Четыре угла

– И всё? Это всё, что вы можете сказать? Нет, я не ждал советов, но… но…

– Молодой человек. Уж поверьте, ваша проблема не в том, что она есть, а в том, что найти способ ее решения куда сложнее, чем может подумать нормальный человек. Загвоздка в том, являетесь ли вы нормальным? Нет, я не говорю вам идти к психиатру, это незачем. Вы не больны. Но могу точно вам сказать, что вы уже давно не нормальный. То, что с вами происходит – явно происки чего-то более высокого, чем материальный человек с его плоским мышлением. С вами происходит нечто темное. Нечто, что невозможно победить, будучи нормальным.

– Вы так думаете?

– Да. А кто же еще так думает? Мы тут с вами вдвоем на всё помещение. Знаете ли вы, чем я занимался до вот этого всего? – И мужчина показал широко распахнув руками на помещение и потенциально на всё здание. – Пред вами ученый. Ученый правительственного масштаба. Правда, правительства местного, одного крупного города.

– Как же ученый таких масштабов мог оказаться в тюрьме такого низкого масштаба, как эта?

– История, мой новый друг, очень длинная. Устроимся поудобнее. – И, сев на пол и уперевшись спинами о стену вместе с юным психиатром, усатый незнакомец продолжил. – Однажды, когда было принято решение о разработке канала, идущего от центра города к его окраинам, меня, к моему несчастью, наняли для изучения местной земли. Необходимо было изучить подземные воды, плотность грунта, вид. И всё прочее. Я не мог и догадаться, что эта раскопка станет для меня последней. В один день рабочие наткнулись на странные каменные плиты, полностью исписанные надписями на неизвестном на тот момент языке. Мной было принято решение: до изучения надписей никаких работ не производить. Я пригласил лучших филологов города. Да чего уж там! Лучших филологов страны. И совместными усилиями, мы смогли понять не только то, что послание было написано на древнем северном языке, но и что содержало в себе это послание. Находясь в страхе, я поспешил на стройку и… Увидел, как каменные плиты сдвигаются рабочими. В тот момент они выпустили проклятие. То проклятие, о котором предупреждали так испугавшие меня надписи на плитах. Проклятие злого человека, владевшего черной магией. В момент своей казни, тот наложил проклятие на свое тело. Он пообещал, что дух его не найдет покоя, но найдя выход из могилы, начнет мстить. В страхе, что проклятие сбудется, тело колдуна было захоронено с телами трех девушек, принявших обряд приношения. Каменные плиты должны были навеки спрятать проклятие. Но оно нашло выход. А строителям не пришло ничего лучшего на ум, как выбросить кости скелетов четырех людей, словно строительный мусор, а плиты установить в канал. Я же со своим стремлением предупредить массы о происшедшем был сослан правительством сюда за «мистификацию».

– А проклятие сбылось?

– О да, мой новый друг. В городе прошла волна случаев самоубийств. Более двадцати человек решило покончить с собой в одном и том же месте. Причины – неизвестны. Для блюстителей порядка неизвестны, а мне всё ясно.

Тишины настигла собеседников. Герману нужно было время осознать выслушанное, а седому бородачу с добрыми и умными глазами нужно было время, чтобы снова разумом и телом оказаться в тюрьме.

– И что ж с этим делать? – смотря в пол, проговорил Риц.

– Верить в то, что еще не всё потеряно. И даже если ты не видишь ответа или выхода, просто помнить, что он обязательно найдется.

– Даже если этот выход смерть? – Пусто проговорил молодой человек.

– Возможно. Но смерть, знаешь, напоминает больше не ответ или выход, а отсутствие всего. Ваакум. Ведь когда ты умер – тебя больше нет, тебя никогда не было и больше никогда не будет. Ты не видишь свет, не видишь лучшие моменты из своей жизни, ты ничего больше не видишь. Тебя больше нет.

– А что же остается делать? Нельзя же просто ждать…

– Остается вера. Не обязательно в Бога. Нет. Достаточно верить в себя, верить в то, что дает тебе силу. Можно верить даже в духа воды, ветра или духа поэзии. Не важно! Остается спасающая вера.

Разговор был прерван минутой позже охранником, спешившим загнать всех заключенных по своим камерам.

Позже, именно вера в себя, нахождение в себе сил на разумность и мышление, привели Германа Рица к концу его страданий.

