10 дней

– Хотел конфету? Прости, у меня только одна была.

Я отрицательно мотаю головой.

– Не пойму, что смешного, – говорю, стараясь сделать голос равнодушным, но получается обиженный.

– Да ничего, – отмахивается Санек, не замечая моего недовольства, – я немного увлекаюсь психологией, а недавно узнал, что Виктора отец бьет, а мать умерла, когда тот еще совсем маленьким был. Я подумал, что у него психотравма, и он так гнев свой вымещает на тебе.

– Интересно, – задумчиво тяну я, увлекшись внезапным поворотом беседы, забыв на время о фантазиях, – а что насчет Белого?

– Тоже есть кое-что, – Санек достает вторую конфету, потом смотрит на меня виновато, но я качаю головой, показывая, что не хочу, и он довольно запихивает ее в рот целиком. Не дожевав, продолжает, – У Белого вроде бы диагноз стоит…ну…умственная отсталость, легкая.

Я ширю глаза, а потом ржу как конь, Санек заходится следом, и мы останавливаемся ненадолго.

– Вообще, по нему заметно, – выдавливаю я сквозь смех.

– Мне их жаль, – говорит пухляш, вытирая выступившие от хохота слезы, – у них судьбы тяжелые.

– А у нас не тяжелые? – вспыхиваю, резко прекращая веселье. Хочу вывалить на него разом все события, что живут внутри и тянут, но вместо этого только повторяю, – у нас не тяжелые? Мне их не жаль. Я их ненавижу!

– Твоя правда, – Санек говорит уже тихо, и я тут же успокаиваюсь, – у каждого своя правда. О, – он тычет пальцем в сторону, – а вон девчонки.

Машка уперлась глазами в телефон, а Светка уставилась куда-то вдаль, и, кажется, смотрит сквозь нас.

Мы подходим ближе, и Санек приветственно машет рукой, выкрикивая их имена.

Пока мы идем, Машка воодушевленно рассказывает про каких-то певцов, я их не знаю. Она включает песню, но кроме мата в ней очень мало слов, и я стараюсь не вслушиваться, искоса поглядываю на Светку. Та смотрит вперед и будто намеренно скрывает лицо черными прядями. Она, как и вчера, подвела глаза, но я заметил, что губы накрасила ярко-малиновым. Вспоминаю, что, если девушка красит губы, значит, не собирается целоваться, и почему-то облегченно выдыхаю.

Вначале месяца в нашем маленьком парке, который находится почти в центре города, установили лабиринт из зеленого кустарника. Вход туда бесплатный – предвыборная кампания одного из кандидатов в губернаторы. На площади много людей, в основном, семьи с детьми, стоят шатры со сладостями и игрушками. Вдалеке замечаю тир и думаю, что хотел бы сходить пострелять. Перед лабиринтом охватывает волнение, смотрю на Санька, потом на Светку и Машку, они улыбаются и устремляют взгляды ко входу.

– Я придумала игру, – говорит Машка. Она держит Санька за руку, и я на сто процентов убеждаюсь, что они встречаются, – там после входа перекресток, предлагаю разделиться по парам и посоревноваться: кто приходит последним ко второму выходу, покупает всем сахарную вату. Что думаете? Свет?

Я медлю и не решаюсь согласиться, потому что, если проиграю, платить будет нечем. Собираюсь отказаться, как вдруг Светка берет меня за руку и говорит, что «мы согласны». Мы?

Она тянет меня внутрь, и только, когда поворачиваем направо, осознаю, что никак не могу проиграть, а еще, что теперь я с ней наедине. В лабиринте никого, мы идем в тишине, а она все еще сжимает мою руку.

– У тебя прыщ над губой, – произносит Светка, а мои уши начинают гореть от смущения. Неловко поправляю очки, сдвигая их вверх по переносице, но они тут же сползают обратно на середину носа.

– А у тебя помада, – выдаю в ответ и прикусываю внутреннюю сторону щеки, понимая к чему идет разговор.

– Ни то, ни другое ничему не мешает, – ее уголки губ тянутся вверх, хотя взгляд все еще устремлен вперед.

Предлагаю повернуть, примерно представляя, как должен быть устроен лабиринт. Сворачиваем несколько раз то влево, то вправо, и снова идем прямо.

– Я сто раз гуляла по этому лабиринту, знаю, как быстро найти выход, – Светка останавливается и встает напротив меня.

Сглатываю вязкую слюну, чувствую, как потеют ладони, отчего смущаюсь ещё сильнее.

