Спокойных дней не будет. Книга I. Не в этой жизни

«Но стоит ей только попросить, просто обнять, и ты снова окажешься на пороге своего рая. Или ада?» Илья отодвинулся и в бессильной злобе на себя и на весь мир стиснул кулаки.

– Бедный мой! – Она вернула сорочку на место и протянула руку, чтобы прикоснуться к нему, но не посмела и только посмотрела с горечью и сожалением. – Я столько раз представляла, что ты не мой брат. Что однажды ты придешь и станешь меня ласкать и целовать, как сейчас. – Он сжался, не желая снова отдаться во власть ее голоса и дать волю чувствам и рукам. – Что бы ни случилось, я буду тебя любить. И если когда-нибудь мне встретится мужчина, похожий на тебя…

В свои семнадцать она витала в облаках и ждала принца, пока ее ровесницы меняли партнеров и знали о сексе больше, чем их родители. Он разрушил хрустальный мир ее чувств, и теперь она готова была по-книжному пожертвовать собой во имя его спокойствия и благополучия. Он мысленно проклял себя и за опрометчивые поцелуи, и за то, что не пошел дальше поцелуев.

– Иди, Илюша! – попросила девушка и вытерла тыльной стороной ладони льющиеся по щекам слезы.

Он повиновался, как провинившийся пес, поднял с пола книжку с загнувшимися страницами, расправил их и бережно положил скандальные признания Миллера в изголовье ее кровати.

– Спокойной ночи, Соня!

Она кивнула, сдерживая рыдания, и в закрывающуюся дверь он увидел, как она прижимает к груди злополучный «Тропик Рака», а упавшие на лицо волосы не могут скрыть ее безутешные слезы. И впервые в жизни у него не хватило мужества и мудрости быть ей отцом.

До того, как перебраться всей семьей в Москву, они прожили в этом городе за Уральскими горами почти двенадцать лет. Там у Розы все еще оставались подруги молодости, у Сони – смутные воспоминания детства, а у самого господина Билецкого – градообразующий комбинат, который и заложил основу интенсивно растущего бизнеса. Помимо комбината в далекой Сибири на него трудились полтора десятка заводов помельче, но комбинат был первой ласточкой и вызывал у президента холдинга особые чувства.

В этот раз Илья ехал на производство с проверкой. Грядущая реструктуризация требовала его личного присутствия. Заместителям, менеджерам среднего звена и прочей шушере он мог верить лишь до определенной черты. А доверял только себе. Команда европейских консультантов три месяца трудилась над рекомендациями, и перед тем, как вынести вопрос о реструктуризации на совет директоров, ему нужно было самому познакомиться с обстановкой, царящей в цехах, в конторе и в городе. Он рассчитывал на поддержку из-за границы и, несмотря на проблемы со здоровьем, которые периодически давали о себе знать, предпочитал вникать во все серьезные вопросы, не оставляя прощелыгам всех мастей ни единого шанса нагреть руки на его бизнесе.

Роза, конечно, увязалась за ним не по велению сердца. Во-первых, у одной из ее подружек, которых он уже много лет на дух не выносил, намечался юбилей. Очередное двадцатипятилетие, которое не могла пропустить его жена. А во-вторых, их семейная жизнь в последнее время не выдерживала никакой критики. Илья без малейших угрызений совести тратил редкие свободные часы на женщин, слетающихся на его финансовые успехи, как лесные птицы к зимней кормушке. Он не афишировал свои похождения, но и не делал из них тайны, и неглупая Роза изредка для проформы устраивала ему скандалы, не выходя за рамки приличий. Неделю назад она заехала в офис и обнаружила в комнате отдыха на задворках его кабинета дорогое дамское белье в шикарной упаковке на три размера меньше ее собственного, и предположила, что его обладательница жаждет сопровождать ее мужа в долгой командировке. В ее мире было много печальных примеров, когда его приятели, взлетевшие до финансовых или политических высот, меняли проверенных жен на длинноногих манекенщиц и секретарш. Роза была умна и практична и не могла позволить своей семье плыть по течению непредсказуемых желаний мужа. Ее целью было обеспечить себе и детям безбедное будущее, а достижение этой цели требовало сохранения стабильности порядком надоевшего брака. Она злилась на мужа, но утешалась тем, что жертвует собой ради детей. Иначе, что бы еще заставило ее оставаться рядом с человеком, который манкировал супружескими обязанностями, отдыхая в объятиях худосочных шлюх?