Конечно, наступила ночь. Ночь, хочется заметить, стала для нашего героя еще большим кошмаром, чем раньше. Риц встал со своей койки и прямо направился на Крысу, он схватил его за волосы и прямо в глаза сказал:

– Ты больше не посмеешь ко мне подойти. Я не сумасшедший и не позволю тебе меня сводить с ума. – И Риц достал из-за спины флакончик. Небольшой такой. Но с кислотой. – Я достал ее в кабинете у местного врача. Это сильная кислота. И если мне что-то не понравится, я оторву тебе голову и оболью ее этой жидкостью!

Не успел Крыса ответить, как вдруг над головой Германа пролетело что-то напоминающее собаку, и он взглянул вниз. А под ногами у него оказался пол камеры, полностью разобранный по камешку.

Подняв голову, Риц не обнаружил рядом с собой стоящего Крысу. Всё перед глазами слилось, и он видел лишь темное помещение.

– Герман… – прозвучал знакомый хриплый голос, как будто труп выбрался из болота и пытается отрыгнуть всю гниль своего тела.

Герман повернулся туда, откуда шёл звук, в надежде ничего там не увидеть, но увидел ЕЁ. Ту самую омерзительную девушку, что была в его кошмарном сне. Сне! Не уж то это всё всего лишь страшный затянувшийся сон?

– Ты смог…

И внезапно ОНА стала совсем не собой. Она приняла облик Крысы. Он стоял, скрючившись, и тряс своей головой. Взмахнув головой сильнее, вдруг Крыса превратился, представьте себе, в судью, что приговорил Германа к пожизненному сроку. Судья прямо сейчас ударил молотком и стал Луи Мюзхом. Посмотрев из под лба на Германа, Луи навсегда исчез. Он растворился в воздухе, чтобы тут появилась секретарша Рица. В руках она держала препараты, что вывели пациентов больницы из себя после передозировки этими таблетками, и флакон со спиртом. Тем самым спиртом, что был разлит умышленно. Герман хотел что-то сказать ей, но не успел. Перед ним вновь явилась ОНА – та, что напугала его самой первой, некогда приняв облик сороконожного монстра. ОНА стояла и молча смотрела на Рица. И вдруг ее левая рука отодвинулась плавно куда-то в бок. Она указывала на что-то. Риц сопроводил взглядом этот жест и на кончике ее пальца увидел где-то вдалеке белый туннель. А дальше вспышка.

И Герман проснулся. Открыв глаза, молодой человек увидел знакомый потолок его дома. Мягкая подушка под головой и запах чистого белья смерили дико бьющееся сердце. Риц ощутил спокойствие.

«Это был всего лишь сон! Страшный сон!».

Радость, восторг обуяли Германа, но лишь на миг.

«А если я всё еще сплю? Может, это снова обман и это сон?». Не размышляя, Герман укусил себя за руку, пытаясь ощутить боль не притворную, а реальную.

«Ой!» – подумал Риц. «Достаточно больно. Это не сон!». И Улыбка на лице молодого человека засеяла ярче тысячи звезд, в то время, пока синяк формы укуса на руке проявлялся всё четче и четче.

Казалось, всё кончено. Страх остался позади, замурованный в кошмарном сне. Но запомните, страх поджидает нас повсюду.

Страх везде. И не всегда, подобно сну, он может раствориться, оставив шрам в памяти. Страх коварен. Он бьет по самому больному, находя самые уязвимые места. Страх многолик, он может быть чем угодно или кем угодно. И если ты слаб, тебе не смогут помочь. Ни один специалист, врач, друг. Ни одна другая душа. Только ты можешь спасти себя. Нужно только бороться и верить. Нужно быть сильным, иначе в одно мгновение страх заберет тебя.

