Спокойных дней не будет. Книга I. Не в этой жизни

Какой-то прыщавый юнец, одержимый гормонами, – и его Соня! Он захотел, и она разрешила! Для большинства все так просто – протянуть руку и взять. А ему запрещено даже мечтать! Он обречен похоронить свое желание под грузом вековой морали.

– Ты помнишь, как в первый раз целовался?

И хотя ее вопрос требовал ответа, она не стала дожидаться, когда он заговорит, и заспешила дальше в своем рассказе, а он стиснул зубы в бессильной ярости и собрал в кулак край простыни. Ему не позволено ревновать девочку, которую он вырастил, как собственную дочь, и невозможно не ревновать женщину, которую он желает!

Длинные Сонины волосы, тонко пахнущие жасмином, красно-золотыми нитями поблескивали в свете ночника, задумчивые пальцы перебирали пуговицы на его рубашке, и эти легкие касания отдавались в нем покалыванием тысяч иголочек.

Недавно ему исполнилось сорок три. Он был женат на неглупой и красивой женщине, которая подарила ему двоих детей. Дочь Марина, самоуверенная и властная, заканчивала учебу в Англии и вскоре должна была вернуться домой дипломированным экономистом. Сына Левушку родители послали в Австрию овладевать тонкостями юриспруденции, подальше от военкомата и бездумных развлечений в компании молодых повес. И хотя старшие дети еще не были вполне самостоятельными, их судьба не вызывала у него беспокойства.

Другое дело Соня. Самая младшая, самая любимая. Он никогда не заглядывался на вертихвосток, подобно его ровесникам, успевшим за разрушительную смутную пятилетку, названную созидательным словом «перестройка», неоднократно развестись и снова жениться на едва оперившихся девчонках. А он тянул лямку бизнеса и не особенно жаловал юных секретарш и фотомоделей. В короткие часы отдыха его навещали знающие себе цену взрослые женщины, которых хотелось не любить, а иметь в своей коллекции. И только Соня, почти дитя, в свой десятый школьный год пробудила в нем не просто желание, но чувства, похороненные на долгие годы.

В последнее время они виделись редко, иначе близкие давно бы заметили, какими глазами он следит за своей воспитанницей. Осознавала ли сама Соня произошедшие в них обоих перемены? Она, как прежде, по-детски льнула к нему и с восторгом ловила каждое его слово. Когда он возвращался домой в урочное время, она проскальзывала в его кабинет с рассказами о прошедшем дне и не хотела засыпать, пока он не пожелает ей доброй ночи. За порогом ее спальни Илья все чаще вздыхал о том, как жестоко обходится с ним жизнь, соблазняя не родственными чувствами к этой девочке.

Сонин рассказ о мальчишке, с которым она целовалась, вызвал в нем болезненную вспышку собственничества. Невозможно было одновременно контролировать свои руки, готовые в любую секунду выйти из повиновения и сжать в объятиях доверчиво прильнувшую к нему девушку, и напоминать себе, что, когда она договорит, он выйдет за дверь и проведет остаток ночи с мыслями о несбыточном.

– Но я думаю, что никого не сумею полюбить, как тебя. – Нехитрое признание без труда пробило брешь в старательно возводимой им крепостной стене. – Илюша, ты слушаешь меня? Ты не со мной?

Он отчаянно пытался собраться с мыслями, когда удивленная его молчанием Соня заглянула ему в лицо. А он был настолько с ней, что признаться в этом не мог даже себе. Мучимый стыдом и вожделением, он подозревал, что сейчас она обо всем догадается и с отвращением оттолкнет его. Но она встретила его лихорадочный взгляд и придвинулась так близко, что он губами мог поймать ее вздох, услышать взволнованный стук сердца.

– Ты ведь тоже любишь меня?

– Конечно.

Ее заговорщицкий шепот был похож на игру. Илья натянутой улыбкой и отеческим взглядом попробовал вернуть им прежние отношения отца и дочери, но Соня покачала головой, отметая шутливый тон. Она искала в его лице ответное чувство, и в глубине ее возбужденно блестевших зрачков, уже не таясь, светилась надежда.

– Как женщину?

– Софья, что за ребячество! Это противоестественно!

Он с безрассудством грешника выдал свои сокровенные мысли и теперь уже всерьез испугался и вновь сделал попытку отвести ее руки.

– Любовь не бывает противоестественной! – выкрикнула она в запале.

Ночник мягкой кистью света обвел его профиль, сгладил твердую линию рта и прорезавшие лоб морщины. Соня смотрела во все глаза, как сильный мужчина подыскивал слова, чтобы раз и навсегда поставить точку в обсуждении этой темы. Но слова не нашлись.

