Между закатом и явью

– Нет, не видели, – отозвался он.

– А ну, не врать! – мой кулак ударил по столу так, что кружки подскочили, —

– Драться-то, может, я и не умею, а вот в жабу превратить – это запросто!

– Ей-богу, не видели! – залепетал перепуганный парень, —

– Вот Джол, – он видел кое-кого. Чудом, говорит, жив остался. Мы тогда еще не поверили ему, посмеялись. Вы лучше у него поспрашивайте.

– Так. Где живет этот Джол? – я решительно поднялся. Времени терять было нельзя.

– На соседней улице. Третий дом… Да мы проводим! – спохватился рыжий, увидев мои нахмуренные брови.

И мы пошли.

Джол оказался плотным коротышкой с ухватками настоящего крестьянина. Лет ему было немногим больше, чем тем двоим. Парни вкратце посвятили его в суть дела и почтительно удалились, оставив нас наедине.

Я присел на дубовую колоду, жестом предложив приступить к рассказу, и Джол начал:

– Так вот, господин. В тот день я, как и собирался, запряг Мульяну, на рынок чтоб ехать. На рынке дела у меня были: кое-какой товар посмотреть, да мешка три картошки свезти на продажу…

– Нельзя ли поближе к сути? – перебил я.

– Так я ж и передаю самую суть, все по порядку, как было… Запряг я, значит, Мульяну…

Я сжал зубы и приготовился выслушать пространнейшее повествование с подробным перечислением всех действий, которые совершил в тот день мой достойный собеседник. Кое-как, с великим трудом, мы добрались до середины рассказа.

– …И аккурат у этого проклятого моста она встала. Она всегда там становится, когда от дома едем. В сторону дома – ничего, оно и понятно, всегда домой торопится. А вот наоборот… Я и угрожал, и уговаривал: «Мульяночка, милая…» А она стоит – и ни в какую! Что делать? – Слезаю с телеги, чтобы под уздцы ее перевести. И тут слышу – топот дикий. Едва успел посторониться – проскакал мимо меня всадник в черном, ну, из этих, вы знаете, господин, – он опасливо огляделся, —

– Их все больше сейчас появляется в наших местах. В шлеме шипастом, за спиной плащ, как из паутины. И духом таким нехорошим от него потянуло… А за ним – другой всадник на огромном коне вороном. Ох, и конь здоровущий! Копыта – как тарелка каждое. И на щите у рыцаря какой-то странный узор – не узор: цветы черные, вроде как. Шлем, словно зеркало, горит. А рука в перчатке стальной уже к мечу тянется… Прямо за мостом настиг он того, черного, и завязалась меж ними драка. Жестокая такая рубка. Я встал, как дурень, смотрю. А тут снова топот: еще четверо в черном летят, на подмогу, значит. Один как гаркнет: «С дороги!» И мечом меня по голове. Повезло, что плашмя. Но сознания я лишился. Не знаю, сколько так пролежал. Глаза открываю: моя Мульяна надо мной склонилась, мордой мягкой в лицо тычет: просыпайся, мол, хозяин, ехать пора. Я встал и сразу все вспомнил: и погоню дикую, и бой за мостом… Эх, неравная была битва, пятеро на одного. «Жалко парня», – подумал. Сел в телегу, вожжи подобрал; лошадка моя сама тронулась, без понукания. Переезжаю я мост – и что же я вижу? – Пять всадников черных изрубленные насмерть лежат! А того рыцаря на вороном коне не видать нигде и следа. Неужто уцелел он один против пятерых и всех пятерых положил? Что за диво? И пока я изумлялся так, вдруг трупы этих, – Джол сплюнул через плечо, —

– Начали таять, словно снег, постепенно в землю уходя. Мерзкое зрелище, честно признаюсь, господин. Только плащи от них и остались, да доспехи черные. Может, до сих пор там лежат. Да только мне лично неохота больше в ту сторону ездить. Я теперь другим путем, окружным, на рынок добираюсь. Так оно спокойней.

– Это она, – вполголоса произнес я, —

– Алиен. Только она могла…

– Что вы сказали, господин? Я недослышал.

– Ничего. Как давно это произошло?

– Давненько, – ответил Джол, —

– Месяца три, а то и все четыре тому.

– Место покажешь?

– Не хочется мне туда, по правде говоря. Но если господин…

В моей руке появилась серебряная монета, которая так же быстро исчезла в его кармане.

– Как угодно, господин. Сейчас едем?