Самолет неуклюже оторвался от земли и, взмыв над аэродромом, начал набирать высоту. Если Илья и обратил внимание на неаккуратность взлета, то виду не подал, а Роза недовольно качнула головой и посмотрела на побледневшую Соню, которую затошнило от нарастающего гула двигателей и вида ушедшей вниз земли. Растянутый кем-то очень толстым, Сонин ремень безопасности мертвой змеей лежал на ее коленях.

– Сколько нам лететь? – спросила она у брата.

– Долго. – Он сосредоточенно листал толстую папку с бумагами. – Успеешь поспать.

– Не люблю самолеты. – Девушка демонстративно вздохнула и взялась заплетать кончик косы. – Меня укачивает.

– Съешь конфету. Вызови стюардессу, она принесет, – рассеянно предложил Илья, не отрываясь от документов, и она с укором покосилась на его сосредоточенный профиль и снова нарочито громко вздохнула.

– Не хочу конфету. Посмотри, какие облака!

– Софья! – Илья на секунду перевел на нее отсутствующий взгляд и снова уткнулся в бумаги. – Я все еще занят.

Но Соня поспешила продеть руку под его локоть, радуясь уже тому, что смогла привлечь внимание брата.

– Успеешь еще поработать. А пока можешь немного расслабиться. Поговори со мной.

– Я не могу расслабиться, будто ты не понимаешь. – Он быстро потерял терпение от ее упрямой назойливости. – Почитай что-нибудь, послушай музыку. Главное, не лезь ко мне с глупостями. Иначе я пересяду.

– Да, пожалуйста, я тебя не держу!

Соня шмыгнула носом и обиженно отвернулась. Подсвеченные алым облака, покрывающие небо до самого горизонта, в тот момент показались ей нестерпимо приторными, как сахарная вата. Лучшим выходом было уснуть, чтобы не видеть ни однообразного пейзажа за окном, ни соседа слева, уткнувшегося в свою папку.

В кресле напротив Роза с ручкой в руке листала модный журнал. Соня краем глаза заглянула в бумаги Ильи, увидела колонку цифр в обрамлении сплошного текста и поморщилась. Работа, только работа – жена и любовница в одном лице.

Услужливая стюардесса предложила ей соки и алкоголь. Соня с удовольствием пропустила бы стаканчик французской шипучки, просто так, назло брату, но попросить не рискнула.

Илья потребовал коньяк и кофе и с вожделением посмотрел куда-то в район соблазнительных коленей бортпроводницы. Соня с досадой закрыла глаза, проклиная самолеты и улыбчивых длинноногих красавиц, которые так и рвались ему угодить. А еще через десять минут, мучимая ревностью и обидой, она задремала, и ее голова невольно склонилась к брату на плечо. Он повернулся, чтобы сообщить, что работает и не может поддерживать светскую болтовню, но она безмятежно спала, по-детски приоткрыв рот.

Роза все еще листала журнал, иллюминатор был намертво заклеен белой пеленой облаков, и Илья опустился ниже в своем кресле, подставив девушке плечо, закрылся финансовым отчетом и предался мыслям, которые в присутствии Розы казались особенно порочными. Мыслям о спящей рядом Соне.

Глава 1. Намерение жениться

Врачи настойчиво рекомендовали Илье не злоупотреблять алкоголем. Но при том обилии спиртного и закуски, которое было выставлено к ужину, удержаться и не пропустить пару рюмочек не представлялось возможным. А там и третью, и пошло-поехало.

Николай Кондратьев, не сдерживаемый медицинскими противопоказаниями, напился стремительно, хотя и убеждал себя, что держит ситуацию под контролем. А вот его недавний пациент обязан соблюдать строжайшую диету в отношении алкоголя. И, кстати, в отношении женщин. Особенно в отношении женщин. Если, конечно, не торопится умереть в чужой постели, оставив безутешную вдову и двоих вполне самостоятельных детей. Но, судя по размаху планов, бурно обсужденных час назад не без содействия французского коньяка, ему еще жить да жить. Пожалуй, и двух жизней не хватит. Хотя у господина Билецкого есть, кому передать месторождения, заводы и офисы. А у него совсем никого. И передавать нечего. Ни докторскую степень, ни кафедру, ни высокую должность в клинике в завещание не внесешь. А двухкомнатная квартира… Да и шут с ней! Пусть государство, которое не может обеспечить врачу с мировым именем достойного существования, подавится своей жалкой недвижимостью.

Вот Илья живет на всю катушку. Где у него резиденция? В Цюрихе, кажется, или в Женеве? Теперь уже и не вспомнить. Но если посмотреть с другой стороны: дело огромное, а мотор барахлит. Полтора года назад прямо на комбинате Илью так зацепило, что думали: не успеет напоследок с семьей повидаться. Засуетились шустрые адвокаты, из Москвы прилетели стервятники-партнеры. Но мужик оказался цепкий. Хотел им всем что-то доказать. И тут подвернулся Николай Николаевич Кондратьев – известный профессор, а здесь, в глубинке, так и вовсе звезда первой величины.

