Статьи по общему языкознанию, компаративистике, типологии

Чистович 1961 – Чистович Л. А. Текущее распознавание речи человеком // Машинный перевод и прикладная лингвистика. Вып. 6. М., 1961.

Шаумян 1965 – Шаумян С. К. Структурная лингвистика. М., 1965.

Якобсон 1965 – Якобсон Р. Итоги Девятого конгресса лингвистов // Новое в лингвистике. Вып. 4. М., 1965.

Hосkett 1954 – Носkett Ch. Two models of grammatical description // Word. 1954. Vol. 10. No. 2–3.

Jakоbsоn, Halle 1962 – Jakоbsоn R., Halle M. Tenseness and laxness // Jakobson R. Selected writings. Vol. I. The Hague, 1962.

Kudzinowski 1939 – Kudzinowski Сzr. A finn magаnhangzо-hangrend. Budapest, 1939.

Ladefoged 1964 – Ladefoged P. A phonetic study of West African languages. Cambridge, 1964.

Lyons 1962 – Lyons J. Phonemic and non-phonemic phonology: Some typological reflections // IJAL. 1962. Vol. 28. No. 2.

Radlоff 1885 – Radlоff W. W. Phonetik der nordlichen T?rksprachen. Leipzig, 1885.

По теме диссертации имеются следующие работы:

1. Некоторые вопросы теории фонологических оппозиций и нейтрализации // Проблемы лингвистического анализа. М., 1966. С. 3–25.

2. Представления моделей фонологических систем и просодические микроструктуры // Тезисы научной конференции аспирантов Института языкознания АН СССР. М., 1963. С. 8–11.

3. Теория фонетических конвергенций Е. Д. Поливанова и принцип системности в фонологии // Материалы конф. «Актуальные вопросы современного языкознания и лингвистическое наследие Е. Д. Поливанова». Т. 1. Самарканд, 1964. С. 13–18.

4. Общие характеристики системы и оценка выбора на меризматическом уровне // Проблемы фонологии, морфологии, синтаксиса и лексики на материале языков разных систем. Тезисы докл. М., 1966. С. 4–6.

5. Рец. на кн.: Nardhjem В. The phonemes of English, Amsterdam, 1960 // Вопросы языкознания. 1962. № 5. С. 130–137;

6. Рец. на кн.: Pilch Н. Phonemtheorie. 1 TL. N. Y., 1964 // Вопросы языкознания. 1965. № 5. С. 137–140.

7. Сингармонизм и фонология слова // Сборник трудов по языкознанию в честь акад. К. К. Юдахина, Фрунзе, [1970].

Некоторые вопросы теории фонологических оппозиций и нейтрализации[5 - Впервые опубликовано в: Проблемы лингвистического анализа. М., 1966. С. 3–25.][6 - Публикуемая ниже статья представляет собой развитие одного из вопросов, затронутых в докладе: Виноградов В. А. Представления моделей фонологических систем и просодические микроструктуры // Тезисы науч. конф. аспирантов Ин-та языкознания АН СССР. М., 1963. Для облегчения понимания последующего текста полезно дать предварительное определение некоторых понятий, которые вводятся в других разделах доклада.]