«Как был всё-таки прав тот уважаемый мною до глубины души психически больной пациент. Действительно, в борьбе против страха приходится переживать несколько стадий. Итак, первая стадия – борьба. Ты борешься против страха, находишь в себе силы сопротивляться ему. Вторая стадия – торг. Или, иначе говоря, попытка понять свой страх. Обычно эта стадия не приносит ожидаемого результата. И тогда наступает третья стадия – истерия. Начинается процесс схождения с ума. Галлюцинации, мания преследования, регулярное причинение боли себе же… Это переломный момент. Если на третьей стадии человек находит в себе силы бороться, то он переходит на четвертую стадию. Если же нет – то умирает. Умирает или от «рук» страха, или от препаратов в психиатрической больнице, куда его сбагривают родные и близкие. Но, допустим, вы справились. Нашли силы через веру, науку или что-то иное. Вы переходите на последнюю стадию, на четвертую – борьба. Теперь эта стадия вечна. Она будет сопровождать вас всю вашу жизнь. Сначала борьба будет активная, бурная, чтобы придать уверенности вам. Потом она станет менее заметной. Но каждый раз, когда вы будете встречаться со страхом, что некогда ушел, почувствовав поражение, а сейчас вернулся, вы будете на четвертой стадии – вы будете бороться. И желания «понять» страх уже не возникнет никогда. Все ваши силы против страха будут брошены на атаку. Так, начало страха есть, а конца его нет. И даже пройдя все четыре стадии, не получаешь необходимого для полноценной уверенной жизни облегчения…»

Глава 9. Поступь к одиночеству

Всё помещение, состоящее из двух этажей, было наполнено людьми не последней масти этого города. Громкая музыка заставляла кружить в танце женщин, а алкоголь кружить головы. Это не был бал, не был день рождения мэра или другого высокопоставленного человека, нет. Это была научная конференция, сопровождаемая банкетами и веселыми вечерами. Именно на этой конференции был назначен главным участником и оратором Савелий Оснач. Коего, еще недавно, наш милый Герман Риц пытался развидеть в своем кошмаре.

– Савелий Оснач! Савелий Оснач! – раздавались крики запыхавшегося человека. – Савелий! Оснач! – не прекращал тот.

Этим уставшим и взъерошенным человеком, со шляпой на голове и с плащом в руках был Герман. Он, позабыв про все правила приличия, этикета и дорожные правила примчался на конференцию в надежде найти здесь Савелия Оснача. Как, собственно, было не трудно догадаться по его громким выкрикам.

На Германа Рица местная толпа ученых и журналистов устремила свои взгляды. Он был белой взъерошенной вороной на этом празднике. Люди отходили от него, люди сторонились его. Все были напуганы его видом и выражением лица. Напряженные вены на лбу Германа были раздуты, волосы не приложены, глаза красны, а под ними сияли синие от бессонницы синяки. Раскрыв рот и не закрывая его, человек напоминал безумца.

И никто не мог и догадаться, взглянув на этого молодого человека, что еще пару минут назад, до того как он сел в свою разваливающуюся машину и примчал на ней сюда, он поставил жирную точку в своем дневнике, где всю ночь изливал душу молчаливым листам. В голове бедного Рица, человека с синяками под глазами, достигающими самих щек, были ураган мыслей и кладезь знаний, а в сердце ноющая боль.

– Савелий Оснач!

Герман посмотрел направо, потом налево, покружился, чуть ни свалился с ног, но устоял. Раскрыл глаза, чуть шатаясь, и встал. Он устал испытывать страх, преследовавший его с последнего возвращения в мир людей. Смертельно устал.

Риц посмотрел наверх, в поиске сил и увидел необъятных размеров шикарную люстру, сияющую сотнями огней. Она свисала с высокого потолка и, казалось, надвигалась своей пышностью на весь тусклый мир. Оторвав взгляд от люстры, Герман всмотрелся в толпу. Толпа, казалось, пыталась напротив, не видеть Рица.

– Савелий Оснач!

И вдруг люди зашевелились. Откуда-то издалека из под балконов стал доноситься шелест. Толпа начала сдвигаться и в ней появилась знакомая Герману голова.

– Герман! Герман, отзовитесь! – раздался голос обеспокоенного Савелия Оснача.

– Савелий Оснач! Дорогой! Уважаемый, Савелий Оснач! Я тут!

Чрез минуту после этой фразы, люди разошлись, подобно морю перед рострой корабля.

– Савелий Оснач, у меня к Вам важный и безотлагательный разговор.

– Герман, мой мальчик. Что с Вами? – Савелий был шокирован видом своего молодого специалиста. Он никогда не видел Германа в подобном виде или в виде хоть немного напоминающем этот.

– Это совершенно не важно. Савелий Оснач, я прошу Вас меня выслушать.