Этого пациента профессор Кондратьев оперировал сам. Случай был не особенно сложный, но запущенный, потому что бизнесмен лечиться не умел и не любил. Но в прятки со смертью не поиграешь. Время было на исходе, и под нож пришлось ложиться экстренно.

Они сдружились как-то сразу. Так бывает: входишь в палату к почти незнакомому человеку, здороваешься, садишься напротив: «Как самочувствие, голубчик? Как спалось в нашем люксе?» И вдруг понимаешь, что этот человек – свой. В глубине души разливается странное волнение. Ищешь ответ глазами, вслушиваешься в незначительное, случайно оброненное слово. Но нет никакого объяснения, просто знаешь, свой – и точка!

И надо же было совпасть сразу нескольким случайностям: они одногодки, оба родились в Киеве и к середине жизни перебрались в Сибирь. Один ехал лечить, другой – строить и руководить. У одного с собой были золотые руки, к другому золото потекло рекой. Доктор полмира объехал. Конференции, форумы, университеты. А к президенту холдинга иностранные партнеры через секретаршу на прием записывались.

И вот теперь они втроем с «Наполеоном» сидят в его особняке, где комнат, как в Эрмитаже, не счесть, и говорят без умолку. Как мальчишки. Словно нет у каждого за спиной почти пятидесятилетнего груза.

– Пожалуй, мне уже пора, – взглянув на старые «командирские» часы, Николай сделал безуспешную попытку встать.

– Хорошо, что встретились, Коля. А то я все в разъездах. Может, чаю? – снова вспомнил о гостеприимстве Илья и, не позволив доктору опомниться и завершить вечер вежливым отказом, позвал куда-то в темноту коридора: – Соня, подай нам чаю!

Николай обернулся к двери, уверенный, что в доме они весь вечер были одни. И тогда словно по мановению волшебной палочки вдалеке появилась таинственная незнакомка, будто давно ждала за дверью с подносом в руках. Над тонкими фарфоровыми чашками поднимался серебристой струйкой пар, в такт шагам мелодично звякала серебряная ложечка, и ажурное блюдце вспыхивало влажными кружками лимона. Соня неспешно двигалась вдоль стола, но ее образ не становился четче. «Похоже, коварный французишко „Наполеон“ вступает в битву с грубой материей, – подумал заинтригованный гость. – Этакое химическое Ватерлоо».

Казалось, невысокая Соня вся состояла из длинных штрихов. Стройные колени были целомудренно прикрыты светло-серой юбкой, длинные пальцы сжимали края подноса, за плечами в такт шагам покачивались черные косы. В наше-то время – косы?

Она приблизилась, бросила на хозяина вопросительный взгляд и, расценив его короткий кивок, как одобрение, наклонилась к гостю с вопросом:

– Вам чаю с сахаром?

Он поспешил кивнуть, глядя на нее во все глаза, словно завороженный. Сонины ресницы трепетали диковинными бабочками, шея плавно изогнулась, а изящная золотая цепочка с маленьким жемчужным кулоном почти коснулась белоснежной скатерти. Вдоль щеки скользнула вьющаяся пружинкой прядь. Девушка привычным жестом заправила ее за ухо и выпрямилась, устремив взгляд мимо доктора на Илью. Тот подбородком указал на гостя, и Соня опять повернулась к нему.

– Лимон?

– Да, – охрипшим от волнения голосом согласился профессор, но вовремя спохватился: – То есть, нет, спасибо.

Соня покосилась на хозяина дома, убрала руки за спину и застыла неподвижной статуей возле стола.

– Иди к себе, – милостиво позволил тот, и девушка, прихватив поднос, направилась к выходу, провожаемая взглядами обоих мужчин.

Едва она скрылась за дверью, изрядно набравшийся Николай возбужденно заерзал в кресле.

– И каково завалить такую?..

Серебряная ложечка хозяина вызывающе громко звякнула о фарфор и соскользнула с края блюдца на скатерть. Илья, обжигаясь, громко отхлебнул из чашки.

– Забудь. Не твоего поля ягода.

Николай понимал всю абсурдность своих притязаний, но притормозить не мог. В его одурманенной голове никак не складывался четкий образ девушки. Вся она, похожая на незаконченный рисунок мастера далекой эпохи, была написана одними штрихами. Легкий набросок, игра теней. Возможно, на трезвую голову он бы и не взглянул в ее сторону. Но когда еще его голова протрезвеет.