1. Проблема описания фонологических оппозиций приобретает весьма важное значение в свете задач, связанных с построением порождающих и распознающих моделей. Эти модели представляют собой определенные логические системы типа, например, конечных автоматов. Успешное решение подобных задач может быть достигнуто при условии, что фонологический материал получит четкую логическую интерпретацию. В последнее время появляются работы такого рода – достаточно указать на статьи Дж. Гринберга [Greenberg 1959], Т. Батуга [Вatоg 1961; 1962], С. К. Шаумяна [1961], С. Маркуса [1962а; 1963], а также монографии С. К. Шаумяна [1959; 1962а] и И. И. Ревзина [1961]. Сейчас еще трудно сказать, какое место займет фонологический уровень кодирования в модели синтеза языка (в связи с этим следует указать на ряд работ, где либо теоретически, либо практически делаются попытки решить этот вопрос: Ф. Хаусхолдер [Householder 1959], М. Хале [Halle 1962; Хале 1962], С. Сапорта и Контрерас [Saporta, Contreras 1963], И. А. Мельчук [1965], С. К. Шаумян [1962б]). Опыты в направлении описания моделей языка ограничиваются в основном сферой синтаксиса и морфологии, что само по себе понятно, но не дает достаточно универсальных результатов, которые позволили бы говорить о единой порождающей модели для всех ярусов языка. При построении порождающих грамматик приходится прежде всего ориентироваться на грамматически правильные выходы, что в свою очередь является известным залогом успеха в достижении семантической правильности, поскольку семантическая структура языка, как справедливо указывает Ф. Хаусхолдер [Householder 1959], неотделима от морфолого-синтаксической, и если можно представить бессмысленное, но грамматически правильное предложение, то никак нельзя допустить возможность семантически правильного предложения, которое не было бы одновременно и грамматически правильным. К этому следует добавить, что, по-видимому, и фонологическая структура в такой же мере связана с семантикой, как и грамматическая (ср. в этой связи статью Ф. Хаусхолдера [Householder 1962]). Можно попытаться установить какую-то взаимосвязь между семантическим полем и фонологическим полем, т. е. специфическим для данного семантического поля набором классов фонемных комплексов и правил их порождения; впрочем, что касается правил, то их, по-видимому, можно обобщить. Гипотетичность утверждения, что фонологическая структура предложения не остается безразличной к набору семантических полей, составляющих семантическую структуру данного предложения, настолько, однако, велика, что такое утверждение нуждается в серьезной аргументации, что в данном месте едва ли осуществимо и целесообразно [7 - Укажем лишь на такой примечательный факт, сообщенный автору Е. Л. Гинзбургом: при различного рода речевых расстройствах у моторных афатиков уже в первой стадии нарушения речевого процесса наблюдаются нарушения в семантической структуре предложения, чего нет у сенсорных афатиков в первой стадии заболевания. Очевидно, что существует прямая связь между моторикой речи и семантикой в процессе естественного языкового синтеза.].

2. Здесь важно подчеркнуть следующее. Когда мы говорим о любой модели, мы тем самым ориентируемся на структуру, которая имеет нелинейный характер, противопоставляясь последовательности как линейно упорядоченной организации (мы постараемся избегать выражений типа «линейная структура», принятых в алгебре, пользуясь для этой цели понятием организации). Язык, как указывает А. А. Реформатский [Реформатский 1961], принципиально нелинеен; это предполагает, что, моделируя язык, мы должны пренебречь линейностью. Механизм порождения фонем может быть описан различным образом. Наибольшей известностью в настоящее время пользуется методика ДП-синтеза, построенная на описании матриц идентификации и деревьев, представляющих эти матрицы. С этой точки зрения бинема есть оператор выбора шага в дереве порождения фонем, а сама фонема оказывается чисто формальным понятием, обозначая не пучок признаков как некоторых «акустем» (или, в терминологии Бодуэна де Куртенэ, «кинакем»), а совокупность вхождений операторов, которые в фонологическом представлении суть бинемы, т. е. строгие дизъюнкции вида x ? x°, причем количество вхождений соответствует количеству шагов в дереве порождения. Уже давно замечено, что, задавая тот или иной признак, мы тем самым задаем некоторый пучок признаков, автоматически выводимых из наличия данного признака (ср. также: [Jakobson, Lotz 1949]). На этом принципе построена модель, описанная М. И. Лекомцевой [Лекомцева 1963][8 - В зависимости от богатства содержания признака степень предсказуемости такого автоматически выводимого комплекса будет большей или меньшей (закон Крушевского – Куриловича).]. Это значит, что задаваемый дифференциальный признак есть оператор выбора некоторого комплекса. Последовательное применение к такому комплексу различных операторов приводит к порождению комплексов, которые могут быть названы замкнутыми, или устойчивыми (в иной терминологии – терминальными), в том смысле, что они соответствуют тому набору элементов, который есть система фонем данного языка.

Из сказанного ясно, что теоретически в качестве исходного оператора может быть выбрана любая бинема. В практике, однако, описание синтеза фонем начинают обычно с выбора в качестве оператора бинемы, наименее богатой содержанием, т. е. имеющей наибольшую сферу распространенности, что позволяет осуществить последовательную развертку символа фонемы от более общих классов к подклассам и, наконец, к конкретным фонемам.

Независимость бинем в системе, т. е. невыводимость их друг из друга, позволяет также трактовать их как своего рода «нормальные (ортогональные) координаты» n-мерного гиперпространства. Такая точка зрения была развита в работах Колина Черри [Сherrу 1956; 1957]. Примечательно, что известный ученый, говоря о координатном геометрическом представлении фонем, оперирует пространством в 12 измерений, тогда как, по мнению Якобсона, число дифференциальных признаков равно 24. К. Черри вдвое уменьшает число параметров, считая, что набор признаков исчисляется 12 элементами, которые могут находиться в двух состояниях. Очевидно, что введение бинемы как особого предельного элемента фонологической структуры нисколько не противоречит такому мнению. Представленные геометрически фонемы (оптимальное число их равно 2

, т. е. 4096) получают выражение в виде кубов, размещенных в данном гиперпространстве; каждая точка, помещенная в одном из кубов, соответствует некоторому состоянию системы, т. е. конкретной фонеме. Движение этой точки в описанном 12-мерном пространстве образует кривую, которая соответствует нормальной речевой последовательности.

