Зови меня Шинигами. Дикая охота

Кто-то перехватил её на полпути. Опять поймал за руку, стиснул запястье. Кира рассерженно вскрикнула, стремительно развернулась, готовясь ударить.

– Кир! Что тут происходит? – выпалил скороговоркой Вит. – Как такое возможно?

– Не знаю! Я ничего не знаю! Просто уйдём отсюда. – Почти сорвалась на истерику. – Пожалуйста! Уйдём отсюда скорее.

– Ага. Конечно. Как скажешь, – бормотал Вит, пока они протискивались сквозь тугие двери, потом шагали быстро, не выбирая направления, просто прочь от вокзала.

Кирину руку он не отпускал, выглядел растерянным и даже немного напуганным. Наверное, жалел, что ввязался в историю, согласился помогать Кире. Он же всю жизнь – только сам за себя.

Остановились в маленьком скверике. Кира увидела скамейку и не удержалась, села, почти упала, крепко ухватилась за деревянный край сиденья.

Так легче, когда под руками твёрдая опора. Вцепишься, сожмёшь пальцы, иногда до боли, и сразу осознаешь, что чувствуешь, что силы есть, что живая. И сотрясающая тело дрожь уходит в неподвижный предмет и в нём исчезает. А Киру ещё как колотило. Словно она – одно большое сердце, резкими толчками выбрасывающее наружу недавно пережитое.

Вит тоже уселся на лавочку, на расстоянии. Сначала молчал, больше осматривался по сторонам, но потом всё-таки развернулся к Кире, заговорил:

– Я так и не понял толком, что там случилось. Почему он загорелся?

Кира качнулась вперёд и повторила несколько раз, как защитный заговор, боясь всё-таки закатить истерику:

– Я не знаю. Не знаю. Не знаю. – Немного успокоилась и объяснила: – Он подошёл сзади, схватил за руку. Ничего не сказал, что ему надо, но не отпускал. Потом огоньки появились. И я поняла, поняла, что он меня сжечь хочет. Я чувствовала, как загораюсь внутри. А потом… потом он сам вспыхнул, а я – нет. Всё прошло. Не знаю, не знаю, почему.

– Странно, – Вит тоже не смог придумать ничего толкового, только добавил загадочности: – Чтобы вот так, когда куча народа кругом.

И опять замолчал, только смотрел на Киру. Не решался произнести вслух, что хотел. Но Кира и без слов понимала. Ей Ши недавно коротко и доходчиво объяснил, что самое лучшее для неё: никуда не лезть, забыть и жить спокойно. Но она влезла. Её всегда не туда тянет. И, похоже, ещё до того, как Ши её предупредил.

Опоздал он со своими разумными мыслями. И Вит опоздал с красноречивыми взглядами.

Кира совершила ошибку уже тогда, когда заново узнала о своём ребёнке, когда принялась разыскивать Ши. Её бы не трогали, если бы она по-прежнему ничего не помнила. А теперь её осведомлённость – как смертный приговор. Тот, что обжалованью не подлежит.

И Вит всё понимает, и она сама понимает.

Дома не спасёшься, её и там найдут. В возвращении нет смысла. Он как раз в невозвращении. Чтобы родителей не вмешивать, не подвергать опасности. Остаётся либо прятаться, где угодно, лишь бы не дома, либо продолжить с упёртостью осла задуманные поиски. Всё лучше, чем отсиживать без действий.

Но Вит выбрал другой вариант. По крайней мере на первое время.

– Нам бы переждать пару дней в надёжном месте.

Он тоже любил откладывать важные решения. И Кира не торопилась, потому что не знала она, что дальше делать.

– В надёжном? Ты знаешь такое?

– Ну-у-у, – протянул Вит неопределённо.

– Считай, что да? – закончила за него Кира.

Забавно не получилось. Вит грустно скривился вместо того, чтобы улыбнуться, а сама Кира разочарованно вздохнула. Распрямила спину, наконец-то отцепила пальцы от скамейки. Вроде держится и без опоры. Приподняла руки, обхватила одной другую. Как раз левое запястье, которое недавно сжимал двуликий. И, видимо, не случайным оказалось движение.

Сразу несколько ощущений. Горячо, немного больно. Сухо, бугристо и шершаво под подушечками пальцев.