– А еще я знаю одно укромное местечко, – она продолжает, чуть приподнимаясь на носочках и оказываясь наравне со мной, – идем, Андрюх?

Мое имя звучит полушепотом, но первое желание – убежать отсюда. Останавливаю себя и киваю, глупо думая, что она поведет к выходу. В голове проскакивают мысли об отсутствии денег, о нежелании целоваться со Светкой и о плавном почерке, вдавленном в листы голубого блокнота.

Через несколько поворотов оказываемся в тупике, и Светка тянет меня сквозь кусты в узкое пространство между двумя стенами лабиринта. Она поворачивается ко мне и проводит тыльной стороной ладони по синяку.

– Болит?

Не успеваю даже открыть рот для ответа, как она перебивает:

– Скажи «да».

Я неуверенно говорю «да», и она прикусывает нижнюю губу, не переставая улыбаться.

– Было плохо, когда они били тебя? – вновь спрашивает Светка и с силой прижимается ко мне.

Вскидываю брови и чувствую нарастающую тревогу внутри. Она повторяет вопрос и целует меня в щёку около губ, еле касаясь. Только сейчас замечаю, что вцепился в ее плечи и сам подаюсь вперед.

– Плохо? Да, наверное, – слышу свой хрипловатый шепот. В животе нарастает тревога, и я начинаю ощущать биение своего сердца.

Светка чуть жмурится и целует меня в губы, а параллельно проводит кончиками пальцев от шеи по груди вниз. Неумело отвечаю, двигая губами невпопад и стараюсь пускать как можно меньше слюней. Медленно изнутри к горлу подкатывает тошнота, и я чуть отстраняюсь. На секунду кажется, что передо мной губы Незнакомки, но видение пропадает, и тошнота усиливается, когда взгляд цепляется за черные пряди волос Светки.

Внезапно чувствую что-то холодное на предплечье, опускаю взгляд и вижу серое лезвие.

– Только не бойся, это просто игра, – торопливо говорит Светка, когда я испуганно отшатываюсь назад. Глухие удары сердца отдаются в животе, конечности холодеют, а дыхание резко учащается.

– Ты нормальная вообще? – таращусь на небольшой ножичек у нее в руках и делаю ещё один осторожный шаг назад.

– Погоди, я не сумасшедшая, просто доверься, это приятно, – Светка улыбается, говорит мягко и вкрадчиво, подходит ближе, но я выставляю руки вперед.

– Слушай, давай не будем ничего делать, – слышу, как голос дрожит и прерывается хрипом, когда сглатываю слюну.

Она тянет ко мне руку и, прежде чем я успеваю опомниться, крепко цепляет запястье. Я дергаюсь, но она уже стоит совсем близко и, улыбаясь, вновь проводит лезвием по предплечью.

– Я не причиню тебе боли, – ее шепот поднимает волну паники, – и тем более не убью тебя, не бойся.

Дышу прерывисто и понимаю, что нужно бежать, но боюсь делать резкие движения. Светка надавливает лезвие, и острая боль распространяется по руке. Бросаю взгляд вниз и вижу, что с пальцев капает кровь, а она ведет лезвие немного вверх, увеличивая порез.

– Тебе больно?

Я киваю, а она возмущенно кривит губы и сводит брови к переносице. Потом поднимает мою руку и начинает слизывать струйки крови, параллельно мягко целуя кожу вокруг раны. Пользуюсь ее увлеченностью и бросаюсь резко в сторону, пока она в смятении, пробираюсь через кусты и несусь по лабиринту, поворачивая в хаотичном порядке, надеясь, что случайно найду выход. По дороге чуть не сбиваю пару: мужчина с бородой держит под руку низкую стройную женщину в нелепой шапочке. Она кидает мне вслед визгливое оскорбление, но я не останавливаюсь.

Слышу вдалеке крик Светки. Она жалобно зовет меня по имени, но паника разрывает мои легкие, дышу прерывисто и глубоко, мало что вижу из-за запотевших очков.

Возникает очередной проход, сворачиваю и оказываюсь на противоположной стороне лабиринта.

– Андрюха! С тебя вата! – кричит Машка, но я лишь озверело расширяю глаза, чуть замедляюсь и несколько раз открываю и закрываю рот.

Вспоминаю про Светку и ее маленький ножичек, снова срываюсь с места и бегу в сторону дома.

Сзади, уже вдалеке, раздается приглушенный голос Санька, но я не останавливаюсь, стаскиваю очки и пытаюсь протереть стекла краем куртки, надеваю, видно все равно плохо, но решаю добраться так. Ветер треплет волосы, во рту пересохло, а грудь болит от глубоких вдохов.