Геометрическая модель фонологической системы, в отличие от матричного представления, упомянутого выше, имеет то преимущество, что она объемна. Однако если заданное гиперпространство фонем всегда позволяет перейти к речевой последовательности, обратный путь невозможен. Координатная структура невыводима из линейной организации фонем и поэтому в значительной степени специфична. Она не всегда дает нам ту картину внутренней организации системы фонем, которая нас интересует.

С другой стороны, самый тщательный дистрибутивный анализ линейных организаций тоже едва ли гарантирует успех в подобных разысканиях. Приверженцы такого анализа (главным образом, американские лингвисты) считают его единственным и универсальным; более того, он рассматривается ими как наиболее формальный. Однако, как справедливо замечает С. Базел [Ваzell 1954], метод Хэрриса не более формален, чем метод Якобсона.

В работах, посвященных дистрибутивному анализу, нередко недооценивается парадигматический анализ, исходящий из описания фонологических оппозиций, составляющих собственно структуру фонологического яруса языка. Характерно, что в книге Б. Нордьема [Nordhjem 1960], выдержанной в классическом дистрибутивном тоне с некоторой алгебраизацией в духе глоссематики, самая структура понимается как экономная транскрипция речевых последовательностей, записанная в виде формул сочетаемости фонем. Ряд американских лингвистов трактуют понятие структуры, отправляясь от принципов аксиоматической логики и математики, – достаточно вспомнить определения У. Престона или Ч. Хоккета [Hосkett 1957]. Между тем Ч. Пирс уже на заре века со всей определенностью говорил: «Существование есть такой способ бытия, который состоит в противопоставлении иному…»; «Вещь без оппозиции ipso facto не существует» [Pierse 1960: 248]. Развивая подобный взгляд на язык, Соссюр пришел к выводу, что в нем нет ничего, кроме различий; что весь механизм языка вращается вокруг тождеств и различий, причем, по мнению Соссюра, последние есть лишь обратная сторона первых. На некоторый диссонанс двух приведенных положений Соссюра как на внутреннее противоречие указал Э. Бейссанс [Вuyssens 1949: 8], ратующий за критерий тождества и попутно упрекающий Н. С. Трубецкого в невнимании к столь важному фактору, как формальное сходство. Не вступая на путь дискутирования проблемы тождества и различия, отметим, что, на наш взгляд, ни Трубецкой, ни Соссюр не заслуживают тех упреков, которые бросает им Э. Бейссанс; что же касается противоречия у Соссюра, то оно представляется скорее стилистической неточностью: следовало просто переставить слова «первые» и «последние», т. е. сказать, что тождества – это лишь обратная сторона различий, – и никакого недоразумения не возникло бы.

Дескриптивисты не учитывают также того факта, что в естественном восприятии речи, как об этом убедительно пишет Дж. Миллер [Miller 1956], мы пользуемся как сукцессивной, так и симультанной сверкой минимальных воспринимаемых сегментов речи, с целью уточнения и расширения довольно жестких границ, накладываемых неточностью наших абсолютных суждений о простых величинах. Иными словами, необходимость парадигматического верифицирования результатов линейного анализа заложена в самом функционировании мозга как воспринимающего и анализирующего устройства. Й. Вахек был первым, кто указал на принципиальную важность различения критериев сукцессивности и симультанности в фонологической комбинаторике [Vachek 1936: 6; далее – TCLP].

Необходимость парадигматического анализа по оппозициям не подлежит, таким образом, никакому сомнению. Поскольку язык есть прежде всего код, то, по остроумному заключению Р. Якобсона [Jakоbsоn 1962], всякая оппозиция есть не God-given truth и не hocus-pocus, а только code-given truth!

3. Всякая фонологическая классификация есть прежде всего классификация оппозиций. Всякая классификация может строиться по различным основаниям. Классификация, описанная С. Лущевской-Роман [Luszczewska-Romahnowa 1961], является классификацией, построенной на признаке расстояния. Пусть имеется система классов, представленная в виде дерева с тремя рангами: K

, K

, K

. Расстояние (d) между элементами x и y равно 0, если x ? K

и у ? K

, если x ? K

, y ? K

, но x ? K

и у ? K

; то d(х,у) = 1, и т. д. Если число рангов в пространстве классификации равно п, то возможное максимальное расстояние между х и у равно п – 1.

