Четыре угла

Риц подошел к комнате того больного, о котором выше шла речь, и он увидел, как пациент спокойно сидит и пытается уловить взглядом что-то в темном окне.

Герман завел с ним разговор.

– Вы в порядке? Вас ничего не беспокоит?

Пациент перестал смотреть на неизвестность в окне и перевел взгляд на врача. И ответил.

– Да. Все в порядке. Знаете, когда наступает ночь, приходит особое чувство, слагающееся из спокойствия и настороженности. – Прошла секунда молчания. Томная и медленная. Как будто кто-то схватил время и не пускал его идти дальше. Тишину прервал больной странным и загадочным вопросом. – Знаете, что самое страшное в страхе?

В эту минут Герман понял, что происходит нечто необычное. Опять ночь. Опять больной, будучи в здравом уме, разговаривает с ним.

Риц ответил на вопрос отрицательно.

И тогда мужчина продолжил свою мысль.

– Самое страшное – это бессилие. Когда ты не можешь ничего поделать со своим страхом, когда ты не знаешь, что будет завтра и как «оно» поведет себя снова. И ты начинаешь сходить с ума. Медленно, но верно. Потом наступает истерика. Каждый звук, шорох напоминает тебе твое имя. Как будто бы кто-то там, за твоей спиной или в дальнем углу комнаты позвал тебя. Причем, таким мерзким голосом, что хочется просто повеситься. Интересно, задушить самого себя голыми руками легко? – И больной посмотрел на свои руки. – Кажется, нет. А что происходит дальше? После истерики? Тут все зависит от человека. Если тебе хватает силы и веры, то ты можешь выбраться. Но «выбраться» – это громко сказано. Ведь твоя жизнь не будет больше тихой и спокойной, она будет наполнена еще одним кошмаром. Кошмаром прошлого страха с ожиданием его возвращения. И страх же ведь вернется. Рано или поздно. Хотя есть и второй вариант. Ты не справился, и ни одна вера тебе не помогла. Может, ты атеист, а может ты просто упрямый человек. Не знаю. Тут ты пытаешься обратиться к другу, к семье, к психологу, психиатру. И в итоге тебя сдают в такое место как это. Кидают в клетку, начинают пичкать таблетками, а тебе становится только хуже, потому что то, что ты боишься – не реагирует на эти таблетки, не реагирует на все эти препараты, что текут у тебя в венах! То, что ты боишься, оно где-то, где-то там. Либо в аду, либо в тебе. И тут неизвестно, что хуже.

Больной замолчал. По его щекам потекли две слезы.

Риц не знал, что ответить. Он только пошевеливал нижней челюстью и иногда прикусывал нижнюю губу.

Герман задумался. Он начал подозревать, что его ждет впереди.

Больной поднялся со своего места и спокойно подошел к решетке. Он ясными и выразительными глазами посмотрел своему врачу в глаза.

– Вам когда-нибудь было действительно страшно? Так сильно, что у вас все дрожало, в руках оставался отпечаток нагрудного креста, а на ваших руках оставлялись посиневшие следы ваших же зуб? Вы кусали себя, в надежде ощутить боль и понять, что вы уже не в кошмарном сне? Чтобы понять, что вы в реальности или же все еще там, где ваш страх поджидает вас за ближайшим же углом?

После этих вопросов, пациент отошел от решетки и сел на прежнее место. Он приподнял голову, закрыл глаза, предварительно посмотрев на белый потолок.

Герман, не желая отвечать, повернул голову в сторону той стены, где должна была быть дверь. И дверь уже ожидала. И ее ручка, впервые, сама собой повернулась. Раздался маленький стук. Это либо ручка, либо дверь ударилась об пол, либо кто-то за этой дверью ждет.

Глава 2. Страх

«Открой свои глаза, ведущие в пустоту,

Чтобы в них могли

Утонуть корабли»

Что есть страх? Что заставляет нас ощущать ускоренное биение сердца и дрожь в теле? Что приводит к холодному поту на руках? Голос, взгляд, быть может, движения…. Улыбка!

Вспомни образ, что нагонял на тебя страх и мерзкое чувство отвращения одновременно, а теперь, представать, что оно стоит рядом.

Страшно. Больно…

Само собой выходит так, что глаза ищут спасательный круг. Но как до него дотянутся, когда его нет?

Сам себя утопающий спасает раз, второй раз его спасают воспоминания о первом.

Ряд слов, не мысленно, как возможно уловить здесь смысл…Не понять, как сложить это в рассказ. Не понять: «почему я? Везде она – неизвестность. А не она ли и есть источник страха?»

Когда Герман смотрел на ручку двери, и холодная дрожь пронизывала его сердце, он не знал, что его ждет за дверью.

