал, что по его решению Мирко не будет допущен к работе до конца смены, но не будет отправлен на Землю. Это значит, что Раджич просидит до конца смены на базе ничего толком не делая.

Не сказать, что я любил Мирко Раджича, этот парень обладал на редкость тяжелым характером и все время с кем-то ругался. И даже вечно недовольный Гарсон вызывал у меня больше теплых чувств. Но из-за такого поворота в жизни Раджича мне становилось его откровенно жалко. Кто знает, какие новости он получил перед дракой из дома? Кто знает, что накипело в душе у бывалого гляциолога? На его месте может быть любой. Только вот если Раджичу еще повезло отделаться «легким испугом», за такое вполне могли списать, а то и отправить на переаттестацию.

Хотя для человека проведшего больше десяти лет в далеком космосе, работа на Марсе, скорее всего, покажется скучной. Но он вернётся на дальние рубежи, только если безупречно отработает следующий срок.

– Повтори? – мы шли перекидываясь ничего не значащими фразами, просто чтобы не чувствовать тишину, глубоко погруженные в свои мысли, поэтому резкие слова Фрама заставили нас дернуться.

– Раджич, я тебя не слышу. – Тут и я начал слышать где-то в глубине помех, обусловленных ущельем, голос Мирко.

– Селиванов… Станция… Фрам… – Голос Раджича то вообще терялся, то тонул в пелене помех.

– Бернар? Передатчик в штатном режиме? – бросил Фрам.

– Да. Все работает, как должно. Ущелье, сер.

– Сер… Селив… Стан…

– Ушел сигнал. – Констатировал Гарсон.

– Что делать будем? – Спросил Бернар.

– Тревога у кого-то сработала? – спросил Фрам

– Нет! – нестройный хор трех голосов.

– Значит все нормально. Идем дальше!