– Да.

Когда мы добрались до моста, солнце потихоньку начало сползать к горизонту. Золотились ветви окрестных деревьев, и вокруг царила тишина – даже птиц не было слышно.

– Вот это место, – промолвил Джол полушепотом.

– Они дрались на том лугу? – я указал на противоположный берег.

– Ага. Только следов уже не видать. И доспехи пустые пропали…

– Да Бог с ними, с доспехами. Спасибо за помощь. Можешь ехать, Джол.

– Вам спасибо, господин, – ответил он, низко кланяясь и принимая у меня из рук еще одну монету, —

– Коли понадоблюсь – всегда обращайтесь.

– Хорошо-хорошо. Давай, езжай.

Он не заставил себя просить дважды, и нахлестывая свою каурую лошадку, порысил подальше от мрачного места.

Я переехал бревенчатый мост и огляделся. Конечно, следов никаких не осталось, да и не могло остаться: слишком много времени прошло. Высокая трава волной охватила мои ноги, едва я соскочил с седла. Оставив повод на шее лошади, я распустил подпруги: пусть попасется, ведь здесь придется провести, возможно, не один час. Затем я лег на землю посреди густого зеленого ковра и, раскинув руки, стал смотреть в беспредельное небо, которое постепенно заполнило собой все вокруг. Я вбирал в себя окружающие запахи и звуки, и воздух вибрировал, словно струна, над моей головой. Я спрашивал землю, я спрашивал траву, я спрашивал синий ветер – и ждал ответа, ощущая себя открытой страницей. Понемногу некие образы, будто краткие вспышки сознания, начали мелькать перед моими замершими зрачками. Они больно ударяли, как ударяет молния, озаряя все вокруг на доли секунды. Я видел бой; видел искры в перекрестье мечей, брызги крови, разлетающиеся наподобие бьющего из-под земли родника; я слышал смерть, ее неутоленный шепот, последние хрипы, скрежет металла сокрушенного доспеха, проклятье, не успевшее произнестись и оборвавшееся на черных губах; и боевой клич – дикий, пронзительный – безумную радость отчаянной победы.

Но этого было мало. Я спрашивал снова и снова, врастая корнями в землю и вытягиваясь ветвями к облакам. «Где?» «Куда?» Вопросы мои, подхваченные безмолвием, словно хлопья пыли, уносились прочь, в сумрачную пустоту. И я видел бег огромного вороного коня, пряди его развевающейся гривы, и – совсем мельком – руку в железной перчатке, сжимающую потертый повод. Я слышал глухой топот тяжелых копыт, что украшены были серебряными лунами подков, прерывистое лошадиное дыхание и бряцанье доспехов. Конь уносил ее от меня. «Куда?» «Где?» И, наконец, новая картина медленно всплыла перед моим внутренним взором, проявляясь постепенно, словно специально давая возможность оглядеть и запомнить ее всю: золотистые сосны-струны, устремленные ввысь, дальше – маленькая изба с алыми петушками на ставнях, два дуба-стражника вместо ворот и журчащий у самых корней веселый родник.

Крепко зажмуриваю глаза, чтобы надежней запечатать в памяти этот образ. «Спасибо», – говорю затем в звенящую вокруг меня пустоту. «Спасибо», – и чувствую, как голос мой дрожит от усталости.

Утро следующего дня застало меня в лесу, не таком великолепном и солнечном, как тот, что привиделся мне, но с такими же высокими соснами, насквозь пронизанными светом. Джокер ровной рысью нес меня по утрамбованной временем дороге, и четкий ритм его копыт гулко отдавался окрест.

Я все еще не знал направления поиска, даже приблизительного. Все, что у меня имелось – череда неясных образов-видений, местами настолько смутных, что невозможно и распознать. И все же я не терял надежды. Чутье редко подводило меня – ведь у меня чутье птицы, вольного охотника, и я всегда доверял ему. Оно и сейчас пришло мне на помощь, подсказав, что опасность близка.

Сейчас… Сосредоточившись на происходящем вокруг, я мысленно протянул тоненькую серебряную нить. Она раскручивалась, сплеталась, наподобие паучьей сети, пронизывала воздух, невидимая ни для кого, и, не встречая препятствий, плавно опадала на землю. Но вот – стоп! – Кто-то, кажется, попался в мою паутину. Один, два, три неясных силуэта распластались у обочины, серые, как тени. Они не знали, что я их обнаружил, и продолжали скрываться в засаде. Я, как ни в чем не бывало, продолжал двигаться дальше, сохраняя полную расслабленность во всей позе, как будто ничего подозрительного и не заметил. Между тем, нужные заклинания медленно всплывали из глубины. Сейчас я вам покажу, как связываться с магом моего уровня!

