Небесная Канцелярия

Прапорщик Майстренко вышел с кухни и с довольным видом зашел со стороны офицерской столовой. От двери проследил за Каркушиным, получающим еду. Сам встал за своей порцией. Солдат подал ему отставленную порцию и почему-то подмигнул одним глазом. Прапорщик тоже самодовольно подмигнул.

Выйдя из офицерской столовой, Кирилл осторожно осмотрелся, убедившись, что слежки нет, быстро пересек плац в сторону бани.

Перед входом в баню – большой кряж. Мимо проходит очередь из новобранцев. На кряж бросают свою одежду, в которой приехали с гражданки. Задается стандартный вопрос: «Домой отправлять будем?». Звучит стандартный ответ: «Нет». И топор ефрейтора опускается на одежду. Кое-что рубится, кое-что незаметно откладывается в сторону.

– Скоро «дембель» – ухмыльнулся ефрейтор, кивнув в сторону отложенного.

Кирилл кивнул, присмотрелся к отобранному. Очень уж ему понравились одни джинсы. Ефрейтор по неосторожности задел по ним лезвием топора в районе колена.

– Дырка, – указал на штаны Кирилл, когда ефрейтор отложил топор.

– Жаль, – расстроился ефрейтор. – Тут прапор с коптерщиком крутились. Ну, я и сделал вид, что рублю. Эх…

Каркушин взял джинсы в руки, задумался.

9

– В Москве не оказалось. В Киеве тоже, – проворчал советник, сканируя Локатором казармы пограничников.

– Зато я узнал, что Илья Муромец доехал-таки до Киева. Его мощи лежат сейчас в нижних пещерах Лавры. По последним данным на его место приехал этот… Черно… Черномыр… Черномор что ли?

– Ты чего-то путаешь. Черное море здесь. Черномырдин какой-то вместо Муромца приезжал вроде. И что?.. Нам Каркушин нужен. Сосредоточься, – проворчал советник. – Учись концентрировать внимание. На побережье Черного моря, видишь ли, его забросило. Еще б проискали, не сообрази вовремя заземлиться. Боюсь прихватить еще кого, – задумался советник, разглядывая через Локатор казармы. – Сейчас не забыл заземлиться?

– Не забыл, – мотнул головой ассистент, посмотрел вниз, на землю, и рассмеялся.

– Опять масло течет, – проворчала машина сконфуженным голосом.

Часовой на КПП с недоумением посмотрел вверх, вытер очередную каплю машинного масла со своей щеки.

– Придется вводить данные вручную. Так надежнее. Будем дожидаться темноты, – заключил советник.

Дождавшись, пока солдаты уснут, советник и ассистент осторожно прокрались к казарме, бесшумно скользнули в дверь, на цыпочках пошли по коридору. Вдоль стен выстроились шеренги сапог, обвязанных портянками. В стороне дремлет дневальный.

Ассистент осторожно заглядывал в пустые глазницы сапог, принюхивался.

– Там никого нет, – шепотом сообщил советник, – Научились передавать запахи без тел. Для нас они видимы. Это нас они не смогут увидеть. Услышать смогут. Если они нас услышат, решат, что полтергейст или галлюцинации. Если они, конечно, не психи. Постой здесь. Я на разведку.

Советник тихо скрылся за дверью, нашел кровать Каркушина и опешил. Кровать была пуста. Совсем недавно Локатор показывал, что Каркушин спит именно на этой кровати. На всякий случай советник осмотрел другие кровати. Осмотр не принес ничего. Советник вернулся к пустой кровати. Тут дверь в солдатскую спальню осторожно открылась, и показался прапорщик Майстренко. На лице прапорщика было написано, что он собирается сделать пакость.

Советник не заметил появления прапорщика, продолжил осмотр кровати Каркушина. Заглянул под одеяло, под подушку, прощупал матрац. Прапорщик присел. Лицо его вытянулось. Глаза округлились. Наконец, он схватился за голову и замычал.

Советник бросился к двери, распахнул дверь и, схватив ассистента, пробормотал:

– Бежим отсюда, на всякий случай.

Ассистент успел уже примерить солдатские сапоги, пытался понять, в чём их удобство.

После летания в воздухе одеяла и подушки в отсутствии человека, скрипа кровати, самостоятельно распахнувшейся двери, и убегающих по коридору казармы пустых сапог, прапорщик Майстренко окончательно потерял дар речи.

На следующее утро прапорщик Майстренко стоял посреди казармы и разливал солдатам самогон. У окна с биноклем расположился солдат на шухере. Другой солдат «отбивал» деревянными досочками кровать Каркушина и наводил на ней стрелки.

– Пока там смотрят кино, мы с вами договоримся и все решим, – бормотал прапорщик. – «Комсомол» в одних сапогах, то есть одни сапоги без «комсомола», в общем, «комсомол» исчез вместе с сапогами.

– Сапоги мои, – сообщил один из солдат.

– Значит, и сапоги ещё с собой чужие прихватил. В общем, вы ничего не видели, ничего не слышали. Я ему ничего в пищу не сыпал. Надо же, как бром в больших дозах действует!.. А сапоги тебе я новые выдам. Яловые!

– Ну, если яловые…

Солдаты как один поддакивали и подставляли стаканы. И чем чаще поддакивали, тем чаще подставляли стаканы.

– Может, обойдется? – вздохнул прапорщик и перекрестился, в глазах его засветилась надежда. – Вот и закусочка с огорода, без… этого самого… химикатов. Вы не стесняйтесь. Точно говорю, никакой химии. Когда еще так придется…

– Родственники шум поднимут. Тогда что? – сочувствовали подкупленные едой солдаты.

– Родственники? Да вы берите, берите. Кушайте. Для дезинфекции.

– Не признаваться же, что пропал?

– Он не пропал. Он убёг. Может, еще объявится… где-нибудь…

– В таком виде? То есть… Ууу…

– Да, товарищ прапорщик, если узнают, светит вам… по последнее число…

Прапорщик побледнел и вновь потерял дар речи.

– А, может, лучше признаться, что пропал без вести смертью храбрых? а там хоть трава не расти.

– Комсомольская конференция отменяется!

– Ура!

– Ура!!! – разнеслось по всему залу.

На экране Чапаев-Бабочкин с войском шел в атаку. Мелькнули две точки в правом верхнем углу экрана, мелькнули еще раз, словно кто-то пытался пробить пространство из другого мира, или другого времени, и экран погас. Киномеханик бросился заряжать следующую часть.

Киноустановка стояла посреди зала солдатской столовой и была одна. И потому после окончания каждой части повисала пауза, будто затишье перед очередной атакой.

В углу солдаты чистили картошку.

– Атака опять на том же месте захлебнулась.

– Который раз уже смотрим?

– Раз восемь или девять.

– Эх, нам бы сюда Анку.