Заумь

– Почему головоногий? Никакой я не головоногий! Голова у меня не лысая и ноги мохнатые, даже на груди кущи и дебри непролазные! – думал я, продвигая руку в чашечке.

До чего же ты мне надоел, паразит! Вздумал меня делить! Да, я тебя сейчас… прибью!

Вслед за этими грозными словами в гостиную вошла сама хозяйка этих слов, – моя подруга, но почему-то с моим закопчённым ковшом, из которого вился парок. Я замер, но не из жадности или боязни быть прибитым, а от понимания приближающегося мига наслаждения чаем «Вдохновение». Мне хотелось выразить слова благодарности, но вместо них я сказал: «Ты когда это поселилась в моей квартире? Я тебя к себе не приглашал и не разрешал брать без моего разрешения мою посуду!»

Моя милая была от меня метрах в пяти, но это не было для неё препятствием. Пощёчина не заставила себя ждать.

– О-о-о-о! – застонал я от боли и, предвидя, что за первой пощёчиной последует вторая и третья, выбросил руки вперёд и, махая ими, как бабочка крылышками, побежал прочь от милой.

– Вот же паразит, ещё и лягается! – услышал я её голос у самого уха и прекратил бег, при этом и остановив работу рук.

– Давно пора угомониться, – сказала она и поставила на большой квадратный стол, за которым я сидел в ожидании мига наслаждения, заиндевевший кофейник, затем подошла к пальме и надломила её макушку. Пальма пискнула и раскрылась экраном телевизора, с которого лилась желанная реклама чая «Вдохновение».

– Всё! Опоздали! Не успеем! – тихо проговорил я и с протяжным стоном ударил кулаком по колену.

– Зато успею я, – проговорила подруга, после чего я почувствовал жгучую боль в глазах, а не в колене. Экран сверкнул радужным фейерверком, затем сверкнули искрящимся льдом бёдра подруги, нырнувшей в него по… ну, по эту, а может быть по ту самую… ну, да ладно, постараюсь выговорить, если прошевелит пересохший от жажды язык, по самую по-пе-по-па-по-пы-по-пу. Пока выговаривал столь длиннющее название того, что ныряло, подруга уже стояла возле стола и радостно улыбалась. В её руках поблёскивали пакетики чая «Вдохновение», выловленные из телевизора.

Я возликовал и вспомнил, что, направляясь на чаепитие, прихватил для любимой подруги подарок.

– Знаешь, что у меня есть? – обратился я к ней и, не дожидаясь ответа, сунул её руку в мой карман. – Там подарок для тебя.

– Пропади ты пропадом со своим подарком! – взревела подруга, и ударила по подарку своей тяжёлой ладонью.

От восторга я крепко сжал глаза и оказался на крыше дома, где купил сто граммовую пачку чая «Бодрость».

И вновь я стою у двери квартиры подруги и жму на красную кнопку звонка. Пространство за дверью молчит. В радужном настроении я пинаю её дверь, посылаю милую не только последними, но и первыми словами на кухню за кипятком, и иду к столику у пальмы.

В знак благодарности за ласковые слова моя ненаглядная хлопнула дверью перед моим носом и, стоя на лестничной площадке, я ясно услышал её доброжелательную тираду: «Ну, ты и паразит! Болтался… невесть где, а сейчас покоя не даёшь! Угомонишься ты сегодня? Или мне угомонить тебя?»

Угомонение не заставило себя ждать. «Нежное» касание её пятки моей голени привело меня в восторг. Я расцвёл, как майская роза, и хотел ответить ей, если и не нежными поглаживаниями её увядшего лица, то хотя бы словами благодарности, но… милая подруга канула, как в воду, а расточать любезности пальме, под которой я расположился, почему-то не было желания.

– Поднимайся! – проговорила она, ухватив меня за правую руку. – Видно без чая «Вдохновение» ты так и не угомонишься!

– Подожду здесь, возьми лучше «Бодрость», – ответил я и повернулся к ней спиной.

– Ах, ты так! Ну, я тебе сейчас покажу бодрость! – ответила она, затем рявкнула мне прямо в ухо. – Паразит! Злыдень! Утроба твоя ненасытная! Что б ты сгинул, нечисть окаянная!

– Тише можешь? Ты мне мешаешь! – буркнул я, всё ещё не поворачиваясь к ней.

– Ах, теперь я уже тебе мешаю! Ну, погоди, водкохлёб окаянный! – ответила милая подруга и выпалила новую тираду из нежных слов.

– Ладно, замолчи! Завтра я тебе подарю «Вдохновение». Вырежешь логотипы и обязательно выиграешь чайный сервис. Будем пить вместе, и каждый день.

– С тобой… вместе? Никогда! – ответила она, да так твёрдо, что я поперхнулся и вылил на её прекрасный палас всё содержимое моего желудка.

– А-а-а-а! – взревела она и погладила меня по макушке своей кувалдой-кулаком. Остатки содержимого желудка, подкатившие к горлу и стремящиеся вырваться наружу, провалились туда, откуда секунду назад пытались вырваться, и в утробе стало так хорошо, что она заурчала от удовольствия. Одновременно с этим кто-то позвонил в дверь.

