Как-то, бесцельно толкаясь на ярмарке, увидел старика, вырезавшего деревянные фигурки. Движенье его рук, запах стружки, волшебство творчества… С ярмарки я ушёл с крохотной зверушкой, ушёл другим.
Как такое возможно? Никогда прежде не интересовали ни лобзики, ни киянки, но, раз прикоснувшись к поверхности кедра, я почувствовал, как усилился ток крови. Во мне пробудился художник.
Так мне тогда казалось.
Мысль просидеть всю жизнь в белой рубашке с галстуком в окошке банка вызывала тошноту.
Если сел не на тот автобус, зачем дожидаться конечной остановки? Я набрал кучу учебников, стал готовился к поступлению на филологический, разумеется, на заочку. И откуда только взялась решимость! Может, потому что жил у бабушки? Или потому что нутром чуял – надо рвать, рвать что есть духу от материнской опеки, иначе… Тогда я бредил деревом и жил книгой.
На рывок сил хватило. Мама спрятала в свой шкафчик синюю корочку со значком, а я поступил на вожделенный факультет, устроившись дворником в ЖЭК.
Меня не понимали. Да я и сам себя не понимал.
Мама тоже сначала думала, что это ненадолго. Но когда я переделал кладовку в мастерскую, она забеспокоилась. Не помогали ни уговоры, ни слёзы, ни запугивания; она в очередной раз хлопала дверью комнаты, а я шёл знакомиться с новым инструментом.
Вскоре она отступилась и трудных разговоров уже не заводила, но отношения так и не наладились: сын мог выйти в люди, мог… И однажды с её губ слетело – «измена». Это звенящее сталью слово не было брошено в порыве гнева, оно сорвалось горьким плодом разочарования. От него долго потом саднило в сердце.
Я бросил университет, не преодолев третий курс. К тому времени мать развелась с отцом, разменяла квартиру и переехала в другой город. Больше я её не видел. Нет, это не окончательный разрыв, просто жизнь разбилась на три ручейка. Поздравительные открытки, звонки – всё как у людей.