Сначала почувствовала, потом увидела: запястье опоясывал уродливый багровый шрам. Как от давнего сильного ожога. Будто он действительно существовал – раскалённый браслет, мгновенно вплавившийся в кожу.

Глава 8. Ангел с пришитыми крыльями

Вит, как пообещал, вёл Киру в надёжное место. Что оно из себя представляет, не стал рассказывать, а Кира и не спрашивала. Прочно в ней засело внушённое правило, в ответ на любое требование подробностей и описаний она всё равно услышит: «Сама увидишь». Когда придёт время. Но где-то на полпути Вит озадачил неожиданным вопросом:

– Ты можешь, как Ши? Минимум слов, минимум эмоций.

Странное требование. Самые невероятные предположения сразу лезут в голову. Ещё и не оформились ясно, а уже тревожат.

– Почему?

– Там поймёшь. – И Вит туда же. Даже не удивительно и не смешно. – Просто – держи лицо. И язык за зубами. – Он вперил суровый оценивающий взгляд в Киру, а у самого физиономия выражает одно сплошное сомнение. По максимуму.

– Попробую, – не пообещала, просто сказала она, словно отмахнулась.

Надоели уже тайны и секреты. И глупая многозначительность. И предполагать больше ничего не хочется. А Вит завёл в какое-то подозрительное место: кусок чужого пространства, неизвестно откуда взявшийся посреди города, словно выкроенный из другой реальности, другого времени.

На газонах трава по пояс, асфальт в выбоинах и трещинах, не дома, а старые развалюхи. Иллюстрация к постапокалипсису.

Здесь и людей-то живых, наверное, не осталось. Или есть?

На натянутой между двух берёз верёвке сушилось бельё. Из открытой форточки на первом этаже ближайшего барака выпрыгнула кошка, без боязни, прямо вниз, на землю, в метровые заросли крапивы. Ничего такая, упитанная. Хозяйская. Неторопливо отправилась по своим делам, ни обратив внимания ни на Киру, ни на Вита. А они прошли к следующему дому.

Подъездная дверь распахнута. Скорее всего, специально. Иначе внутри ничего не увидишь. Темно, тесно, узко. Лестница деревянная. Кира никогда в жизни не попадались в подъездах деревянные лестницы. С площадки два коротких коридора в противоположные стороны, и по ним уже квартирные двери. Остановились возле одной.

Звонка не было, поэтому Вит постучал, ногой, хотя и аккуратно.

Через какое-то время щёлкнул замок, дверь начала открываться, и, не дожидаясь, когда она распахнётся во всю ширь, Вит заговорил:

– Это я. Опять. Но не один.

В проёме показалась девушка. Сначала продвинулась вперёд, но, услышав от Вита «не один» и заметив Киру, шагнула назад, развернулась боком, торопливо сдёрнула резинку с забранных в хвост волос. Они рассыпались, съехали на лицо, закрыв его почти до половины. Но Кира успела увидеть.

Наверное, ожог. Жуткий. Изувечивший левую щёку, покрывший её рубцами и фиолетово-багровыми пятнами, уродливо исказивший черты.

Потому Вит и требовал минимум слов и эмоций. Но и Кира не из тех, кто в подобной ситуации сразу принимается охать, ахать, ужасаться, жалеть и лезть с любопытными вопросами: «А как это случилось?»

Она приняла вид, самый незаинтересованный, нарочно рассматривала косяк, вроде как озадаченно искала намёки на существование дверного звонка. Но взгляд так и норовил переметнутся на девичье лицо, именно на ту часть – обожжённую, торопливо спрятанную от Киры.

Почему, почему так происходит? Чужая боль оказывается привлекательней чужого счастья. А уродство притягивает к себе сильнее, чем красота. Почему хочется рассмотреть внимательней и в деталях представить, как всё произошло, что испытывал человек? Во время и после. Погрузиться в чужое страдание, мысленно прикинуть на себя. Испытав удовлетворение именно от того, что только «мысленно» и только «прикинуть». Пережить, но понарошку. Неужели в этом есть какая-то сладость?

– Лина.

Чужое имя выдернуло из круговерти размышлений, вернуло в реальность. Вит представил хозяйку «надёжного места». Наверное, и Кирино имя назвал, только она прослушала.

– Проходи, – подтолкнул вперёд.

Кира сделала несколько шагов вглубь прихожей, остановилась, оглянулась. Куда дальше?