Четыре угла

Снаружи загремел замок, и лучи тусклого и печального света ворвались в тьмой осажденное пространство автомобиля. Герман был немного ослеплен, но быстро пришел в себя, когда его нежное лицо соприкоснулось с разрывающим своим холодом кожу снегом.

Тюрьма. Здание, я вам скажу, совсем неприглядное. Это старинное, пошарпанное здание с деревянными окнами и железными решетками. Имело оно неправильную форму, как-то забавно возвышалось по середине и достаточно типично спадало к краям. Каждое боковое крыло состояла из трех этажей, а центральный корпус из шести. На самой крыше установлен источник дополнительного освещения. А где-то на заднем дворе лаяли собаки.

За спиной Германа Рица осталась свобода и забор с колючей проволокой, не очень-то и скромно намекающий о вечной боли.

Германа толкнули, и он пошел. Уверенно, с поднятой головой. Нет смысла сейчас испытывать страх. Ведь, что произошло и что решено – не изменить. В этом случае точно.

Войдя в здание, Риц не был охвачен взглядами заключенных или охраны. В зале, куда он вступил, никого не было. Совсем никого, кроме, если только, одной женщины в форме, стоящей за стойкой и прямо по центру.

– Кто в этот раз? – громко задала вопрос эта дама.

– Поджигатель-убийца. Имя – Герман Риц. Вам должны были доложить

– Ах вот значит как в наше время выглядит псих-убийца. Н-да… Мельчает нынче криминалитет. – И исказив свой рот улыбкой, явно насмешливой и совсем не радушной, она указала на левую дверь за своей спиной.

Германа тут же толкнули и повели в назначенную дверь.

За дверью его ждали камеры. Множество камер, установленных в коридоре по всем стенам. В них, то там, то тут сидели люди. И сидели – в двух смыслах. Они презрительно, из подо лбов оглядели новенького, не издав ни звука. Все их мысли не должны были коснуться ушей охраны.

Но Рица вели дальше. Они с охранником прошли весь коридор, но так и не выделили новенькому комнату. Закончились камеры, и показалась дверь. Ее открыл один из охранников, легким ударом ноги. И судя по черной размазанной грязи на ней, он не первый, кто проделывает данный трюк.

За дверью показался стул с завязками на подлокотниках. Герман начал ощущать легкое дуновение холодных неприятностей. Новенького усадили на стул, ему завязали руки и приказали молчать. Охранники ушли, и на их место, через минут пятнадцать мучительного томления Рица, появилась какая-то совсем незнакомая особа женского пола в медицинском халате. Своими сильными рука, полностью отработанными липидами, она раскрыла рот заключенного, осмотрела его голову, его руки и ноги. После чего спокойно удалилась.

Прошло еще минут двадцать, и в комнату, полностью обделанной белой старой плиткой, зашел мужчина в халате. В руках он держал нож.

Герман испугался. Что за незнакомец, да еще и с ножом?

Не успев закричать от страха, Герман почувствовал, как холодное лезвие ножа незнакомца разрезает всю его одежду. Оставшись совершенно голым, привязанным к стулу, Герман продолжал ждать дальнейших действий. Мужчина в халате положил нож и взял в руку специально подготовленное лезвие, мыло и мокрое полотенце. Через пару минут и несколько десятков легких движений, Герман Риц остался без волос. Совершенно. Ни одна часть его тела больше не знала, что такое защищенность.

Казалось, хуже не будет. Но будет… Германа Рица окатили холодной водой, прямо из таза. Было ощущение, что это даже не вода, а растопленный снег. Мокрому Рицу дали одежду и голым его отправили в камеру, что должна была стать для него домом на всю оставшуюся, возможно не долгую, жизнь.

«И разве это камера?» – подумал Герман Риц, осмотрев практически полностью лишенное света помещение квадратной формы. Сырость, темнота, холод. Везде были отпечатки прежних жильцов. Из всей мебели в камере было две койки, подвешенные на железных цепях, железная раковина с краном и дырка в полу, для понятных нам с вами вещей.

Руки Рица потянулись к лицу, дабы закрыть искривленные его черты, омытые слезами. Его одолевало мерзкое чувство беспомощности, слабости и безвыходности. Вдруг страшное чучело вылезло из темноты и холода дальнего угла. Охрипшим голосом утопленника попыталось оно заговорить, но выдало лишь жалкие звуки: – Агрххх. Агркххх.

Риц, услышав эти стоны рожающего слона, выглянул из-за ладоней своих. Перед ним стоял человек, искривлённый телом и заросший грязными коричневыми волосами. Его лицо было покрыто еще не совсем длинной бородой и присохшей парашей. А голова этого человека дёргалась непроизвольно, как будто пыталась сбросить всё лишнее с себя.

