Заумь

Жигалов, хотя ему и стукнуло тридцать, милиционер был свежеиспечённый. Обычное дело – по специальности работы нет, а в органах нашлись знакомые, порекомендовали. По анкетным данным и тестированию подошёл, потом краткосрочные курсы и с учётом того, что за плечами институт с военной кафедрой, получил лейтенантские погоны и был направлен в оперативный отдел милиции.

С чего начинать расследование Жигалов не знал и для начала решил найти Веру Земнухову, что была любовницей или подругой погибшего. Правда, была ещё жена, но с ней Шелепов больше года не жил, и Жигалов решил отложить знакомство с ней на потом.

К Вере Степановне лейтенант Жигалов явился вечером и был принят на кухне.

– Первоклассница, уроки делает, – кивнув в сторону дочери, – проговорила хозяйка.

«Первоклассница… для женщины сорока шести лет поздновато», – отметил Семён но, разумеется, промолчал.

Хозяйка угостила его чёрным кофе и даже со сладким. Откуда? Впрочем, Земнухова явно не бедствовала. На столе были конфеты, причём не из самых дешёвых и на вешалке висело кожаное пальто явно не из советских запасов.

– Вы, я гляжу, сумели приспособиться к рыночной экономике, в отличие от вашего друга. А что же ему помешало?

– Господи, да я сама только-только вздохнула немного. Всего полгода, как нашла место в коммерческом банке – вот и отъелась немного. А в НИИ работала, зубы на полку не раз клала. Если б не отец с фронтовой пенсией, не знаю, что бы с дочкой делали. В банк попала, естественно, по знакомству, хорошо, нашлись связи, да я и экономист по образованию. А Николай… Знакомств у него полезных не было, да он и не пытался их искать, – горестно вздохнула Вера Степановна. – Вообще он был не от мира сего. Талантливый учёный, а пробиться не мог. А почему? – развела руками с одновременным сжатием плеч. – Не знаете?! – увидев заинтересованный взгляд гостя, продолжила. – А я скажу почему. – Вера Степановне склонилась к Семёну и проговорила заговорщицким тоном. – Потому что в институте еврейское засилье. Коле не давали дороги исключительно потому, что русский.

Семён отодвинулся, не любил, когда собеседник приближался к лицу слишком близко. А эта женщина, с яростно горящими глазами, разговаривающая то на повышенных, то на пониженных тонах с переходом на злобный полушёпот, была ему неприятна.

Поначалу Семён подумал, не еврейка ли она, уж очень была смугла и черноволоса, и глаза не по-русски большие и чёрные как смола.

– А вот мне ведомо, что в институте и директор, и зам по науке русские. Завлаб, правда, татарин, да и евреев не так уж много, чтобы говорить о засилье, – пристально вглядываясь в жгучие глаза брюнетки, проговорил лейтенант.

– Вот, вот, и Коля так же говорил. Но евреи берут не числом, а организованностью и хитростью. И директор, и замдиректора и ведущие завлабы – масоны! Да, – махнув рукой, – что в институте – в стране! Вы разве не видите? Сейчас, правда, в правительстве появились патриоты, понемногу выживают евреев. А вот Коля понять этого не мог. Он ведь русский до мозга костей, но был очарован этими демократами. Не видел, что эти завлабы-масоны только формально руководят институтом, а на деле ими манипулируют скромные кандидатики—еврейчики, которые главенствуют в масонских ложах. И вы знаете…

Дальше Семён уже вполуха слушал обычный трёп юдофобствующей дамочки, только иногда сочувственно мычал и покачивал головой.

Когда в излиянии Веры Степановны появилась брешь, Жигалов проговорил:

– Я гляжу, Николай был вам дорог. Если не секрет, каковы были ваши отношения? Вопрос о браке не стоял?

Глаза Веры Степановны притухли, нет, не потухли, а именно притухли, но в них исчез огонь фанатизма и искры ненависти, хотя до живого человеческого света с высоким накалом в них было ещё очень далеко.

– Скажите прямо, Вера Степановна, – вы были любовниками или нет?

– Дура я набитая! Сделала его своим любовником, каюсь! – тяжело вздохнула женщина, – И друга хорошего потеряла, и любовника стоящего не приобрела. После первой же близости нам как-то встречаться стало неловко и всё пошло прахом.

– Я думал, что секс укрепляет дружбу мужчины и женщины.

– Просто вы не верите в такую дружбу. Напрасно. Вот только сексу в такой дружбе делать нечего. И отношения здесь должны быть куда более доверительными, чем между двумя друзьями или двумя подругами. Появились закрытые для разговоров темы, умолчания – всё, дружбе конец. Начинается взаимная игра. А игра мужчины с женщиной ведёт в постель.

– Ну, а чем это плохо?

– Видите ли, отношения любовников с самого начала предполагают тайну, недоговорённость, игру словами. Это из любовников, когда они исчерпают романтику, тайну, могут получиться хорошие друзья, а из друзей… одна физиология. Вот и у нас появилась запретная тема – политика эта чёртова, а как в наше время о политике не говорить? Вот и возникла дыра в отношениях. Я попыталась эту дыру заполнить сексом, но, – вновь махнув рукой, – кого там, ещё больше отдалились.

– А жена Николая об этом знала?

– О нашей дружбе она отлично знала, но пока Николай был женат, я не позволяла себе связь с ним. Это уже потом, когда он развёлся.

– Вот вы говорите, что давно дружите. А за это время, простите, что я об этом, вы как-то пытались наладить свою личную жизнь?