– Гостей нам не надо, – проговорил я, утирая рот кулаком.

– Сам-то ты кто здесь? Не гость ли? Толку-то от тебя. Напьёшься, а потом…

Я вновь поперхнулся, отчего заложило мои уши, и уже не расслышал продолжения её речи.

Я открыл глаза. Надо мной колыхался серый потолок и в паутине чёрная, некогда прозрачная, стеклянная люстра.

Я лежал в двуспальной кровати с панцирной сеткой. В голове шумело, во рту скакал эскадрон гусар летучих.

– Хорошо погулял, – сказал я, пытаясь припомнить с кем, сколько и где.

– Долго ещё валяться будешь, за полдень уже перевалило, – донеслось откуда-то издалека, затем некоторое затишье и, – утроба твоя ненасытная!

Покинув кровать, я побрёл на голос.

– Сколько раз тебе говорила, не можешь пить – не пей. Все люди как люди, веселились, а ты уже в десять завалился и… да ну тебя, вспоминать аж противно. Мало того, всю ночь что-то бормотал и брыкался как конь, да ещё руки твои блудливые… тфу на тебя, пропойцу!

Мир вступил в новую эпоху. Был первый день нового 2000 года.

Часть 2. Повести

Дверь

Глава 1. Дело №

1994. В милиции.

Капитан Целебровский сидел на столе и думал вслух.

– Странное дело. Я такого не припомню, да и в архивах не встречал. И что самое странное… так это способ убийства.

– А чего странного-то? – откликнулся лейтенант Жигалов, сидевший за своим столом напротив стола капитана. – Это у нас в глубинке пальба на улице да ещё из автомата в диковинку, а в других городах, – ткнув большим пальцем правой руки вверх, – обычное дело. Тут надо покопаться в мотивах, выявить связи, так, глядишь, всё и встанет на свои места.

– Мотивы… связи, – задумчиво. – Оно конечно… у мужика под полтинник лет связи само собой есть и мотивы найдутся. Только вот, – капитан почесал затылок. – Вопрос ко всему этому есть. Кто он такой, этот Шелепов? – Целебровский опустил взгляд на лист бумаги, лежащий прямо перед ним на столе. – Николай Григорьевич, сорок восьмого года рождения, кандидат наук, сотрудник НИИ. Разведён, бездетен. И никогда ничем секретным не занимался, – хмыкнул, – а тут иномарка… с номерами забрызганными грязью и автоматный огонь… из салона с тонированными стёклами. Нет, не тот это человек! Не тот!

– Ты забыл сказать, что этот учёный занимался коммерцией, – цыкнув правым уголком губ, проговорил лейтенант.

Капитан почесал правый глаз, потом потёр костяшками больших пальцев оба глаза, помотал головой.

– С этими бумагами скоро совсем ослепну. Глаза уже ломит. А насчёт коммерции я тебе вот что скажу. Хоздоговоров у института нет, так что на оклад особо-то не протянешь, вот и возил в соседнюю область водку и чай. А до того пытался торговать радиодеталями, но пролетел и остался в должниках перед поставщиком. Сто пятьдесят тысяч деноминированных рублей задолжал, по тем деньгам, – мотнув головой влево, – это 150 лимонов… приличная сумма!

– Вот видишь, и мотивчик есть – неуплата долга. Может ещё какие-нибудь конфликты на почве коммерции откроются, или дела амурные, – в упор воззрился в глаза начальника лейтенант.

– Амурные говоришь? Была у него краля. Ещё до развода похаживал к ней, да только кинула она его, постоянного завела. Решила, не нужен ей женатый временщик. А Шелепов возьми да и разведись, так что, – капитан помял подбородок, – можно и месть жены предположить, и соперничество из-за любовницы, не знала, что у полюбовницы его новый хахаль появился.

– Вот видишь!

– Ничего не вижу. Ну, кто он, по нашему времени? Голь перекатная. Коммерсант, как же! – с ухмылкой. – Да если бы у него в месяц было пол-лимона прибыли, по-нынешнему 500 рублей так он, поди, от радости до потолка прыгал. Коммерсант. Ты скажи ещё политический деятель, в прошлые выборы листовки Блинова клеил. Нет! И Шелепов, и жена его, и подруга, и соперник, и даже поставщик, которому он деньги задолжал – все они не из того круга, где ездят на дорогих иномарках и шмаляют из автомата. Вот если бы его запинали у подъезда, зарезали, отравили крысиным ядом, ну, застрелили из дробовика – я бы искал мотивы в его жизни. Автомат, мерседес… а, – махнул рукой капитан, – пусть даже тойота, всё это не для Шелеповых, да и сам он не стоит затраченных на него патронов. Тут одно из двух. Либо его за кого-то другого приняли, либо он случайно напоролся на тайны больших, либо крутых людей. Так что из этого и исходи, лейтенант. Честно скажу, на мой взгляд, дело дохлое. Всё что можно было сделать по горячим следам, мы сделали. Люди нужны на других делах, а тебе надо с чего-то начинать. Так что считай это учебной практикой.

Вера Земнухова.