Тем временем, дверь не ждала решимости, она была подчинена другой властью, темной и могущественной. Дверь стала входом ловушки, что создана потусторонней силой. Герман коснулся кончиком пальца ручки. И чья-то рука схватила его. Темная сине-зеленая рука с гниющими ногтями схватила руку Германа Рица и втащила всего его в эту страшную комнату.

Риц очутился во тьме. Вдруг яркий свет, осветивший на руке мокрый отпечаток, показал комнату и ее главный секрет. Герман поднял свой взгляд с руки на что-то, что давало о себе знать пока лишь только своим присутствием. Это была ОНА. Девушка когда-то, монстр сегодня, она стояла, наклонив свою голову вправо. Ужасной улыбкой, больше напоминающей оскал, исказился ее рот, из которого вытекала черная тянущаяся масса. Сине-зеленое её тело, покрытое чем-то на вид липким и мерзким, подобно гною, вызывало отвращение.

– Герман… – протянула она, смакую каждую букву своим мерзким ртом. Этот голос.. ох этот голос. Как будто сам ужас совокупился со смертью и породил на свет гнилую плесень.

Риц отшатнулся назад, но выхода уже не было. Теперь было просто темное подвальное помещение, в котором где-то вдали раздавался шум разбивающихся об водную гладь капель и виднелся блеклый света.

– Кто ты? – протянул Герман, в ожидании ответа, испытывая страх.

Но она не ответила. Нет. Она же выше этого. Кто он такой, чтобы знать, кто она и для чего явилась? Ее дело не вести переговоры, ее дело сводить с ума! Смотреть на то, как ты сходишь с ума. Восхищаться твоей жалкой сущностью.

В ответ лишь, ее тело начало деформироваться. Голова стала подниматься все выше, а тело приобретать какие-то нечеловеческие формы, больше напоминающие насекомое. Герман моргнул. Или ему так только показалось, и вот он уже стоит в подвале полном воды, а перед ним огромный монстр.

На лице существа, созданным самим адом, не было ничего от человека. Черные стеклянные глаза, широкий рот с двумя парами огромных зубов, торчащих с каждой стороны по двое, и широкий лоб. По спине шла полоса щетинок, а все лапы, идущие с боков, были покрыты мелкими лезвиями. На хвосте, что изгибался аж до самого потолка, в самом конце была игла.

Завязалась схватка, которую человек расценивал как смертельную. Было сомнение, что можно выбраться живим из подвала, залитым водой и при этом с монстром в подарок. Кто когда-либо сталкивался с подобной ситуацией? Нет ли случайно пособия: «Борьба с сороконожным монстром в затопленном подвале для чайников»?

Монстр захватил Германа Рица и пытался хвостом отсечь голову врага. В это время безнадежно испуганный человек пытался припрятать свою голову и разорвать голыми руками конечности монстра, что оставляли на руках человека глубокие тонкие раны. В конце концов, все руки Германа были излиты кровью. Силы были неравны. Человек начал слабеть, а монстр только разогревался.

Герман остановился. Он поднял голову, и закричал:

– Давай покончим с этим! Нет смысла терпеть унижений и дальше, когда можно принять смерть с высокоподнятой головой! Давай, режь!

Сороконожка обвила Германа своим телом.

– Давай! Бей! Бей в самое сердце! Я больше не желаю терпеть этого унижения!

И, упаенная восторгом, ОНА ударила Германа в самое сердце. Огромная игла на конце хвоста проткнула грудь Рица насквозь.

Глава 3

Воцарил свет, теплый свет камина, знакомый вид окна. Вокруг знакомая обстановка, знакомый запах и знакомое всё. Дом. Но что-то было не то. Не было того самого тепла от дома, чувства домашнего уюта. Не было расслабления, прогоняющего напряжение. Дом стал не домом. Дом был чужим.

Вот на часах показалась стрелка, что указывала на цифру 8. Утро. Пора спешить на работу. Герман вскочил с постели, и, не посмотрев на то, что уже был одет, побежал исполнять свой долг врача. Необычайно светлое утро прекраснее, чем это Герман не мог припомнить. Еще больше он не мог припомнить то, как оказался дома, ведь еще, казалось, секунду назад он вошел в подозрительную и пугающую комнату.

Сев в автомобиль, Герман отправился в больницу, в которой всё оказалось по старому. Старая плитка, всё та же Маргерет, и всё тот же Оснач.

Савелий подошел к Герману с вытянутой вперед правой рукой.

– Здравствуй, Герман! Прекрасный день для вас. Возможно, знаменательный.

– Доброе утро, Савелий Оснач. Вы всё-таки вернулись с конференции! Чем же вы спешите меня обрадовать?

– С конференции? А! Так Вам уже, небось, доложили, по какому поводу я отсутствовал и по какому поводу спешу к вам. И, хочу заметить, это не просто радость – это праздник! Пришла установка, в соответствии с которой теперь Вы – главный врач в нашей психиатрической больнице.