Я приблизился к опасному месту. Заклинания крепли, обретая почти вещественную форму, и форма эта была огонь – почти самое действенное средство против всякой нечисти. Неожиданно – это они так думали, что неожиданно – серые фигуры скользнули на дорогу и начали материализацию. Возникло впечатление, будто клубящийся черный дым медленно густел вокруг жестких скелетов. И единственной четкой деталью в этом дыму были горящие желтой яростью глаза с вертикальными зрачками. Но с моей ладони, поднятой вверх, ударило алое пламя, и один из них не успел закончить материализацию. Два других бросились в противоположные стороны, и луч лишь понапрасну взбил пыль на дороге. Отскочив, они начали атаку с обеих сторон – весьма продуманная тактика! – и действовали, надо сказать, весьма слаженно, почти синхронно. Я пришпорил Джокера, и он, взвизгнув, совершил отчаянный прыжок вперед, едва успев выскользнуть из протянутых скрюченных лап. Я обернулся. Теперь в моей руке оказался посох. Все! Вам конец!

Используя посох, словно обычную дубину, я с размаху ударил одного из монстров по уродливой голове. В тот же самый момент второму достался такой магический разряд, еще усиленный ударом, что распылил его на мелкие частицы, которые, кружась, осели на дорогу, будто частички сажи. Оставшийся в живых взвыл, тряся косматой башкой. Видимо, и ему крепко перепало. Что еще раз доказывает: даже простая дубина в руках умелого мастера может послужить отличным оружием против всяческого рода подземных тварей.

У монстра за спиной вдруг начали расти крылья. Стоп! Так мы не договаривались. Голова, говоришь, у тебя болит? Я перехватил посох в другую руку. Сейчас мы ее вылечим!

Тело чудовища постепенно приняло змеевидную форму. Оно взмахнуло новообретенными перепончатыми крыльями, пытаясь взлететь, и потянулось всей своей длинной шеей ко мне. Я увернулся и снова ударил посохом. Нас окутало зеленоватое сияние. Голова на перебитой шее в последнем, отчаянном усилии изогнулась ко мне и успела цапнуть кривыми зубами чуть повыше локтя. Боль пронизала руку, но и монстр был уже не жильцом (если их существование вообще можно назвать жизнью). Он повалился на землю, распадаясь на куски, становясь дымом, тая и исчезая – как происходит с ними со всеми в подобных случаях. На дороге остался я один, верхом на всхрапывающем от ужаса коне, бока которого покрыли клочья пены. «Что же ты, – сказал я ему, – уже пора бы и привыкнуть! Все-таки твой хозяин – маг, так что это не первые и не последние монстры в твоей жизни». Джокер все еще мелко вздрагивал, словно от комариных укусов, и краем глаза следил, как я перематываю лоскутом раненую руку. Ничего! Яд обезврежен, а царапины, хоть и глубокие, со временем зарастут. Моим врагам пришлось гораздо хуже.

Тьма, и в самом деле, сгущается над миром – я ничуть не преувеличиваю, говоря об этом. Все больше подземных созданий выходит наружу, все чаще встречаются таинственные всадники в паутинных плащах, принося с собой смерть, все больше черных птиц слетается из-за далеких гор – тех самых гор, откуда вот-вот хлынет мгла, готовая поглотить собою землю. Самые уродливые и жестокие порождения ночи появляются неизвестно откуда, безжалостно убивая и сея страх.

Равновесие нарушено, и чтобы его восстановить требуется слишком многое. Я не знаю, возможно ли это вообще. Но мир меняется, становясь чужим. В упадок приходят золотые города, исчезают с лица земли волшебные леса, реки становятся мутными и отравленными. Даже небо уже не такое голубое, как прежде. Скоро всему придет конец… Если, конечно, прежде не случится что-то, способное сместить чашу весов, уже застывшую над пропастью.

Имеет ли смысл на фоне заката гибнущего мира думать о собственных потерях? – Откуда мне знать! Возможно, и не имеет. И все же я иду, бегу по стертым следам, чтобы отыскать тебя, Алиен, чтобы спросить, хотя бы перед самым концом вселенной: «Что изменилось в твоей душе?!!»