– Что ты читаешь? – после затянувшейся паузы невпопад спросил он, уводя разговор от бездонной пропасти, и Соня неожиданно залилась краской.

Толстая книжка в самодельном переплете лежала корешком к кровати, и Илье удалось прочесть кривовато наклеенное имя автора. Генри Миллер.

– Это «Тропик Рака». Одна из самых скандальных книг двадцатого века. – Девушка раскрыла грубый переплет и несколько секунд водила пальцем над строчками, словно искала и не находила опровержение сложившейся репутации романа. – Тебе такое не понравится.

Ее самоуверенное заключение напомнило Илье, что он почти ничего не знает о выросшей Соне. Чем она живет изо дня в день? Что читает? С кем дружит за пределами дома?

– Что там? Грязь и наркотики?

– Как тебе сказать, – уклонилась от ответа вчерашняя школьница и опустила голову.

– Черт возьми, Софья, где ты берешь такую мерзость?! И куда смотрит Роза? В доме пылится целая библиотека, а ты читаешь черт знает что! – Илья выдернул книгу из Сониных пальцев и швырнул об пол, вымещая на гадкой книжонке свою тоску и бессилие. – Если я еще раз увижу!..

– Это всего лишь чужие мысли на бумаге! – Соня рванулась, чтобы поднять раскрывшийся при падении «Тропик Рака». – Дикарь! Тебя в детстве не учили обращаться с книгами?!

– Замолчи!

Он попытался вразумить ее строгим окриком, но натолкнулся на отчаянное сопротивление взбунтовавшейся девчонки и живо представил, как на шум сбегутся домочадцы, и бог весть что подумают, обнаружив его в Сониной кровати.

– Разве книга виновата?

– Перестань орать, как на пожаре!

– Если ты зол на меня, так и скажи! Не надо вымещать раздражение на моих вещах!

– При чем тут твои вещи!

– Думаешь, я не понимаю? Ты взбесился, потому что испугался правды! Потому что не смеешь…

С лицом разъяренной фурии она оттолкнула его и не закончила фразу, но он прекрасно понял, о чем речь.

– Заткнись, я сказал!

В последний миг он еле сдержался, чтобы не влепить ей отрезвляющую пощечину. Но Соня, верно угадавшая его порыв, отшатнулась и инстинктивно закрылась локтем.

– Ты не посмеешь ударить меня! Убирайся!

– Ты мне приказываешь?

– Тогда я уйду сама!

Она подтянула вверх сползающую с груди сорочку и попыталась сбежать с поля битвы. Но он не мог позволить ей разнести скандал по дому.

– Софья, остановись!

Злость на девчонку, рискнувшую помериться с ним силой, полыхнула, как костер на ветру. Позабыв о последствиях, Илья бросил невесомое тело на середину кровати и подмял под себя.

– Убирайся! Не трогай! – Она забилась, как птица в силке, и в следующий миг запричитала: – Пусти! Мне больно.

Он с запозданием осознал, что в пылу борьбы оказался в непозволительной близости. И, неотвратимо погружаясь в грозовую глубину ее глаз, в следующую минуту утратил контроль, прижался губами к губам, принялся целовать ее ресницы, виски, щеки, не желая вспоминать, что назад дороги не будет, что каждое прикосновение становится непоправимым. И когда нетерпеливые пальцы потянули вниз эфемерную ткань, и поцелуи спустились по выгнутой шее к плечу, Соня испугалась, зашептала запоздалое «нет, что ты!», но в следующую минуту прижала к себе его голову и закрыла глаза, следуя за соловьиным безумием ночи. Она трепетала, как листья под ветром, и он словно наяву попал в свой сон, где всегда был осторожным, первым и единственным, тем самым, о ком она мечтала и кого станет любить и желать всегда. Сквозь марево страсти до него доносился ее шепот.

– Милый мой, любимый, чего ты ждешь!..

Его руки все еще комкали красный шелк, но осознание неизбежного краха прорывалось сквозь сплошную огненную пелену и медленно возвращало в тишину уснувшего дома.

– Возьми меня, – молила Соня, и Илья в смятении замер над ней, как хищная птица перед стремительным падением с высоты.

Магия ночи раскололась надвое и исчезла с первым лучом солнца, проникшего сквозь щель в шторах. «Не сегодня, – насмешливо хихикнул жестокий бес. – Ты ведь чуть не сделал это!» Мужчина зажмурился, ослепленный болью в груди, и краем одеяла прикрыл Сонину наготу.

– Илья?..

– Я не могу. Мы не можем.