По-видимому, классификация, построенная на признаке расстояния, может быть применена при упорядочении системы фонем. При этом важно подчеркнуть, что признак расстояния сам по себе исключительно существен и может быть использован не только как основание классификации, но и как основание определения оппозиций и нейтрализации.

Как известно, в пражской фонологической традиции оппозиция определялась как фонологическая единица, способная выполнять дистинктивную функцию [Projet de terminologie… 1931], и хотя в последнее время среди пражцев бытует мнение о необходимости дополнить принцип дистинктивности анализом тождества [Trnka 1958], существо дела от этого не меняется. Функционализм Пражского лингвистического кружка, ставивший во главу угла семантический критерий различимости, давал достаточный повод для скептицизма, с особенной последовательностью разделяемого Д. Джоунзом [Jоnes 1931] и его школой: в действительности фонологическая оппозиция, не переставая быть оппозицией, не всегда служит показателем смысловой дифференциации слов; это касается прежде всего тех оппозиций, которые Трубецкой назвал косвенно-фонологическими [Trubetzkoy 1936]. Скептицизм этот, впрочем, не помешал Л. Ельмслеву облечь результаты функционального анализа фонем в форму строгого закона коммутации, связывающего два плана – выражение и содержание. Однако внимательный анализ концепций Соссюра и Трубецкого привел Э. Бейссанса к справедливому заключению, что существенность признака не является функцией связи фонемы с означаемым, но только фонемы с означающим [Buyssens 1949: 8]. В этом смысле можно сказать, что всякая фонологическая оппозиция есть косвенно-фонологическая, так как высказывания различаются прежде всего означающими, а уже это различие имеет соответствие в плане содержания. Такая постановка вопроса позволяет по-новому оценить значение фонологической правильности высказывания с точки зрения установления оппозиций: фонологически правильный текст является достаточным материалом для парадигматически ориентированного фонологического анализа. Этот вывод подтверждается и тем, что как фонологически правильные, так и грамматически правильные выходы являются следствием действия одних и тех же операторов в просодической модели синтеза, описание которой, впрочем, не входит в задачу настоящей работы.

4. В практике математического анализа текста нередко прибегают к понятию пространства сообщений, описываемого формулой Е = (n, U), где U – произвольный алфавит, n – длина слов в U [Шрейдер 1962]. Очевидно, что это пространство является n-мерным. Тогда для любых двух слов ? и ? можно определить расстояние ? (?, ?), которое равно числу позиций, в которых слова ? и ? имеют различные символы. Такая интерпретация некоторого текста имеет свои преимущества; единственным ограничением, предполагаемым ею и способным вызвать затруднения при анализе нормального (т. е. специально не пере-кодированного) текста на языке Li, является фиксированность глубины сообщения (под последним понимается слово в U ). Нас интересуют только случаи, когда ? = 1. Мы будем говорить, что в этом случае имеет место фонологическая оппозиция, реализующаяся в некоторой паре (?

, ?

).

Система оппозиций может быть упорядочена также по признаку расстояния, определяемого для точек n-мерного пространства (именно – 12-мерного); однако ввиду невозможности геометрического представления 12-мерного пространства упорядочение фонологических оппозиций может быть достигнуто в несколько этапов путем последовательного перебора нескольких трехмерных пространств. Каждая точка, определяемая тремя координатами, соответствует некоторой фонеме; расстояния между точками суть фонологические оппозиции. Двоичные формулы фонем фиксируют удаленность их друг от друга: расстояние между фонемами ?

и ?

определяется количеством различающихся позиций двоичных символов в формулах этих фонем. Так, если ?

= 001, ?

= 100, то ? (?

, ?

) = 2. В зависимости от того, является ли расстояние между точками минимальным, т. е. равным 1, или нет, оппозиции могут быть разделены на коррелятивные и некоррелятивные. Очевидно, что такая классификация будет отличаться от классификации Трубецкого, данной им в «Основах фонологии» [Трубецкой 1960], тем, что коррелятивные оппозиции, как наиболее важные, оказываются в центре внимания. Именно такого рода классификацию предложил А. А. Реформатский [1961]. В свете сказанного первоначальная классификация оппозиций, отраженная в Проекте 1930 г. (корреляции vs. дизъюнкции), едва ли может быть признана неадекватной.