Тело незнакомца было почти нагое. Лишь серая тряпка, некогда служившей рубахой, была повязана на поясе и скрывала все совсем уже не интересные места.

– Кто вы?! – почти на срыве, но не на амфетамине, закричал Риц. Бедный молодой человек был на грани. – Не смейте ко мне приближаться! Я еще не успел пасть на моральное дно. Не нужно пытаться надругаться надо мной!

– Ха. – Тошнотворная мерзкая озвучка. Кто догадался найти труп и дать ему слово? Иначе невозможно объяснить этот голос. – Не уж то ты думаешь, что я хотел тебя тронуть? Накой мне ты сдался? Что?! Боишься?

Герман прижался к стене еще сильнее. Сердце его сначала остановилось, а потом резко принялось биться всё быстрее и быстрее, тяжелыми ударами пульса ударяя по голове.

– Бойся! Все правильно. Ведь только страх в этом месте поможет тебе смериться с неизбежным.

– С чем же? – сухо спросил Риц.

Но незнакомец не ответил. Лишь перекосил свой рот в нечто похожее на жалкую усмешку.

– Отвечать, я так понял, здесь не принято. Только и можно, что запугивать…. Кто ты?

– А с какого дьявольского котла, я должен тебе отвечать? А?! Щенок. Я… я твой любимый сосед по койке, ДОРОГУША.

Незнакомец вернулся в свой угол и сел на пол. Он раздвинул ноги начал царапать чем-то острым напольные камни. Всё время его рот двигался, голова дергалась, а волосы разлетались в разные стороны. Герману Рицу стало интересно, что этот человек может «писать» или «изображать» таким образом.

Интерес обуял Рица, и он смог на миг забыться.

– Что ты делаешь? – спросил Риц.

Незнакомец резко взглянул на Германа обезумевшими голодными глазами.

– Ты! Ты… – и он задумался. Этот почти голый, грязный тип всё еще мог думать. Поразительно. – Я пытаюсь сломать пол и сбежать. Но… – тут он замолчал и переглянулся, пытаясь увидеть кого-то по сторонам. Но лучше, конечно, не увидеть. – Это секрет. И если ты о нем расскажешь хоть кому-нибудь, я отрежу тебе язык этим камнем. – И он вытянул вперед руку, в которой был заостренный каменный обломок.

– Я не расскажу. – «Мне и не кому». – И как твои успехи?

– Взгляни сам!

Риц встал с пола и подошел в угол к незнакомцу. Под его ногами оказалось два серьезно расшатанных камня, один полностью изъятый и куча других, лежавших неприступной основой.

– Понятно. – И Риц отошел. Он сел на свою койку и продолжал смотреть. В нем играл настоящий интерес. Интерес как для психиатра, так и для заключенного, желающего сбежать из этого места. – Я, кстати, Герман. Теперь мы хоть что-то знаем друг о друге.

– Герман? Герман… – и нагой прищурился. – Это имя не подходит для тюрьмы. Заведи новое. Только «крыса» уже занято.

– Тобой?

– Да.

«Замечательно. Живу теперь с крысой».

– И кто тебя так обозвал? – заинтересовался Герман.

– Я сам. Мне другие не нужны, чтобы знать, кто я. – Крыса не отвлекся от своего дела, когда отвечал без охоты Герману.

Вот только Герман заметил на теле Крысы татуировку, с изображением животного, в честь которого был назван.

– А ты тут давно? – Риц предполагал, каков может быть ответ. Этому человеку точно дали не два месяца за «украденную» девственность дочери прокурора….

– Три камня уже. Три. – и Крыса почесал свою бороду. – Но ничего. Скоро выйду.

– А тебе не страшно, что тебя поймают?

Крысе не понравилась эта мысль. Он тут же вскочил и направил свое «оружие» на Германа: – Ты что-то знаешь?! Отвечай! Отвечай…

– Нет! нет, нет! Я просто спросил! Опусти эту штуку! – закричал Герман, подняв руки.

– Страшно? Страх всегда и везде. Тем более здесь. Но по сути от страха нет ничего, что могло бы жить без человека. Нет человека – нет страха. Искусственно выработанная параша нашего сознания, вот что это. А ты?! Ты думаешь, что боишься тюрьмы. Но нет! Ты боишься, что тебя убьют в тюрьме. Или, боишься темноты? Испытываешь жуткий страх при виде темного коридора? Но нет! Ты боишься не темноты, а той кошмарной твари, что схватит тебя, пользуясь темнотой, и убьет тебя. В конечном счете, всё подводит к тому, что мы боимся смерти. И страх – это не страх чего-то, это страх смерти. Всегда. Ты вот боишься смерти… И правильно делаешь.