– Нет, вы не там ищете. У меня хватало ума не представлять его своим мужчинам, даже с отцом моей дочери он не знаком. Повторяю, не там вы ищете. В институте масонско—сионистское гнездо. Коля же занимался научным изучением магии. В частности – геомантикой, изучением энергетических каналов земли.

– Но как это могло повредить сионизму?

– О каббале слышали? Могущество евреев на магии держится. Есть тайные ходы, по которым можно попасть из одной точки земли в другую за считанные минуты. Одни из этих ходов контролируют светлые силы шамбалы, а другие тёмные каббалы. А что такое каббала? Это магическая книга иудеев. Масоны высших градусов, а это только евреи, посвящены в тайну этих ходов. Вот Коля, изучая энергетические каналы земли и вышел, сам того не зная, на секреты каббалистов.

Жигалов глядел в засверкавшие огнём чёрные глаза собеседницы и не знал, что и думать. Уж больно это всё отдавало кабинетом психиатра, но он-то не медицинский окончил и в вопросах психики человека не разбирался.

– Знаете, это как-то неожиданно, конечно, всё может быть, но… – лейтенант сделал паузу, не отводя глаз от лица Веры Степановны, – но, насколько мне известно, в институте он работал над совсем другой темой. Он изучал влияние линий высокого напряжения на окружающую среду и на это тратил всё своё свободное время.

– Э-э-э, да вы мне не верите, – качнув головой проговорила женщина. – Вот и Коля не верил. Связался с этим еврейчиком Вассерлауфом, а уж он-то наверняка был глазами и ушами масонов.

– А как этого Вассерлауфа найти, не подскажете?

– Да они вместе в институте работали.

– Понятно. Но всё-таки, может Николай случайно сталкивался с кем-то из ваших друзей? Или может у него появилась женщина?

Лицо Веры Степановны вдруг сжалось, глаза сузились (он и не предполагал, что такие огромные глаза могут так сузиться), губы собрались в ниточку.

– Так-так, – покачивая головой, – гляжу, вы всё пытаетесь увести разговор в сторону от истинных виновников, – сокрушённо проговорила Вера Степановна. – Неужели же и у вас сионистами всё схвачено? Всё, извините, дочь зовёт, мне надо посмотреть, что у неё с уроками. Если понадоблюсь, вызывайте повесткой.

Что можно было сделать после этого? Только откланяться, и поблагодарить за угощение. Что лейтенант Жигалов и сделал.

Вассерлауф.

Тихо открыв входную дверь, лейтенант Жигалов вошёл в маленькую ювелирную мастерскую и увидел низенького, средней полноты человека. Не то чтобы сутулый, но слегка наклонившийся вперёд и вправо, человек, нескладное тело которого, казалось бы, должно сковывать движения, быстро передвигался по своему рабочему закутку.

Вассерлайф, а это был он, вероятно, был чем-то обеспокоен или даже встревожен.

– Сутулость, конечно, профессиональная, – определил лейтенант, – но возбуждение… в этом что-то есть. С чего бы? Хотя… это может быть связано с его работой. Что-нибудь испортил, или не так, как нужно сделал… Ну, да ладно, там видно будет, – молниеносно пронеслось в его голове.

Вассерлауф был не просто типичным, а карикатурным евреем – черноволосый, но с синими глазами, курчавый и с крючковатым носом. Он то садился, то снова вскакивал, делал несколько шагов по рабочему закутку своей мастерской, опять садился на большой железный табурет с мягким обтянутым дермантином сиденьем, елозил на нём и снова вскакивал. Был возбуждён и не сразу обратил внимание на то, что в мастерскую зашёл посетитель и смотрит на него. А мастерской Вассерлауф обзавёлся почти сразу после ухода из института.

Всё действие, происходившее в мастерской, длилось не более пятнадцати секунд, но за это время лейтенант успел определить, как ему показалось, главное, ради чего пришёл сюда. А хозяин мастерской, увидев посетителя, очнулся от своих мыслей, невероятно резко остановил беготню и, склоняясь, расплылся в приветливой улыбке, руки при этом согнул в локтях и прижал к бокам тела, давая понять всем своим видом, что безмерно рад гостю.

В молодом человеке, стоящем в зале мастерской, ювелир сразу разглядел важную личность, поэтому и принял гостя с высоким почтением. А после удостоверения, которое он даже и не разглядел, и услышанного: «лейтенант милиции Жигалов», из всего нутра Вассерлауфа хлынули доброжелательность и гостеприимство. Низко склонив голову и ещё более скособочившись вправо, ещё шире раскрыв рот в улыбке, тихим, заискивающим голосом проговорил:

– Вы, господин, простите, не знаю, как сейчас принято обращаться к представителям власти, вы верно по важному делу. Так, давайте для начала чайку выпьем. Надеюсь, вы не торопитесь?

В душе, конечно, Вассерлауф не желал видеть у себя подобных людей, как впрочем, любого представителя власти или криминальных структур, но своим гостеприимством надеялся сыскать к себе расположение со стороны таких важных и одновременно опасных лиц.

«Что-то в нём есть, в этом ювелире, – подумал лейтенант. – Надо бы присмотреться к нему, а посему беседа в спокойной обстановке, за стаканом чая, будет уместна».

– Мент он конечно и есть мент, будет заходить издалека, хотя… этот вряд ли, молод, не опытен, всё сразу и в лоб выдаст, но всё же надо быть настороже.

Первое, с чего решил начать ювелир, с чая и разговора о себе, как бедном человеке.

– В геологии, видите ли, любая работа начинается с чая. Я, правда, сейчас хоть и не в геологии, но всё-таки с камнем работаю. Хорошо, что камнерезным делом ещё с ранних лет стал увлекаться, профессия, правда, ныне не престижная, да и не профессия вовсе, так… хобби, но кормит.